Валинорский мятеж

Он никогда не видел снов — сам. Ни кошмарных, ни каких иных, но о том, как это бывает, знал по видениям людей и квенди. А сейчас ему казалось, что он попал в такой вот кошмарный сон — только не проснешься, не пробудишься, не скажешь себе с облегчением: просто сон, привиделось, все это не взаправду... В воздухе висела гарь, гарь и серая пыль, неба не было видно из-за этой темноты, тучи пепла застилали небо. Твердыни уже не было. Только земля, никогда не знавшая подобного, стонала под ногами.

Его ждали. Отряд майар, воины в сверкающих белых доспехах, яркие плащи — лазурные, золотые, белоснежные — цвета Манве. И всадники на серебристых и белых конях. И пестрые яркие стяги. Чужеродное пятно среди умирающей земли.

Горт подошел к ним почти вплотную — остановился. Просто смотрел — и молчал.

И — откуда-то сверху — голос. Плывущий над землёй, стелящийся, ровный, даже в торжестве своём... неживой.

— Смирись, Артано. Сложи оружие. Омой слезами ноги Короля Мира. Покайся в преступлениях. Великие Валар милосердны. Признай, что ты был слепым орудием в руках Врага, что он подчинил твою душу извращённым колдовством, — и наказание не будет чрезмерно жестоким. Не тебе противиться воле Великих.

— Оружие — возьмите, — Горт вытащил из ножен меч, швырнул его на землю. — И хватит расточать слова... Глашатай Манве. Не будет вам никаких покаяний.

В голосе прорезалась ненависть. Против воли: хотел говорить спокойно, не получилось.

— Не обольщайся, Артано. Не тебе изменить предначертание Единого. Твой господин посягнул — и в гордыне своей потерпел поражение и будет низвергнут в Ничто, во Тьму внешнюю — не как властелин её, но как бунтовщик и преступник. А он был — Вала, не забывай этого!

— Он и сейчас Вала, — резко проговорил Горт. — Что тебе нужно от меня? Покаяния? Я повторяю снова: этого не будет, так что не утруждай себя пустыми речами. Что вы можете сделать мне? Лучше Внешняя Тьма, лучше Чертоги Мандос, чем ваша золотая клетка. Это вы — преступники и убийцы, а не я. Вы предали свою совесть и то подобие души, что у вас еще было. Мне не о чем с вами разговаривать.

-Великие изгнали его из своего круга, — так же холодно прозвенело в ответ, — и потому не входит он более в число Валар. Сейчас же ты увидишь, как кара настигнет его.

Миг — и мир исчез, вокруг был душный сверкающий воздух — Валинор.

...Его приволокли в Валинор и швырнули лицом вниз перед троном Манве в Маханаксар.

Мантия его разметалась, словно изломанные крылья; он казался черной звездой, распятой в жгучей сверкающей пыли.

Тулкас и Ороме рывком подняли Проклятого с ослепительно-белых полированных плит в центре Маханаксар и поставили его на колени.

Багровая пелена перед глазами. Застывшее лицо Черного Валы.

Обожженные руки. Немигающие глаза Варды. Склоненное в показном смирении чело Манве. Железные наручники. Ухмылка Тулкаса. Брезгливое лицо Ороме. Ошейник. Кровь на черных одеждах. Золотой трон. И — молчание, это мучительное молчание, непонятное, пугающее...

Что с ним произошло — Горт не успел понять сам; только каким-то краем сознания ощущал, что лежит на земле, вжимаясь в нее, словно пытаясь спрятаться от подступившего кошмара реальности. Захлестнуло горячей волной отчаяния. Несколько долгих мучительных секунд... а потом он вдруг увидел — рукоять меча. Совсем рядом. Брошенный им самим меч.

И как будто смерч подхватил его. Не стало ни Валинора, ни окружающего — только яростный багровый огонь вокруг, огонь ненависти и гнева.

И чья-то хлынувшая потоком холодная кровь.

Их было много — валинорских майар, воинов Тулкаса, вмиг выскочивших из-за спин герольдов Манве в бело-лазурно-золотых одеждах. Меч выбили у него из рук, а в следующие мгновения их клинки уже кромсали его тело, раз за разом впивались в плоть, ещё, ещё... последний удар — в сердце, жуткий, с силой пригвождающий к земле.

-Хватит, — ровно раздалось сверху. Эонве уже остановил кровь, только разорванная ткань напоминала о том, что с ним было. — Он не выживет, он вернётся в Валинор... сам. Идёмте отсюда.

Майар Тулкаса одновременно развернулись, как ожившие статуи. Короткий взгляд на безжизненного врага... и они снова заняли свои места в рядах за спиной Эонве. Чёткий разворот... и удаляющийся стук копыт. Всё.

Боль была везде. Она заполнила собою все тело, почти отняла разум. Она расползлась вокруг, разлилась до самого горизонта, и нигде в мире не было ничего, кроме боли. Потом было угасающее ощущение тела; потом — краем сознания он понял, что тело разрушено безвозвратно, в него не вернуться. И тогда темнота окончательно накрыла его своей пеленой.

Темнота длилась долго. Постепенно просыпалось осознание, но оно блуждало, едва в силах понять, что происходит, где он, что случилось... неизменным оставалось только одно — ощущение горя, безвозвратной потери, беспомощности. Если бы он помнил, что такое — плакать, он плакал бы.

Свет обрушился на него так неожиданно, что попросту ослепил; как удар со всех сторон, резкий и безжалостный. Артано — Гортхауэр — согнулся и упал на колени, закрывая ладонями глаза, прежде, чем успел осознать себя в теле.

-Артано? — тихо и испуганно спросил рядом чей-то голос. — Значит, тебя тоже убили?

— Что? — тихо переспросил он, еще не понимая, о чем его спрашивают, но голос вернул его к реальности. Он открыл глаза... и сознание разом прояснилось. Вспомнилось все, и, вспомнив, он не выдержал — застонал.

Тот, кто был рядом, — казалось, просто клочок тумана, переливающихся холодных цветов, как будто майа Намо не привык быть воплощённым.

-Тебе придётся подождать пока здесь, — прозвенел его голос. — Владыка Намо сейчас там... они выносят приговор. Здесь было много фэар, у него было много работы, а когда его позвали, то он оставил меня — встречать.

— Встречать...— повторил Артано. — Приговор. Кому? Мне?.. Мелькору?..

-Да... ему. Я сказал Владыке, что ты появился здесь, и он... он велел ждать. Я вижу, что там происходит...

— О Великое Небо... — прошептал Артано. Сел — тело слушалось пока еще с трудом. — Эонве говорил — за Грань, во Внешнюю Тьму. Мелькор знает, что я — здесь? Они скажут ему об этом?

-Я не знаю, — тихо отозвался туманный призрак. — Пока не сказали, а знает ли он сам — не представляю. Никто не может читать его мысли...

— Зачем ты с ними? — почти прошептал Артано. — Разве ты не видишь — они лжецы, лицемерные убийцы... они предали все, что можно, они разрушители, несущие только смерть! Зачем вы с ними? Почему вы покорно идете за ними, не желая видеть, что они творят?..

-Я желаю и вижу, — донеслось в ответ. — Смотри и ты, раз не веришь.

Окружающее исчезло, — перед глазами снова был безжалостный свет Круга Судеб.

— Милосердия, о Манве! — крикнула Ниенна. — Мелькор не может сражаться, он ранен!.. Это против чести!

Тулкас дернулся, темнея лицом.

— Суд Эру не может быть неправедным. Поединок будет честным. Ауле, Великий Кузнец, подай Меч Справедливости брату моему, — прошелестел голос Манве. — Ты же, могучий воитель Тулкас, вступишь в бой, не имея иного оружия, кроме короткого кинжала. И да свершится суд Эру.

...Проклятый поднялся с трона и принял меч. Меч Справедливости — изящная вязь золотых знаков на клинке, четырехгранные бриллианты в тяжелой витой рукояти червонного золота: слишком знакомая работа. Внешне такое украшение кажется даже удобным — тому, кто никогда не сражался: рука не соскользнет с гладкой рукояти. Красивая и бесполезная игрушка. Меч Короля Мира, призванный быть знаком карающей власти, но не оружием, и острые грани алмазов впиваются в обожженные ладони: утонченное издевательство.

Он понял сразу, что не сможет поднять меча. Просто не было сил. Понял и Тулкас и убрал руку с рукояти кинжала. Это не понадобится. Великий воитель шагнул вперед, зло оскалился, встретившись глазами с Проклятым. Тот не отвел взгляда от искаженного ненавистью лица.

"Что делаешь, делай скорее".

Тяжелый удар заставил Мелькора отступить на шаг — из сверкающего центрального круга на плиты золотистого песчаника, присыпанные алмазной крошкой.

Второй удар пришелся в плечо. Мелькор пошатнулся и упал на одно колено; лезвие меча вошло меж плит, и обожженная рука судорожно стиснула рукоять.

— На колени! — прошипел Тулкас. — На колени, раб!

Он хотел ударить снова, но Король Мира поспешно поднял руку:

— Остановись, воитель! Довольно. Правосудие свершилось.

Артано не сдержался, вскочил на ноги, и почти выкрикнул:

— Правосудие! Твари... Если б я был там — я бы им устроил "правосудие", этим сволочам!

-Тебя туда не пустят, — отозвался майа. — Владыка Намо сказал — ждать.

Видение исчезло, и только доносились — чётко и страшно — слова Короля Мира.

-Арда — дом Элдар и Людей, в ней не место Валар. Не место и ему. Мне горьки эти слова, но должен сказать: даже здесь сеет он рознь, и нет более единства среди Валар. Быть может, это не его вина, но такова недобрая сила его... Потому — слушайте слово Единого: да будут навеки скованы руки непокорного, дабы не мог он более вершить зло. В остальном же не нам судить его — мудры и справедливы слова твои, сестра наша. Там, за гранью Арды, пусть вершит над ним суд Отец Всего Сущего. Покорись же воле Единого Творца, брат мой, ибо в Его руки предаем мы ныне тебя — да властвует Он вечно в Эа.

А потом — настала тишина, и никто, никто не посмел её нарушить. И в тишине этой — эхом, и только мыслью было сказано, не вслух:

"После исполнения приговора мы будем решать судьбу тех, кто разделил твой путь, брат мой. Да... ты угадал, он умер, и он здесь... Не смотри на меня так!.."

"Тварь," — одной мыслью выплюнул Артано. И повернулся к своему призрачному спутнику.

— И ты — и другие, кто видят — вы останетесь с ними?! Почему вы молчите?! Почему вы позволяете твориться этому кошмару? Ты — майа Намо, ты знаешь, сколько смертей принесли вы в смертные земли! Ты знаешь, сколько крови и слез было пролито из-за вас! Или здесь нет никого, в ком осталась хоть капля совести?!

Гнев начал снова душить его, Артано чувствовал — еще немного, и он от бессилия примется грызть здешнюю землю.

-Что толку от моей совести — сейчас? Ты видишь — они ведут его к Ауле? Ты слышишь — мысли Короля Мира? Ты знаешь — что он хочет приказать выжечь ему глаза, чтобы он не видел ни его неправоты, ни неправоты Эру? Что, что, что сейчас я могу сделать, кроме как сидеть здесь и смотреть? Майар — народ Валар! Каков Владыка, таковы и мы, и ты тоже — такой же, как твой Учитель!

Выжечь глаза, — прокатилось волной ужаса. Лишь с огромным трудом Артано сумел взять себя в руки. Взглянул на "призрака" снова — с холодным бешенством.

— Пусть я не могу покинуть эти стены — но можешь ты. Наверняка можешь сейчас, сможешь и впредь. И после, когда они проделают со мною то же, что с Мелькором... или заточат здесь навсегда — сможешь. Ты — свободен. Ты можешь хотя бы сказать другим, тем, кто не знает правду о том, что происходит в Эндоре — все эти красивые слова — ложь. Что Валар не преступника карают — убивают своего брата! Что нет на нем той крови, в которой его обвиняют! А если ты не сделаешь этого... — Артано что было силы ударил кулаком в стену, на пальцах выступила кровь. — Значит, нет у тебя никакой совести. И души тоже нет.

Призрачный майа помолчал. Только волной пронеслась его то ли мысль, то ли чувство: он не отречётся от Мелькора, он будет стоять до конца... каким бы этот конец ни был, его, как и Мелькора, нельзя сломать, нельзя поставить на колени, нельзя заставить перестать быть собой... И ещё: заведомую ложь _так_ не защищают.

-Артано... я могу это, да, но сейчас — сейчас — ты... Я могу уйти, и ты его больше не увидишь, могу остаться, и ты будешь видеть то же, что и я... выбирай.

— Иди, — одними губами выдохнул Артано. — Иди. Не к ним... не в круг Валар. Иди к своим собратьям... иди к тем, кто может тебя послушать. Сделай хоть что-нибудь!!!

Видеть то, что происходило, было невыносимо. Лучше не видеть. Не знать. Если бы хоть боль его можно было забрать, хоть немного, но ведь нет же, не получится, только — одно лишь издевательство, видеть — и ничем нельзя помочь!

Призрачное облако вдруг заклубилось, становилось всё прозрачнее, прозрачнее... и исчезло вовсе. И обрушилось — давящая тишина, замкнутые стены, без капли света, без выхода, почти — без времени... долгая мучительная тишина.

"Они могут оставить меня тут, — понял вдруг Артано, — просто оставить. Забыть. Навсегда. А Мелькор провел ТАК три тысячи лет... О Великое Небо, Эа, дай мне сил выдержать... что с ним — сейчас?! Они выжгут ему глаза... не может быть, неужели они опустятся до ТАКОГО? Да. Они пойдут и на это. У них нет ни сочувствия, ни жалости, ни чувств... Если бы уйти в забвение. Ничего не помнить, не знать, не ощущать... Нет. Нет... Там, в Эндоре, остались люди, остались наши, рассеянные по умирающей земле, надежда спастись, сохранить хотя бы то, что осталось. Многие успели уйти... Небо, но они же не дадут мне вернуться. Никогда. Они уже не повторят той ошибки с Мелькором."

Долгая мучительная тишина.

Не время — только память о нём, что где-то оно есть, существует.

Только знать, что есть что-то, кроме этих замкнувшихся стен.

Ни звука, ни чувства, ничего... Ничего.

Слепящий свет и торжественная, громкая музыка обрушились на него неожиданно, без всякого перехода от полного безмолвия и тьмы. Боль врезалась в глаза, остро, они сразу же заслезились. Тогда, после долгого небытия, даже реальность Чертогов показалась невыносимо яркой; а здесь все было таким, что Артано просто не понял, что произошло — лишь через несколько мучительно долгих секунд, когда величественная музыка смолкла, он осознал, что лежит ничком, сжавшись, на гладком ровном полу, а перед глазами — белоснежный мрамор.

..О Небо. Это Маханаксар.

И тут же Артано понял — ощутил — взгляды Валар, скрестившиеся на его фигуре; и не только Валар — десятки, сотни глаз следили за ним — из-за пределов круга; отдаленный шепотом чужих мыслей — ненависть; торжество; брезгливая жалость; несколько нот — сочувствие... Сочувствие?..

Он открыл глаза, и, не поднимая взгляда — не получалось, свет слишком слепил — с трудом поднялся на ноги.

Тело слушалось совсем плохо, кружилась голова. Он пошатнулся и едва устоял на ногах.

-Враг повержен, — загремело, казалось, со всех сторон. — Враг изгнан навсегда из нашего мира, но дело его живо. Артано Аулендил, предавший своего учителя Ауле ради Врага, бежавший некогда в Эндорэ, снова здесь, и нам должно решить его участь. Прежде слышали мы уже от братьев и сестёр наших, как они хотели бы, чтобы поступили мы с мятежником, и теперь оглашу я наш приговор.

"Или Чертоги навечно... Или Тьма. Грань. Небо, только бы скорее..."

Артано заставил себя выпрямиться, поднять голову. Даже дышать здесь трудно. Правда: алмазная пыль висит в воздухе, режет горло, вдруг захотелось пить — мучительно, невыносимо, как никогда раньше... Как они дышат этим? Твари, это они, выходит, намеренно: посмотрите, как жалок прислужник Врага, как он ничтожен!..