— Значит, через тайный ход сунешь смертника в комнату к Станне. Одежду Станне на него, морду в мешок и на завязки, потуже. Мальчишку из клетки изъять.

— Но повреждение клетки...

— Огонь все спишет, — отмахнулся мэр. — Там железо — дерьмо, только храмовое волшебство его держит. А волшебство долго огонь не терпит! В общем, нам сказали клетку не возвращать — мы и не будем.

— А если мальчик — Станне...

— А это и есть — Станне! — Гаркнул градоуправитель. — Я дам тебе оковы против магов, нацепишь ему. Придушишь. Затем выведешь тело из городской черты. Только детских трупов мне в городе не хватало!!!

— Сделаю. — Понурился советник.

— Сделай, Нумар, сделай. Иначе нам обоим головы оторвут. — Осклабился Бринмар кривой ухмылкой.

Первый советник повел головой, не решаясь соприкоснуться с начальником взглядами.

— А справишься — так будет у Корда новый градуправитель, — послышался куда более ласковый голос. — Всего-то за десятую долю от доходов, как и полагается между друзьями

Первый советник встрепенулся, глядя с надеждой и удивлением.

— Помни об этом и не сомневайся. Иди!

Нумар подскочил, как ужаленный и мигом выбежал из кабинета.

План, несмотря на поспешность и нервозность исполнителей, в общем-то, сбылся. И скоро в одном из тюремных закутков ярко загорелся огонь, в треске и гуле которого яростно орал заживо сжигаемый убийца и насильник. Только — другой убийца и насильник. Что не должно было тревожить столичных гостей, уже приготовивших сумку для сбора остатков костей и зубов. Потому что Станне так или иначе сегодня умрет.

Ближе к ночи из Корда выскочила запряженная одвуконь бричка и начала свой неспешный путь на север.

Уважаемый Нумар, разумеется, не собирался лично душить и убивать — для этого у него были верные помощники, о действиях которых — если Станне все же улизнул, и дело дойдет до суда — он официально даже не догадывался. Помощники посчитали правильным не душить мальца сразу — тащить на себе тело гораздо сложнее, чем тумаками заставлять хлюпающего соплями мальца двигаться в нужном направлении. Тем более, что тайные ходы под городским холмом частенько сужались, и взрослым сопровождающим самим приходилось с трудом протискиваться, чтобы идти дальше.

По городским улицам тоже оказалось, что лучше идти не с массивным мешком на плече, а с плачущим мальчишкой за руку, которого легко можно было назвать нерадивым племянником — мол, видите, господин городовой, как он изгваздался весь, аж свою одежду пришлось одалживать? Длинные полы одолженной мальцу накидки надежно прикрывали антимагические наручники, из-за размеров нацепленные на ноги — заодно не сбежит. Ботинок не было — но ситуация не из тех, где надо заботиться о здоровье, босиком пройдет, тут так многие ходят из бедноты, не смотря на осень...

В общем, мальчишка был жив даже когда бричка покинула город.

Душегубы из команды Тано-копыто, выполнявшие для советника щекотливое поручение, были равнодушны к его жизни — то есть, не стремились завершить ее побыстрее. Но и не видели причин сильно тянуть — просто выполняли указание, в котором тело должно было быть вне территории, относящейся к Корду. А раз так — то пусть подышит еще воздухом. Им, висельникам, эта мысль была близка и привычна.

Граница, за которой кончалась область, относящася к Корду, была достигнута на второй день — уж больно много полей и раздолов было приписано пограничному уезду. Разбитые телегами и дождем дороги давно кончились, сменившись подмороженной и сухой землей, а там и снежная поземка принялась виться меж колес, набираясь сугробами по обочинам.

Конечно, можно было прикопать мальца в ближайшем городском овражке, где не найдут и до скончания веков, но советник так вращал глазами во время указаний, что людям Тано показалось это очень важным.

Итог наступил все равно один и тот же — в придорожную канаву уложили сверток с уже мертвым телом — быть может, великого мага современности, быть может, просто мальчишки... Накидали поверх опавшей листвы, ветвей и направились в обратную дорогу.

И, разумеется, не видели, как из близкой к канаве чащобы выступил человек в меховой куртке из северного оленя, с массивным тисовым посохом в руках, украшенным черепом с шестью пустыми глазницами.

* * *

Большой достаток несет опасность куда большую, чем его отсутствие. Шаман племени Белого льда не желал делиться этой мудростью ни в тот миг, когда за серебро от проданных мехов покупали острое железо, ни в часы хвастливых обсуждений молодняка у костров, сколько они принесут скальпов трусливого южного народа с этим оружием, когда вождь объявит поход в чужие земли.

Два голоса объявляют войну и мир, и пока шаман слышал свое 'нет' столь же отчетливо, как гул северного ветра за стенами юрты, никакого похода не будет. Тогда к чему слова?

Так было до той поры, пока его толкнули в бок другой традицией, призывая в свидетели память предков и свидетельство полуслепого и дряхлого Тэнне, хранителя мудрости племени. У шамана должен быть ученик. Ученик, который рано или поздно заменит учителя, и сможет сказать 'да'.

Но Тэнне не помнил, в какой срок ученик должен появиться, так что не понадобилось и второго уточняющего вопроса. Шаман не нарушал традиций и традиции не смели ему более указывать.

Тогда его принялись убеждать и задабривать, дарили ценное и нашептывали ласковое. Когда не помогло — грозили недовольством предков и стращали карой духов(!). Шаман не спорил и не соглашался, не отказывал и не участвовал в торге, ценою которому была его жизнь. Потому что зачем племени старый и несговорчивый шаман, если будет новый и послушный вождю?

В ученики ему прочили сыновей Уллэна, главы племени, так что ни верности, ни послушания от таких учеников ждать не следовало. Растить же погонщиков, что поведут племя на убой в южные земли, ему не позволяла та самая память предков, про которую ему столько твердили.

Что его народ знал о южных соседях? Что видел, кроме торговцев с тех земель, таскающих на север подводы с железом, вином и солью в обмен на оленину, жир, кости и меха?

Племя знало, что те смертны, и в них течет та же алая кровь. Племя видело яркие цвета их одежд и богатство. Этого хватило, чтобы желать пролить одно и отнять второе.

Никто не задавал вопросов, почему столь богатый караван идет без вооруженного до зубов конвоя. Никто не спрашивал себя, как добывается это железо и кому пойдут эти меха далеко на юге.

Нет воинов — значит, трусы и торгаши. Если везут железо, значит, его там слишком много — в этих самых трусливых краях, а значит храбрые воины вправе забрать все по праву сильного. Это все, о чем говорили у костров про юг.

Племя, с утратой прежнего вождя на горном перевале, разучилось задавать правильные вопросы и искать на них ответы.

Новый же глава, Уллэн, не отличался особенной мудростью и рассудительностью. Говорят, в ночь, когда умирал его дед — достойнейший из достойных, и его отец поспешно зачинал наследника со своей женой, стараясь, чтобы дух предка остался в его сыне, кто-то прирезал глупую и брехливую собаку. Дух предка прошел мимо внука.

Собаку можно научить многим приемам — но как убедить ее бояться того, чего она никогда не видела?

Шаман племени безуспешно пытался рассказать про храмы богов, про магов, извергающих огонь и шквальный ветер из своих посохов, про жар каменного угля в топках механизмов и едкий запах дымного пороха. Уллэн же считал, что шаман пугает его, чтобы отговорить от похода. Уллэн считал правильно.

Только шаман сам видел, о чем говорил. Ему незачем было придумывать небылицы — юг был страшнее иных черных сказок в самое темное время долгой ночи.

Потом пропала одна из жен шамана. Ушла погостить в племя Кайры, стойбище которого перекочевало за переход к востоку от Белого льда, и не вернулась. Духи говорили, что она жива, а прирученные Игривый Аэ и Вьющийся Аэ обещали разыскать ту, что носила его отпечаток. Соседи тоже не остались равнодушными — чужие, но открытые сердцем, они знали цену потерям и теплу сердца близкого.

Но той же ночью Уллэн вырезал добрых соседей, а наутро показал тело супруги шамана в главном шатре мертвого вождя.

Олени и все добро перешли Белому льду. А шаман до последней искры пламени смотрел, как исходит дымом тело его любимой на погребальном костре. Любимой, дух которой подсказал имя похитителя за миг до того, как истаять в бесконечности северного ветра.

Наверное, Уллэн не сильно верил в духов.

— Я возьму ученика, — сообщил ему шаман этой же ночью.

И лицо хмельного от вина и удачи вождя стало еще счастливей.

— Но выберу его сам. — Постановил шаман, ударив простым тисовым посохом о мерзлую землю.

Дряхлый Тэнне сказал бы, что это решение теперь нельзя изменить, но Уллэн и не собирался спорить.

Зачем, когда можно приказать всем иным кандидатам, кроме его сыновей, отказаться в ответ на заманчивое предложение?

— В этот оборот луны, — нахмурился вождь.

— Духи говорят, это возможно, — отвернулся шаман и зашагал к себе в юрту.

Уже там, в протопленном тепле, в окружении двух супруг, смотрящих на него с тоской и сочувствием, он отпер один из сундуков с добром, накопленным за долгую жизнь, и достал из него простой холщовый мешок с увесистым содержимым. Развязал тесемку, выудил гладкий выбеленный череп с шестью глазницами и силой насадил на тисовое древко посоха.

В полумраке юрты, наполненной ответами алого пламени костра, резко вспыхнули шесть зеленых вспышек, заставив жен вскликнуть и прижаться к земле, закрывая голову руками. А шамана — встать во весь рост и распрямить плечи.

— Ищи!

Резко взвыл ветер за пределами юртами, разлетаясь по кругу во все стороны, тревожа стадо племени и пугая волков в тысячах шагов отсюда, заглядывая в души путников и разглядывая мертвые кости под слоем снега и земли.

Старший дух ветра, к своей досаде попавший под власть чужой воли, не отличал живое от мертвого, не знал разницу в возрасте, но мог отличить большое от малого. Поэтому, когда по одной из почти заброшенных северных дорог прокатила подвода с тремя головорезами и промерзшим до голодного обморока мальчишкой, ветер взвыл от радости.

Шаман нашел себе ученика. Того самого, которого и хотел — любого не из племени Белого льда, и пусть сыновья Уллэна и он сам изойдут от ярости и бессильной злости.

В путь шаман двинулся без промедления, надеясь выйти к точке встречи ближе к рассвету. Кое с чем из накопленных богатств, правда, пришлось расстаться — зато духи гарантировали безопасность передвижения, твердый снег под лыжами, приятный ветер в спину и ленивых волков.

Движение по снегу через ночь еле поспевало за бегом мыслей и планов. Следовало сохранить будущего найденыша от Уллэна и придумать способ мести, который не расстроил бы память предков. Потому что убивать соплеменника — нельзя, а за гибель вождя не будет ему прощения и после смерти. Тяжелая задача, у которой обязательно найдется решение.

Шаман опоздал, быть может, на сотню ударов сердца. Так бывает.

Мужчина склонился к канаве, подсказанной младшим из прирученных Аэ, и убрал ветви с ветвями в сторону. Присмотрелся к ровным чертам мальчишки, ушедшего в последний сон.

В ярости, еле сдерживаемой после убийства его милой Гэе, под крик, идущий из самого сердца, шаман вонзил посох на пядь в раскисшую землю и упер свой лоб ровно в лобовую кость шестиглазого мертвеца.

Этот ублюдок Уллэн не добьется своего. У него будет ученик. Даже, если душу для этого мертвого тела придется вытащить из другой сферы.

— Ты слышишь меня, Аллэ Хорон, — прошипел он, глядя в пустые глазницы. — Ты слышишь и берешь плату.

И те вновь наполнились светом, на этот раз — ядовито-алым, смеющимся и предвкушающим великую жертву.

Глава 1

Над крышами высоток неслись белые перистые облака, прикрывая тенью разошедшееся не по осени яркое солнце. Под таким небом даже вид на десяток одинаковых новостроек-высоток казался романтичным и красивым. Хотя, когда придет хмурая и серая Московская зима, зрелище, должно быть, выйдет депрессивным до крайности.

А если учесть ту высотку, которая строилась в том числе его, Дениса, руками, то где-то даже безнадежным — тень двадцатого этажа их новостройки уже накрывала два соседних строения, между которыми архитекторы нашли место воткнуть новую свечку в сорок этажей. Но ему тут не жить — и это не пренебрежение, вовсе нет. Просто сто двадцать тысяч рублей за квадрат — это не то, что мог бы осилить студент из бедного региона, приехавший на столичную стройку за длинным рублем.

Все деньги в Москве — так сказали верные друзья-товарищи, сколачивая бригаду на летние каникулы, и Денис рванул вместе с ними. Дома оставалась больная мама, мелкая сестра-школьница и отец, которому совсем нелегко приходилось тянуть весь семейный бюджет на своих плечах, не смотря на подработки сына и работу по выходным. Лекарства стоили бешеных денег, мелкая умудрялась вырастать из новой одежды каждые полгода, тянули из кармана средства коммунальные платежи, студенческие расходы и мелкие жизненные неурядицы. Короче, деньги были бы не лишними, даже если ради них пришлось бы отменить летние прогулки с Ларисой, совместные планы рвануть на попутках к какой-нибудь горе и совершить на нее подъем, а также прочая романтика, на которую тоже неплохо бы иметь ликвидные бумажки с изображениями российских городов. Собственно, ради заработка было изначально решено даже прогулять первый месяц университета, традиционно разгонный и малозначимый...

Да вот как-то все не ладилось. Нет-нет, работа была — за три месяца уже сменились шесть объектов, на которых приходилось таскать и красить, отрывать и клеить, штробить и штукатурить, мимоходом осваивать профессию электрика и сантехника... Получить опыт оптовой закупки Роллтонов и сна в клетушке с шестнадцатью кроватями. Только обещанных денег не было.

Шеф, пригласивший бригаду в златоглавую, отделывался цветастыми обещаниями и успокаивал скромными суммами авансов, которых хватало буквально на еду. Он говорил — отсрочка платежа. Он жаловался — не подписаны акты выполненных работ, а начальство заказчика уехало на юга. После чего перевозил бригаду на новый объект и уезжал на новеньком 'Лэнд Ровере', материально подтверждая состоятельность и усиливая надежду на то, что деньги все-таки будут.

— Мы тут сдохнем, — дрогнул голос Ивана рядом.

Напарник тоже смотрел на горизонт, но вряд ли видел переливы солнца и тени на кирпичной кладке соседних зданий. Его взгляд был тускл, как и голос, а исхудавшее за вахту лицо смотрелось маской на острых скулах.

Пожалуй, в чем-то можно было согласиться. Этаж — верхний, задача — вязать арматуру и ставить опалубку, а вот страховочных поясов как-то не выдали. Соседние бригады из местных, которые отстраивали дом вместе с ними, делиться не планировали, да и поглядывали на приезжих с превосходством. Короче, не получилось контакта.

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓