Гемоды не смотрят в небо

— Что ты докажешь с такой рожей? — Векшин достает из чехла электронный ошейник, бросает беглецу. Обод звонко падает на асфальт. — Надевай!

Гемод поднимает ошейник, смотрит почему-то на меня — вопросительно. Я киваю. Стандартная процедура, и раньше она меня не смущала.

Замок щелкает едва слышно, и напряжение вокруг сразу падает. Гемода больше не держат на прицеле, только пара ребят с пультами остаются настороже. Обычно, чтобы обездвижить гемода, владелец использует уникальную команду, но, видимо, полиции кодов не передали, а наручниками этих созданий еще поди удержи. Потому и применяют электронные ошейники: из-за вживленного передатчика на гемодов они действуют даже сильнее, чем на людей. Болезненно, зато эффективно.

— Знаешь, как это работает? — Костя будто ждет какой-нибудь выходки. А может, как и я, пытается понять, кто перед ним. — Мой совет: лучше не проверяй. Ладно, забирайте его!

Беглец позволяет взять себя под локти, движения его рассеянны, медленны, словно в вязком киселе бредет. Это злит полицейских, но больше его не бьют: за порчу имущества корпорации может еще и влететь. Долговязую фигуру запихивают в полицейский фургон, а я спешу за Векшиным.

— Кость, я с вами!

Он кивает на авто. Юркаю назад. Векшин садится рядом с водителем, задумчиво постукивает пальцами по двери. Я перехватываю его взгляд в зеркале заднего вида.

— Надо тебе?

— А как думаешь? Ты же сам видел! Кость, я поговорю с ним, хорошо? У вас в отделении, под присмотром. Только дай мне фору, пожалуйста! Хоть немного! Не сообщай пока, ладно?

— Ну, знаешь! — Векшин качает головой. — Ладно, я сообщу, когда приедем.

— Понятно. Спасибо.

Что ж, у меня будет столько времени, сколько понадобится, чтобы прислать кого-то из корпорации. Лучше, чем ничего, но придется поторопиться. Касаюсь коммуникатора:

— Макс? Да, я еду в отделение. Нет, за мной не надо. Лучше вот что: я сейчас продиктую данные, узнайте там с Риком все, что можно, и сразу высылайте мне. Слушай: Алексей Аверин... — и замолкаю, ошарашенная.

— Марта? — доносится голос Макса, смешанный с городским шумом.

— Да, погоди... Костя, слушай, они же с Авериной из "Гемода" однофамильцы!

— Однофамильцы? — хмыкает Векшин. — Почти, да. Он выдает себя за ее брата.

* * *

Гемода уводят в допросную, а Костю отвлекают, задерживают у авто, и без него дежурный отказывается меня впускать, несмотря на удостоверение. Успеваю просмотреть биографию Алексея Аверина, присланную Максом, а потом, нервно покусывая костяшки пальцев, жду, глядя в стену-окно: за ней, не подозревая о наблюдении, беловолосый в наручниках и ошейнике растерянно стоит посреди комнаты, потом отходит — не к металлическому столу, а к стене. Привалившись к ней, прижимается щекой. И что-то бормочет. Микрофоны не улавливают тихий шепот, но я точно знаю: "Алексей Аверин, Войсковская двадцать один".

— Ты еще здесь? — гаркает Векшин с порога. — Иди! — и оборачивается к дежурному: — Все в порядке, я разрешаю.

Услышав лязг замков, беловолосый вскидывается и встречает меня, уже стоя посреди комнаты.

— Смирнова, он в ошейнике. Если что — мы отреагируем, — сипит динамик под потолком голосом Кости. — Времени у тебя немного.

— Ясно, — останавливаюсь у металлического стола, указываю на стул. — Садись.

Гемод подчиняется. Звякнув цепью, кладет руки перед собой, переплетает пальцы.

— Я не знаю, что делать. — Он так похож на Рика или маменькиного Ксо, на любого из изделий корпорации "Гемод"! Но голос тихий, и в черных глазах — отчаянная надежда. — Помогите мне, пожалуйста.

Хотелось бы мне оправдать эту надежду! Отодвинув второй стул, сажусь напротив.

— Скоро за тобой приедут. Сейчас я ничего не смогу сделать. К сожалению.

Несколько секунд собеседник всматривается в мое лицо, и в это время я чувствую себя совсем гадко, словно и вправду обманула, заманила в ловушку. Наконец он отводит взгляд. Костяшки его пальцев теперь совсем белые.

— Расскажи, кто ты, и что с тобой случилось. Может быть, тогда я смогу хоть чем-то помочь.

— Я... Я — человек. Алексей Аверин. Работаю в "Горсеверстрое", живу на Войсковской, с женой и сыном... Я, кажется, говорил вам уже, — он смотрит на меня, не отводя полного отчаяния и надежды взгляда. — Понимаете... они говорят, что меня нет. Что я умер.

Я касаюсь коммуникатора, и на виртуальном экране появляется фото мужчины лет до тридцати — светлоглазого, с крупным подбородком, приятной улыбкой, задорными ямочками на щеках и копной золотисто-русых волос.

— Да, — подтверждает мой собеседник, — это я.

— Это — Алексей Юрьевич Аверин. И он действительно умер четыре года назад.

— Нет, — на лице гемода появляется нервная улыбка. — Все так говорят, но это неправда. Они что-то сделали... я не помню, как это случилось, но я... вот же я! В теле гемода или как вы это называете... Я — Алексей Аверин, и я — человек!

— Ты можешь это доказать?

— Да, конечно! Я знаю, я же все помню! Только... — он замолкает, сжимается, снова обхватывает руками голову.

— У нас мало времени, — напоминаю. — Говорите, Алексей, говорите!

Кивает. Бросает взгляд исподлобья на динамик под потолком, на зеркальную стену.

— Когда я пришел в сознание в этом теле, нас было уже два десятка таких же. Одинаковых. Мы жили в казарме, наверное, на территории института, где Аня работает...

— Анна Юрьевна?

— Да, она. Сначала мне сказали, что я участвую в эксперименте, за который хорошо заплатят, что я сам подписал бумаги, хотя я этого не помню. То же самое, думаю, говорили и остальным. Нам запретили общаться. Совсем. И называли по номерам. Я был "А-46".

Пауза. Вздох. Гемод опускает голову, упирается взглядом в собственные ладони.

— Потом наши начали умирать. Двое в первую же неделю, сказали — сердце. Сорок пятый сошел с ума. Сорок восьмой и пятьдесят первый пропали, я не знаю, что с ними. Сорок девятый покончил с собой, разбил голову о стену. Потом еще самоубийство, и еще... Когда уносили очередной труп, я забрался на носилки вместо него. Вы знаете, у этих тел есть возможности... В общем, я успешно притворялся мертвым, а когда понял, что рядом нет охраны, выбрался как-то. Не знаю даже, как у меня получилось сбежать. Я вообще-то строитель, я не понимаю, как это все...

Замолкает, закусывает губу. Но времени на рефлексии нет: вот-вот явятся из "Гемода".

— Продолжай. — Подавшись вперед, я касаюсь его руки — бледной, холодной. Мелькает мысль: ненормально выражать поддержку прикосновением живой кукле, которая, по идее, ничего не должна чувствовать. — Алексей!

— Я вижу странное, — тихо произносит гемод. — Накатывают ощущения... такие... не знаю, как сказать. Будто меня нет, но я все чувствую. Это... — качает головой, белые пряди соскальзывают на лицо. — Не могу объяснить. Как будто всплывает в памяти кошмарный сон, но все так...

Снова пауза. Он словно хочет что-то сказать, но то ли слова подобрать не может, то ли не решается озвучить свои самые страшные догадки — высказанные вслух, они могут оказаться слишком похожими на правду.

— Нам не разрешали разговаривать, — произносит наконец, — но двое повторяли во сне имя "Элина" — мою жену зовут так же. А один, когда сошел с ума, сидел в туалете, в углу, и говорил одно и то же: "Алексей Аверин, двадцать восемь лет, Войсковская двадцать один"... Пожалуйста, — он не поднимает голову и все так же сжимает пальцы, будто из последних сил хватается за что-то. Ладонь я не убрала, и чувствую, как его рука деревенеет от напряжения. — Не понимаю, что со мной. Кто я на самом деле. Пожалуйста, помогите.

— Я свяжусь с вашими родными.

— Без толку. Я был дома. Элина сказала, что я умер. Что она похоронила меня. И, кажется, она снова вышла замуж.

— А что ваша сестра? Анна Юрьевна?

— Она руководит проектом.

— Смирнова, — отзываются динамики голосом Кости, — тут делегация на подходе.

Гемод вскидывает голову.

— За мной?

Киваю и, отпустив его руку, оборачиваюсь к двери.

Анну Юрьевну Аверину я лишь раз видела "вживую" на какой-то пресс-конференции, а так — только в телеке. Рабочие же вопросы она, как человек занятой, предпочитала решать по коммуникатору. Высокая сухощавая брюнетка тридцати пяти лет. Ее можно бы назвать красивой, если б не вечно поджатые губы и озабоченно-недовольное выражение лица, словно у человека, который пытается вспомнить, выключил ли духовку, выходя из дома.

— Добрый день. — То, что глубокой ночью такое приветствие не вполне уместно, ее не беспокоит. Несколько сотрудников "Гемода" встают по обе стороны от начальницы и хмуро смотрят перед собой.

— Здравствуйте, — протягиваю руку, чтобы она могла считать удостоверение с коммуникатора. Пару раз мы говорили по телефону, когда Максу было недосуг, но она вряд ли помнит. За моей спиной скрипят по полу железные ножки стула. — Марта Смирнова, сотрудник отдела по делам искусственных организмов...

Анна Юрьевна отмахивается. Удостоверение считывает ее спутник, и я оборачиваюсь.

Гемод стоит подобранный, напряженный, словно готовый к прыжку зверь. Напомнить бы ему об ошейнике...

— Марта, да? Вижу, вы успели с ним поговорить, — Аверина по-птичьи наклоняет голову набок. — И как вам?

— В каком смысле?

— Реакции. Поведение. Похож на человека?

— Да. Больше, чем на гемода.

— Прекрасно. Мне было интересно мнение со стороны. Спасибо за работу, — и, бросив безразличный взгляд на гемода, командует: — А-46, уходим!

— Аня, — тихо просит он, — не надо.

Я не должна вмешиваться, но не могу иначе.

— Подождите, Анна Юрьевна, необходимо прояснить. Какое отношение он имеет к вашему брату? Если это — человек с внешностью гемода, то...

— Глупости, — Аверина брезгливо кривит губы. — Вы наверняка проверили все базы. Мой брат погиб в автомобильной аварии. Это был трагический случай, и с того времени прошло уже четыре года. Незадолго до смерти он согласился поучаствовать в моем эксперименте и разрешил скопировать свой мозг. А-46 — один из опытных образцов, мозг которых является максимально возможной точности копией мозга моего покойного брата. Усовершенствованная линия гемодов, пока в разработке. Надеюсь, в ближайшие годы мы сможем наладить массовый выпуск. Правда, не исключено, что придется найти добровольцев для копирования, чтобы подобрать удобный характер и набор качеств... А-46, нам пора.

— Нет, — гемод отступает еще на пару шагов, снова смотрит на меня, будто именно я могу ему помочь. — Не отдавайте меня им, пожалуйста.

Что делать? Потянуть время? Но Аверина не намерена задерживаться. На ее стороне закон. И Векшин за стенкой молчит, зараза! А этот — не то гемод, не то человек — все смотрит, ждет. Надеется!

Еще никогда я не чувствовала себя такой беспомощной.

— Они в своем праве. Прости.

Он тут же бросается ко второй двери. Дергает несколько раз, ударяет кулаками в стену и оборачивается, готовый пробиваться, пусть и в наручниках. Что произойдет дальше — я знаю.

Анна Юрьевна раздосадованно щелкает языком. И тут же: легкое жужжание, гемод падает на пол, схватившись за ошейник, оскалившись, скрипит зубами, корчится. А потом, обмякнув, замирает. И только слышно дыхание со свистом, да из-под белоснежных прядей — черный взгляд.

— Жаль, что приходится прибегать к таким примитивным методам, — вздыхает Аверина. — Ничего, с кодом отключения будет проще.

Ее подручные поднимают гемода, уткнув в бока шокеры, тянут к двери. И я не выдерживаю:

— Анна Юрьевна, он же... он же как ваш брат! Как вы можете?..

— Ну что вы! — на лице Авериной искреннее недоумение. — Это не человек.

— Он чувствует, как человек. У него воспоминания человека.

— Всего лишь нейронные токи. Обыкновенные физические процессы и ничего больше, — сложив на груди руки, Аверина улыбается мне снисходительно, будто даже с жалостью. — Вам ли не знать, чем отличаются гемоды от людей. В людях есть нечто большее, чем простая физика. Божественная искра, если хотите. Душа. Люди рождаются. А гемодов создаем мы. Так что гемоды — это лишь искусственно созданные оболочки, не наполненные человеческой сущностью. Даже с юридической точки зрения...

Гемода волокут по коридору. Я смотрю ему в спину, пока процессия не скрывается из виду. Где-то несколько раз с легким шорохом открываются и закрываются двери.

Векшин подходит незаметно. Привычно трет шрам на щеке.

— Это ж надо, родного брата — и так... Ладно, Смирнова, тут бы о неразглашении подписать.

"Мы создали точную копию себя. Слишком точную. Создали для нее узнаваемую маску — чтобы отличать. Чтобы не вести себя по-человечески с тем, кого создали. Этакая прививка бесчеловечности: сперва на своеобразном тренажере под лозунг "гемоды — не люди", а потом, быть может, мы найдем повод не называть отдельных людей людьми. Вывести их за рамки человеческого. По признаку уровня интеллекта, цвета кожи, места проживания — обозначать их "не-людьми". И мы будем знать, как вести себя с ними, ведь мы хорошо потренировались на гемодах!

P.S. Возможно, будут промежуточные стадии: гемод с лицом человека. Или человек с лицом гемода."

П.П.

Глава 3

— Дурацкая ситуация, — Макс без аппетита ковыряет вилкой пюре.

— Видимо, сразу поймали сигнал, как только мы вышли. А может, уже в метро вели.

В министерской столовой тихо. Люди обедают с одинаково скучным видом. Кроме Рика: он выглядит бодро, сохраняет на лице выражение легкой заинтересованности, как всегда. И безропотно поедает грязно-серую бурду, которую выдают за "спецменю".

В пустых черных глазах гемода отражаются окна вместе с силуэтами ветвей.

— Значит, новая разработка?

— Аверина так сказала.

Если нужно зайти к Максу, всегда подгадываю время, чтобы попасть в столовую: тут кормят сытно и недорого. Только сегодня есть не хочется. Я потягиваю кофе — невкусный, но крепкий.

Поспать успела всего пару часов, аккурат чтобы явиться к обеду. Остальное время читала в сети про Алексея Аверина, покойного брата Анны Юрьевны: простой хороший парень, примерный семьянин. Был. Погиб в автомобильной аварии, как и сказала Аверина. Скользкая после дождя дорога, нетрезвый водитель. Никакой конспирологии.

Его сыну сейчас должно быть лет пять.

— Мне бы в базу заглянуть, — говорю. — Адрес вдовы Аверина глянуть.

— Угу. Сейчас поднимемся и глянем, — Макс наконец отодвигает тарелку и берет стакан с компотом. Глянуть можно и отсюда, но, видимо, пароль от базы у него там же, где и все важные документы — в рабочем лэптопе. — Так ты вчера в "Черной рыбе" Савина видела? Того, который по телеку? А знаешь, лет десять назад он звался Михаил Всеволодович. У нас в академии лекции читал на тему равноправия, мужского и женского начала. А тут вдруг к людоедам занесло. С чего бы это?

— Прошу заметить, что юридически гемоды людьми не являются, — как бы между прочим вставляет Рик. — И физиологически, строго говоря, тоже.

— Ничего удивительного, — предпочитаю не заметить реплику гемода, — он там тоже за равноправие.