Гемоды не смотрят в небо

— Смирнова, ужинать будешь? — доносится Костин голос. — Иди-иди, а то лапша остынет, слипнется.

Оказывается, даже "быстрая" лапша с кетчупом и разогретые котлеты из супермаркета могут быть очень вкусными. Особенно после долгого дня, в котором было много людей, разговоров, переживаний и совсем не осталось времени на еду.

— Ну как, нравится? — Костя прямо светится весь. Первый уминает порцию, набирает еще лапши — благо, ее хватает.

А я наблюдаю за Риком. Он наверняка проголодался, но ест медленно, и если б на его лице промелькнула хоть какая-то эмоция, я смогла бы сказать: наслаждается ли он непривычной для гемода пищей или ждет подвоха. Время от времени Рик отворачивается к окну, чтобы упереться пустым взглядом в стекло. Или в отражение за легким узором занавески. Этаж невысокий, видно, как под ветром качаются ветви, и светятся окна дома напротив.

— Надеюсь, тебе от моих ребят не сильно тогда досталось, — Костя здорово играет радушного хозяина, но то, как он смотрит на Рика, мне ох как не нравится. — Ну, тогда, в участке... Ты же у нас с неделю пробыл, да?

— Да, — отвечает гемод.

— И в анатомичке стоял? А то вон Смирнова интересовалась...

— Да.

— И как оно? Не холодно было? Хотя, говорят, вы холодостойкие. И заживает на вас все быстро. Ты же вот недавно только умирал, а подлатали — и как новенький! — Костя фамильярно хлопает Рика по плечу, — А сколько вас еще таких же? В смысле: Алеков Авериных? Десять? Больше?

— Не располагаю информацией.

— Очень жаль. Ну как тебе лапша? — не унимается Костя. — Небось, не пробовал такого, а? Слушай, а правда, что вы друг друга едите?

— Не понял вопроса.

Я шикаю на Костю, бью его ногой под столом: до лампочки.

— Ну как? Ты разве не знаешь, из чего делается ваше спецменю?

Пауза. Я гляжу на Рика, жду реакции. Его лицо не меняет выражения.

— Утилизация, — произносит он наконец и отворачивается к окну. Гудит ветер, голые ветви бьют в отражение.

— О, догадался! — радуется Костя. — И как тебе...

Рик вскакивает и, опрокинув стул, несется в ванную.

Его тошнит. Потом долго шумит вода.

— Ну зачем ты! — я готова убить Векшина вот прямо сейчас. В крайнем случае — стукнуть. Но он наклоняется ко мне, легонько, по-заговорщицки, толкает плечом:

— Вот. Зато человек проклюнулся. А то я уж думал, что с ума схожу: ведь кукла куклой, не отличить!

Я собиралась сказать Рику об этом позже и как-нибудь мягче. Подготовить, что ли. С другой стороны: как еще пробить эту маску?

И стоило ли ее пробивать?

И тут меня буквально подбрасывает.

— Кость, они же там все суицидники!

В ванную мы бежим наперегонки, Векшин готовится ломать дверь, но она оказывается не заперта. Рик сидит на коврике под ванной, сжавшись, зарывшись пальцами в волосы. Он не сразу поднимает голову, лицо оказывается бледным, в один тон с волосами.

— Я умер четыре года назад, — произносит гемод. — Всего четыре года. Что вы сделали с этим миром, пока меня не было? Что вы сделали?

"Все провернули изящно.

Первое. Антигемодные протесты были немногочисленны, но убедительно кровавы. Посмотрите статистику пострадавших в давке, избитых хозяев гемодов. Более десятка погибших. И это не считая самих универсальных помощников, которых толпа разрывала в клочья. СМИ освещали эти события не в пример более полно, чем случаи, когда так называемые сторонники прогресса использовали универсальных помощников для удовлетворения своих извращенных вкусов. И теперь каждый несогласный с повсеместным внедрением гемодов будет объявлен дикарем-мракобесом.

Второе. Пока ведутся споры о легализации "особых пищевых", журналист Веня Июльский, под камеры, не прячась, делает именно то, чего "ущемленные в правах" добиваются. Ест. Собирая восхищенные комментарии, лайки, перепосты. И это никого не удивляет, никого не шокирует.

И третье. Гемоды оказываются вдруг каннибалами. Нечаянными, потому что так за них решили люди. Но теперь они опускаются еще на одну ступеньку ниже. Еще один аргумент в пользу того, что "гемоды — не люди". Аргумент нестабильный, шаткий, но он работает, потому что сейчас поедать себе подобных не принято. Пока не принято. А потом найдутся другие аргументы, без сомнений. Но я мало представляю себе логику тех, кто будет жить в этом "потом". И не хочу представлять".

П.П.