Звонки. Часть четвертая

Алхимик довольно сощурился, глядя, как отражается в волнах реки заходящее солнце. Полоска бордового заката окрашивала воду в багряный цвет. Как будто кровавое пятно расплывалось у берега реки, привлекая к себе внимание путника. Алхимик воспринял это как знак. Он удовлетворенно кивнул, чувствуя, как по телу проходит восхищенный трепет. Все складывалось именно так, как он планировал, так, как он мечтал и страстно желал. Сердце его билось учащенно, как будто предчувствовало предстоящий миг, когда ему уже не придется ощущать столь острую эйфорию. Алхимик в который раз удивился красоте окружающего его мира. Он закрыл ладонями уши, задержал дыхание, отключил телесные ощущения и на некоторое время превратился в собственные глаза — удивительные, на редкость синие и холодные. В его глазах отражалось пылающее небо. Он вглядывался в каждую малейшую деталь, составляющую мир, в котором он жил, замечал самую невзрачную его частицу и искренне восхищался ей. После чего мужчина закрыл глаза и некоторое время слушал наполняющие вечерний воздух звуки — шуршание листвы, пение птиц, плеск быстротечной реки, которая своим тонким тельцем обвивала подножие скалы... Полной грудью вдохнул неописуемый, насыщенный, влажный ветер, состоящий из запахов травы и свежести и прочувствовал его прикосновения к лицу, шее и рукам. Он ощутил то самое блаженство, которое все время чувствовал, растворяясь в окружающее его красоте. Он умел становиться частью всех стихий, существующих в мире человека и уходить далеко за его пределы, чтобы полностью раствориться во всем том, что не имеет ни границ, ни формы, ни названия. А потом быстро собраться и рухнуть ногами на твердь земли. Сейчас у него не было времени на простое человеческое удовольствие — просто принять многочисленные дары жизни, которые она преподносит нам каждый миг — воздух, запахи, солнечное тепло... Те самые удивительные подарки, которые никто и никогда не замечает и не принимает всерьез. Алхимик уже давно перестал морщиться при мысли о человеческой ограниченности и слепоте. Он научился думать в первую очередь о себе. А после — уже и вовсе только о себе.

Солнце полностью растаяло, смешалось с редкими дымчатыми облаками, истекающими нежным розовым солнечным отблеском, которое оно теряло, ободрав о клочья небесного тумана свои нежные бока. Солнце почти провалилось за горизонт. Время пришло...

Алхимик вытащил из-за пояса длинный меч с тонким лезвием и искусно выполненной рукоятью. Он с удовольствием сжал узкие пальцы на теплом металле и чувственно зажмурился. После чего широко раскрыл глаза и с резким шумным выдохом вонзил меч в землю перед собой. Под небольшим слоем земли был камень, однако и он не устоял перед тщательно выточенным металлом. Обладатель его представил, как пошли тонкие трещины по поверхности скалы.

— Я сожалею, что мне пришлось причинить тебе боль, Мать Земля. — Произнес он тихо. Взгляд его уперся в стволы деревьев и растворился в глубине леса. — Но это была еще одна необходимая жертва, которую я приношу ради величия абсолютного знания!

Алхимик шумно дышал, ему с трудом удавалось справиться с волнением. Во рту и в горле его пересохло. Он облизнул сухие губы и прикрыл глаза. После чего, когда он снова распахнул их, то в потемневшей синеве уже не оставалось ни капли тревоги. Взгляд его был спокоен, холоден и тверд, а зрачки сужены, как у змеи перед броском на зазевавшуюся сонную жертву. Он с благоговением снял с шеи сплетенную из тонких кожаных нитей веревку. На веревке надежно был прикреплен чехол с коротким кинжалом внутри, которым он очертил ровный круг в центре которого возвышался меч. Тень узкого лезвия легла у ног алхимика, молчаливо рассказывая ему о времени, которое неумолимо двигалось вперед. Что бы не происходило на этом скалистом обрыве, нависшем над рекой, линия времени, образованная тенью от вонзенного в землю меча, невозмутимо отсчитывала одинаковой длины минуты.

— В этот час, разделяющий две грани реальности, в эту минуту, когда я готов перешагнуть из одного уровня бытия в следующий, навсегда оставляя отжившее свое в прошлом, низшее под ногами своими, прими жертву мою и пойми просьбу мою, Небо. — Прошептал мужчина, становясь на колени перед начерченной на песке окружностью.

Он раскрыл сумку и вытащил из нее ворона со связанным клювом и крыльями. Птица, уже отравленная частицами ядовитого порошка, осевшего на льняной ткани мешочка, в котором он хранился, бешено вращала глазами, поддернутыми голубоватой пленкой. Одна ее лапа со скрюченными когтями безвольно повисла в воздухе, а вторая судорожно сжималась и разжималась. Прекрасная когда то птица, перья которой еще отливали угольным сиянием, билась в последних приступах агонии, вывернув голову на вытянутой шее под каким-то резким углом вверх, как будто тоже безмолвно обращаясь к небу. Алхимик уложил ее ровно на линию тени. Ворон безвольно бился головой о пыльную траву ровно несколько секунд. Мужчина, быстро размахнувшись нанес короткий удар маленьким кинжалом ровно посредине его спины. После чего он бережно поднял птицу с земли и заглянул в ее мертвые застывшие глаза, как будто с ожиданием. Он провел пальцами по мягким перышкам, разглядывая рубиновые капли, остающиеся на его руке. Медленно и осторожно он обмакнул в почти прозрачную алую жидкость указательный палец и провел им по своим губам, с трудом удержавшись, чтобы сейчас же не пройтись по ним и языком. После чего такие же полосы он оставил на щеках и под бровями. Кинул настороженный взгляд в сторону леса... Погоня приближалась.

— Прими жертву мою и пойми просьбу мою, впустив дух мой туда, где нет преград для воли человеческой, для мысли, для страсти желания... — Он порывисто сглотнул. — Я объявляю себя достойным милости твоей и продолжаю говорить с тобою на языке жизни и смерти. Да будет в руках моих сила и знание, воля в груди моей. Я преобразую и преобразуюсь, двигаясь к абсолютному познанию, так как именно эту цель я считаю достойной всей своей жизни и быстрой моей смерти. — Он поднял руку с крепко зажатым в ней кинжалом. Последний луч солнца отразился на его сияющем гладком боку, блеснул и потух.

Грань была переступлена. Еще один взмах рукой и длинная коса мужчины упала на окровавленные останки заколотого ворона. Смоляные пряди волос и липкие черные перья птицы смешались. Алхимик коротко вздохнул и следующим движением вспорол левую ладонь, давая собственной темной крови вмешаться в эту жуткую массу. Серый клюв птицы сейчас же окрасился в насыщенный красный цвет. Вишневые капли стремительно катились по твердой костяной поверхности... Из леса раздался леденящий душу вой и человеческие крики. Алхимик резко поднялся и сделал шаг назад, вспоминая поэтапно все свои движения в сегодняшней роли. Вроде бы, все, что оставалось ему — это показаться ошарашенным зрителям, отвесить прощальный поклон и гордо удалиться со сцены этого дешевого, глупого театра. Он вернул обратно свой верный кинжал, который занял привычное место у него на груди, и с умиротворенной улыбкой уставился перед собой. Первой из-за деревьев появилась гончая собака. Белая ее шерсть с редкими рыжими пятнами была покрыта землей. Со стороны можно было решить, что молодая собака, возбужденная пряным вечерним ветром, решила поваляться в пыли игры ради. Алхимик, однако, понимал, что игра эта смертельна и поэтому знал, что еще через миг животное, перешедшее с испуганного визга на предсмертный хрип, последний раз опрокинется на бок и затихнет. Следом за животным из лесу показалась толпа людей. Несколько человек остались за деревьями, алхимик мог видеть их силуэты за стволами и ветками. Впереди уверенно шел высотный статный мужчина, держа перед собою факел. На шее его висел массивный крест, вырезанный из дерева.

— Во имя Бога нашего... — Начал он, приближаясь к человеку, на расчерченном красными линиями лице которого блуждала безумная ухмылка.

— Овцы!! — Закричал алхимик радостно. В груди его клокотало торжество. — Безмозглые, трусливые бараны!

Он сделал два торопливых шага назад.

— Во имя Бога нашего, во имя закона его священного, сдайся на милость его, Ганс, и может быть мы сохраним твою омраченную безумием жизни. — Произнес человек с факелом в руке. Он видел, что позади легендарного, могущественного Алхимика Иогана Жирардена распростерла свои объятия пропасть, поэтому оттягивал сладостный момент своего триумфа.

— Вы хотите сохранить мне жизни?.. — Алхимик расхохотался от всего сердца. — Ты не сделаешь этого! Но ведь... ты бы и так не сделал этого... — Мужчина, посмеиваясь, сделал еще один шаг и теперь балансировал на самом краю скалы.

Группа человек, некоторые из которых крепко сжимали кресты, а некоторые в страхе зажимали рот обеими руками, во главе с отважным командующим наблюдала, как раскинувший руки, напоминающий ворона в полете, великий Алхимик летит с обрыва, слегка оттолкнувшись ногами от края его. На лице его было торжество победы, а из груди вырвался то ли хриплый крик, то ли рычание. Мгновение — темный его балахон взметнулся кляксой, грязным пятном на фоне гор левого берега реки и пропал...

Некоторое время над пропастью сохранялось молчание. Спустя несколько секунд оно сменилось радостными криками крестьян. Они ринулись к краю обрыва, чтобы воочию убедиться, что враг их, наводящий столько лет ужас на всю небольшую французскую деревню, проклятый колдун, живший в старом прогнившем доме на окраине ее, мертв. Окончательно и безвозвратно мертв. Один лишь предводитель их оставался молчалив и неподвижен. Лицо его делалось все мрачнее, а взгляд сфокусировался на ритуальном круге, почти полностью стертом ногами людей.

— Святая Мария... — Произнес он отчаянно.

Не первый год служа церкви, долгое время неся службу свою перед их Богом, он успел изучить врагов его достаточно хорошо, чтобы понимать некоторые их необъяснимые на первый взгляд поступки.

— Ну что же... — Пробормотал инквизитор смиренно. — Пусть смерть твоя послужит благом для всех нас и для твоего мятежного духа. По крайней мере, нас от себя ты избавил, Ганс. — Инквизитор уже понимал, что у алхимика были свои планы на счет завершения его жизни. И они успешно сбылись.

Он приблизился к краю пропасти, смущенные и обрадованные внезапной смертью их ненавистной жертвы, загнанной, как им казалось в угол, крестьяне расступились, давая возможность служителю церкви пройти. Он бросил быстрый взгляд на реку. По волнам ее расходились тонкие красные линии, смешивались с речной водой и таяли в ней. Тело алхимика, разбившееся о прибрежные камни, закутанное в длинный балахон, в неестественной позе распростерлось на нескольких, отчасти скрытых под водою, валунах. Рука его расслабленно, поддавшись течению, медленно покачивалась, а остриженные волосы развивались по воде. Колдун был мертв, в этом инквизитор не сомневался. Покачав головой и быстро перекрестившись, он развернулся и торопливо направился к лесу. Видеть глупые, счастливые лица необразованных жителей деревни, участвовать в их празднествах, ему не хотелось. В который раз он чувствовал, что нечисть, завладевшая душою только что погибшего человека, обыграла его. Он не знал, чего добивался алхимик, но чувствовал, что именно ему-то сегодня и удалось добиться желанной цели.

За спиной его раздавался ропот, смех и постепенно нарастающие крики...