Книга 2. Воздушный стрелок. Учитель

Щит Брюхова чуть дрогнул, но сдержать атаки явно не смог. Не тот уровень воздействия... Полковник побледнел словно мел, зрачки его расширились, скрывая радужку, и тут же сжались в точку. По виску побежала капля пота, Олег Павлович вздрогнул, а в следующий миг тело старого вояки взметнулось вверх. Монументальное кресло с грохотом впечаталось в стену, а сам Брюхов вдруг оказался в центре комнаты, сжимая в ладонях пару самых настоящих огненных мечей... иначе нервно подрагивающие в его руках продолговатые сгустки пламени и не назвать. И все это меньше чем за пару секунд!

М-да. А ведь хотел "полегче"... Аккуратнее надо быть. Аккуратнее и точнее.

Пока я, слиняв в угол комнаты, подальше от разошедшегося гвардейца, наблюдал за его реакцией, Брюхов, кажется, успел взять себя в руки. С легким шипением огненные мечи в его руках рассыпались ворохом безобидных искр, а на закаменевшем было бледном, словно мраморном, лице проступили первые эмоции. Страх, бешенство, растерянность и смущение промелькнули калейдоскопом. Полковник покосился в мою сторону и облегченно вздохнул. Ощутимо расслабившись, он отпустил наконец Эфир, шагнул к валяющемуся у стены креслу и, легко и беспечно подняв этот монументальный предмет обстановки, вернул его на прежнее место. С удобством устроившись в кресле, Брюхов смерил меня долгим взглядом и, крякнув, приглашающе махнул рукой, указывая на диван.

— Знаешь, теперь я, кажется, понимаю, почему Шутьев так отреагировал на твое воздействие, — задумчиво протянул мой визави, когда я занял предложенное место. — Это... это было сильно. Словно вновь оказался в Антарктике.

— Почему в Антарктике?! — удивился я.

— А, ты же не знаешь... Да было у нас одно очень жаркое дело в тех местах, — все так же задумчиво проговорил Брюхов, погружаясь в воспоминания. — Окопался там один "гений" с кучей приспешников, действовавших под лозунгом "Die Macht uber alles"... Эдакий антипод папским выкормышам из-за океана. Давно это было. Я только-только пришел на службу в полк, безусый гвардеец... Половину империи пришлось перерыть, пока вышли на след этого "арийца". Тьфу! Скольким людям он головы задурил, сколько имперских семей лишились своих наследников... А под конец, когда этого чертова сектанта дожали, он собрал вещички и смылся вместе с последователями-фанатиками. Как раз в ту самую Антарктиду. Ну, а нас отправили за ним... Поганое местечко была эта Новая Валгалла, знаешь ли. А уж в тамошних лабораториях мы и вовсе чуть не свихнулись от давления Эфира. Эти уроды ставили эксперименты на людях. Разных. Одаренных и нет, черных, белых, желтых... мужчинах, женщинах, стариках, детях... Жуткое место. Эфир вопил от боли так, что техники срывались сами собой. Очень похоже на то, что ты сейчас продемонстрировал. Вот... Посмотрели мы на эти самые лаборатории, на то, что осталось от пленников, проблевались... а потом наш командир вызвал неодаренных следователей, которые только и могли работать в тех условиях, а когда те закончили сбор материалов, полковник пригласил малый круг ярых.

— И?

— И все. Теперь там самый южный действующий вулкан в мире, — пожал плечами Брюхов и, выпав из своих воспоминаний, тряхнул головой. — Ладно. Что-то я... Кирилл, прошу, впредь будь осторожнее. Я же чуть в атаку не сорвался.

— Постараюсь, Олег Павлович, — кивнул я. Что-что, а увидеть в действии после такого удара сбрендившую от выброса адреналина боевую машину мне совсем не хочется.

— Полагаю, этот ужас не единственное оружие в твоем арсенале? — поинтересовался бывший полковник.

— Чувство может быть любым... в принципе, — пожал я плечами. — Другое дело, что не каждое годится для атаки.

— Ну, я же не только об эмоциональных проекциях говорю, — пояснил Брюхов. — Например, показанная тобой скорость...

— Я слабосилок, Олег Павлович, — сообщил я и без того известный факт. — На дистанции от меня мало толку. Один огнешар — и добро пожаловать в медблок. Вот отец когда-то и научил простому упражнению. Скажу сразу, вам оно не поможет.

— О как... Почему же?

— Вы же гридень, не меньше? — уточнил я и, получив в ответ кивок, продолжил: — Тело не выдержит потока Эфира. А оперировать малыми... хм... объемами вы непривычны, слишком тонкая, филигранная работа здесь нужна. Напитывать придется не просто все подряд и совсем не абы как. А синхронно питать и контролировать потоки Эфира, наполняющие мышцы, кости, сухожилия, нервную систему, кровеносную, сердце и прочие внутренние органы... Нет, если займетесь всерьез, лет через двадцать, может, и получится некое подобие разгона, но... вряд ли. Один перекос в подпитке, на миг упущенный контроль — и амба. Скажите "спасибо", если лишитесь только руки или ноги, но скорее просто сгорите целиком. А из праха даже наша продвинутая медицина вас не восстановит.

— Но у тебя-то получилось? — нахмурился Брюхов.

— Правильно, получилось. Только когда отец начал меня учить, я был совсем крохой. А у детей психика очень пластична. Начни я обучаться этому сейчас — наверняка свихнулся бы от напряжения. Кроме того, я новик, и это мой потолок... почти. Количество Эфира, которое я могу пропустить через себя, по сравнению с вами, ничтожно, так что максимум, что меня ждало, — это сбой в работе внутренних органов или временное поражение тканей, — пожал я плечами. — А рядом всегда был медблок, в котором все "косяки" исправлялись на раз. Да и матушка была с медициной на "ты". У вас же любой всплеск силы просто обратит в пепел напитываемый орган.

— Но ведь можно выработать какую-то технику... — предположил бывший полковник.

— Сомневаюсь, — покачал я головой. — Слишком много переменных. Тело ведь не кирпич, оно слишком изменчиво и постоянно находится в движении, представляете, сколько параметров надо отслеживать? Точнее, даже не так. Технику создать можно, я тому пример, но... она будет для каждого своя. Индивидуальная, так сказать. Вариант разбить разгон на приемы и обучить им пару тысяч учеников — хорош только для клуба самоубийц... или мазохистов. Прежде чем они добьются положительного результата, девяносто девять и девять десятых процента погибнут или станут калеками, уничтожив собственную нервную систему.

— Ты уверен?

— Ну, если у вас есть на примете знакомый гранд Эфира, спросите у него, — я развел руками. — Отец считал именно так.

Упоминание об отце в данном контексте подействовало на Брюхова обескураживающе, и он переключился на другую тему — наверное, решил отомстить. Иначе объяснить поведанный мне факт исчезновения слежки я не могу. Все же спугнули.

И вот понимаю же, что ожидать чего-то иного, после выходки приказных с "похищением" Платона и его "няньки", не стоило. Но... обидно все-таки, и тем более я не могу понять той легкости, с которой отнесся к потере "топтунов" Брюхов. И дело не в том, что в ответ на мой расстроенный вздох он просто отмахнулся. Нет, даже будь у него время, чтобы успокоиться после провала наблюдения, какое-то недовольство все равно должно было остаться. А тут... ноль. Словно это несущественно. С другой стороны, мое сопровождение так и не было отозвано, а значит, и решения спустить дело на тормозах не было.

Ну, хоть причины слежки за Леонидом стали понятны, и то хлеб. В общем, узнав, что за моим заместителем хвостом ходил один из прихлебателей Платона, решившего, оказывается, устроить тотальную слежку за всеми Бестужевыми в надежде, что один из них выведет его на меня, мне оставалось только развести руками. Ничего удивительного в том, что действия этих филеров оказались столь непрофессиональными, тут не было. Ну, не созданы для подобной работы всякие повесы и нахлебники-дармоеды, прожигающие жизнь в клубах. И плевать, сколько колен их предков какому роду служили... и как.

Как бы то ни было, одной проблемой стало меньше, и я с более или менее спокойной душой пустился в круговерть подготовки к демонстрации проектов в гимназии.

Громогласное обсуждение программы продолжалось два дня... с перерывами, естественно, но голова у меня после каждой встречи участников просто гудела. А старшие классы вдруг стали обходить младших стороной. По крайней мере, тех, кто участвовал в "новых" клубах. Следили этак ненавязчиво издалека — и не вмешивались. Впрочем, оно и к лучшему. К тому моменту, когда мы наконец выработали стоящий план, нервы у всех были на пределе. Без ругани дело не обошлось, и хотя в результате консенсус был достигнут, подходить к некоторым участникам дебатов было небезопасно, по крайней мере без асбестовых костюмов. Гурьба раздраженных, не успевших успокоиться пятнадцатилетних одаренных — это... хм, не фунт изюму, в общем.

Как бы то ни было, план был принят, и работа закипела. Дело нашлось всем. Даже моделисты, у которых вроде бы все собранные агрегаты, включая созданные до поступления в гимназию, работали как часы, вынуждены были сдаться под напором своего штатного артефактора и, понукаемые Резановым, занялись проверкой моделей. Но больше и дольше всех бушевали вышивальщицы. Ну да, их кропотливая работа не терпит суеты, а тут требовалось сотворить кучу всего, да за столь малый срок.

Вот, кстати, сильно подозреваю, что сроки подготовки проектов для нас были сдвинуты почти на месяц не случайно. И Леонид был согласен с моими выводами... а уж когда к тому же мнению пришла и Вербицкая, мимоходом озвучив эту мысль на перемене и подтвердив свою осведомленность ссылкой на утверждение Екатерины Фоминишны, с которой ушлая девчонка умудрилась найти общий язык... или родственников, кто их разберет... в общем, младшие классы заворчали еще больше. Старшие сначала улыбались, а когда получили в ответ предупреждающий оскал, попытались "показать новичкам их место" и ожидаемо сели в лужу. Ну да, а как еще это назвать, если два самых "умных" старшеклассника не нашли иного способа, чтобы продемонстрировать свою удаль иначе, чем прижав огрызнувшегося на них младшего.

Промахнулись. Взбудораженный последним обсуждением, недовольный предстоящим количеством работы, что отнимет его личное время, и без того невеликое ввиду идущей полным ходом домашней учебы, младшеклассник ответил воздушным копьем и универсальным кличем на все времена: "Наших бьют!"

Клич не остался без ответа, и два десятка его однокашников вынесли "удальцов" из школы стихийной атакой, да так, что за время своего полета к выходу те ни разу не коснулись пола. Так и просвистели в распахнутые двери мячиками для пинг-понга, под веселый и злой рев младших и изумленное молчание попавшихся на пути старшеклассников, нашедших в себе мудрость не вставать на пути у лавины.

Влетело всем. Младшим за непочтительность и разгул, старшим — за то, что не остановили и не вразумили, старостам... за все сразу. Но итог стоит признать скорее положительным. Одного выступления обозленных младшеклассников хватило, чтобы старшие стали держать дистанцию. Ну а лично для меня, как для старосты, принявшего на себя всю ответственность за происшествие... да-да, "удальцы"-то решили устроить "дедовщину" в отношении Леонида... В общем, Совет учителей выслушал мою короткую речь и, ввиду очевидного раскаяния виновника и его "содействия следствию", так сказать, ограничился решением лишить меня статуса старосты сразу по окончании триместра. О, надо было видеть физиономию Леонида, когда он узнал об этом "приговоре". Ха! Как будто я не знал, что втайне мой накосячивший заместитель холит и лелеет надежду, что так и останется на вторых ролях. Вот уж дудки.

На радостях я даже сумел отловить с некоторых пор постоянно избегавшую меня Марию Вербицкую и напомнил ей о нашей договоренности.

— Итак. Любезная Мария Анатольевна, я жду ответа на давний и, судя по вашей неуловимости, не забытый вами вопрос. Надеюсь, в своей снисходительности вы все-таки поведаете мне, что подвигло вас на затею с "охотницами"...

— Ах, Кирилл Николаевич, право, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, — захлопала ресницами первая красавица класса. Однако нервно крутящаяся в ее руках пилочка говорила о том, что барышня не так спокойна, как хочет казаться.

— А мы знаем... — в унисон пропели появившиеся непонятно откуда близняшки. Сестры тут же взяли мою одноклассницу в "коробочку" и, зафиксировав ее, схватив под руки, словно лучшие подружки, ласково улыбнулись.

Вот как у них это получается, а? Один взгляд, одна улыбка — и вместо "зоикосмодемьянской" передо мной оказалась поникшая и готовая к сотрудничеству особа. М-да уж.

— Я сама расскажу, — вздохнула Мария, бросив короткий и недовольный взгляд сначала на одну близняшку, а потом на другую. Я ее понимаю. Ум Милы да характер Лины — сочетание убойнейшее, кого угодно до цугундера доведет.

Впрочем, не все было так страшно, и рассказ свой Мария начала только после того, как была отконвоирована сестрами в "кулинарный" кабинет, а на столешнице перед нами появился чай со всем к нему причитающимся. Так что допрос довольно быстро превратился в дружескую беседу... По крайней мере, до тех пор, пока я не узнал, что вся эта эпопея с охотящимися на меня ученицами была инспирирована госпожой Вербицкой с одной незатейливой целью... Услышав которую, я в очередной раз вынужден был признать, что не понимаю женскую логику. Вообще.

Устроить мне нашествие потенциальных невест только для того, чтобы присмотреться получше к "жертве" и оценить возможные и необходимые шаги для моего "приручения"... это выше моего понимания. А вот Мила с Линой глянули на Вербицкую с нескрываемым уважением... и толикой злости со стороны Лины, если я правильно расшифровал ее взгляд.

— Но сначала ты старательно избегал общения с ними, а вчера я узнала, что опоздала, — развела руками девушка. — Ничего не могу сказать. Повезло Ольге Валентиновне.

— Ей? Не мне? — уточнил я, находясь в полном обалдении от обрушенных на мою голову новостей.

— Ну, лично с госпожой Бестужевой я не знакома, так что о том, как повезло тебе, я судить не могу. А вот она — определенно поймала удачу за хвост, — вздохнула Мария.

— Ничего не понимаю, — признался я. — Как мещанин может быть удачей для родовитой боярышни? Маша, ты ничего не путаешь?

— О... понятно, — протянула та, с каким-то даже сожалением посмотрев на меня. Перевела взгляд на сестер, но те, кажется, были удивлены не меньше меня, и вздохнула. — Все с тобой ясно. Кирилл, как будет время, загляни к нам в гости, без официоза. Просто приезжай на чай. Поговорим подробно. Только обязательно.

— Хорошо, — я пожал плечами. — Значит, отложим продолжение до встречи у тебя дома?

— Именно. Школьный кабинет не самое лучшее место для таких разговоров, — согласилась Вербицкая и, отразив мою улыбку, прощебетала уже совершенно иным тоном: — Только, любезный Кирилл Николаевич, если вы думаете, что причиной моих действий послужило банальное увлечение или девичья влюбленность, я вас разочарую.

— Ну что вы, Мария Анатольевна, как могу я, презренный, даже сметь надеяться на такое счастье? — я даже голову склонил для пущей убедительности.