Каникулы в волшебной стране

— И не спрашивайте! — отмахнулся полковник. — Велено не приставать. Я... Между нами, Кира Дмитриевна. Я его трижды к наградам представлял, но... Словно, его и не существует вовсе. Представления уходят наверх, и все. А он... Он даже нашивок за ранения не носит. Только вот, слышал я от одного заслуживающего доверие человека, что видел он нашего Львова еще в первый год войны, во время битвы за Атлантику. И носил тогда Львов, будто бы, морскую форму. Звания мой собеседник не запомнил, но колодок орденских видел много. Вот, собственно, и все. А мой совет, прост, Кира Дмитриевна: не ворошите угли, как бы не полыхнуло!

* * *

Будильник — сука — убийца девичьих снов. Зазвонил, как водится, не вовремя и звонил, звонил... А Кира после двух дней "в седле" устала так, что и восемь часов сна казались каплей в море. Но если труба зовет... Она поднялась с постели только из чувства долга, да еще, быть может, из-за ощущения смутной тревоги, которое давно — еще в детстве — научилась принимать всерьез. Мать, бывало, говорила о таком — вещует, де, сердце, и возможно, права была покойница. Кержачки — которые умом не тронулись или в оборотни не подались — все ведьмы. Такой и Кира уродилась. Чего не знала, всегда угадывала. И в то утро тоже почуяла — "Оно!" Соскребла себя с койки. Умылась, "прихорошилась", вышла на веранду, тянувшуюся вдоль всего фасада, и огляделась, узнавая привычную суету. Не тревога, праздник. "Гости приехали".

— Кого это к нам ветром занесло? — спросила, закуривая и стараясь не косить взглядом на соседа.

— А черт их знает папуасов, командир! — Львов сидел в старом плетеном кресле, положив ноги в тапочках на перила, читал книжку, курил. Казался умиротворенным.

"И ведь, как специально!"

"Таких совпадений не бывает!" — подумала она в то свое первое утро в полку, обнаружив, кто является ее соседом по коттеджу. Но и подозревать "коварство и заговор" было, вроде бы, не с чего. Приходилось принимать, как есть: жизнь ведь, действительно. на то и жизнь, чтобы никто не заскучал.

— Что читаете? — все-таки не удержалась, посмотрела.

— "Основы метафизики нравственности", — Львов не выпендривался, он действительно читал Канта.

"Безумие какое-то!"

— И как вам?

— Сказать, что божественно? Так не поверите же...

— По-моему, скукачища, — пожала плечами Кира, вспомнив кантовскую заумь про категорический императив и автономную этику.

— В переводе читали?

— Нет, — зло усмехнулась Кира, которую Львов, временами, доводил до бешенства, — наслаждалась подлинником.

— Значит, вы, командир, женщина не только умная, но и образованная, что, учитывая, все прочие ваши достоинства...

— Хотите на гауптвахту, Яков Иванович? — прищурилась Кира. — Не на долго. Денька на три, как думаете?

— Я к вам с разговорами не приставал, командир, — Львов демонстративно открыл книгу и уперся взглядом в текст.

"Сама пришла..."

Следовало признать, Яков Иванович к ней действительно не приставал. Не увивался, не донимал ухаживаниями, даже в друзья не звал. Несколько отчужден, холодно корректен... Пожалуй, что так. Ни взглядом, ни жестом, тем более, словом своего интереса к ней не выдавал, хотя и равнодушным не казался тоже. Стоило Кире заговорить, сразу же откликался, словно только того и ждал. Впрочем, порой его реплики граничили с оскорблением, однако вот, что любопытно — обижаться не хотелось. То есть, Кира злилась на него порой, но вот в обиду, что характерно, ее злость не переходила. Так и жили, вернее, служили. Вроде бы, вместе, но каждый порознь, пусть существовать наособицу в таком тесном мирке, каким на самом деле является боевая эскадрилья, замучаешься осуществлять. Все равно пересекались. Не в быту, так по службе. Не на земле, так уж верно в воздухе.

Львов обычно ходил в одном с Кирой звене — ведущим первой пары. Это не она так решила, само собой сложилось. Яков и с покойным комэском летал, так отчего бы и не с ней? Но если так, приходилось терпеть его в опасной близости к своему личному пространству, — где-то чуть впереди уступом влево — притом что угроза, если и существовала, то исключительно ее гордости. В бою — а за "месяц с гаком" пришлось схватиться с "супостатом" не раз и не два — Львов был не просто надежен, он оказался незаменим. Легок, быстр, хладнокровен, и, что самое важное, всегда возникал там, где нужен, словно мысли читает, или намерения противника знает наперед.

" Наш пострел везде поспел..."

Ну, где-то так, на круг, и выходило. Успевал, и был притом необычайно полезен, если не сказать большего. Вот и Кирину задницу, к примеру, спас в паре случаев от "несанкционированного проникновения" самым обыденным способом, оказавшись в нужное время в нужном месте. Даже тандерболт один между делом в сопки уронил. А вот Кира за все время только бомбер саксонский подпалила, но и тот — выблядок — ушел в вечер, "в сиреневый туман".

"А счастье было так возможно... Так близко... Черт!" — по гравиевой дорожке через палисадник к их коттеджу шел летчик в распахнутой черной шинели. Невысокий, крепкий. В усах и в висках седина...

— Яков Иванович, это у меня от переутомления, или?...

— Да, нет, Кира Дмитриевна, — Львов отложил книгу, скинул ноги с перил и встал, — вы все верно поняли. Он и есть.

— Здравствуй, Игнатий! — Яков Иванович вышел на край веранды, остановился над ступенями. — Какими судьбами? Только не говори, что залетел навестить!

— И тебе, Яков, не хворать! — Контр-адмирал Игнатий Черной остановился в паре шагов от крыльца, посмотрел серьезно, внимательно. — Между делом, если по совести. Бригаду на острова перегоняю... Твоя? — кивнул на Киру.

Ту от такой наглости даже в жар бросило.

"Я?!"

Но Львов ее реакцию опередил и спас положение самым лучшим образом.

— Разрешите представить, господин адмирал, — сказал он нарочито официальным тоном, — штаб-капитан Амелина, командир моей эскадрильи.

— Рад знакомству! — кивнул, как ни в чем не бывало адмирал. — Черной Игнатий Васильевич. Выпьете с нами, госпожа капитан?

— Всенепременно, господин адмирал, — Кира умела говорить с большими начальниками, два года в высоких штабах даром не прошли. — Почту за честь!

И в самом деле, честь, если душой не кривить. Черной — настоящий асс. Сто девять сбитых самолетов противника — не фунт изюма, но дело даже не в этом, а в том, что по неофициальным данным — то есть, по слухам, если не выпендриваться — Игнатий Черной оставался едва ли не последним летающим истребителем из первого состава "Адских плясунов" каперанга князя Курбского...

* * *

— Извините, Яков Иванович, — Кира знала, привычка завершать начатое до добра не доведет, но и остановиться, видит Бог, не могла тоже, — но я должна задать вам несколько вопросов.

— Попробуйте...

Черной ушел полчаса назад. Выпил с ними коньяка, отпустил пару незлых шуток о женщинах-пилотах, и объявил, что ему пора. Зачем приходил, что хотел сказать, Бог ведает. Впрочем, возможно, и Львов эту тайну узнал, поскольку отправился адмирала провожать. Проводил. Вернулся. Поднялся на веранду и остановился перед поджидавшей его Кирой.

— У вас, как я погляжу, весьма интересные знакомства...

— Это не вопрос, а констатация фактов.

— Ладно, держите вопрос. Почему Черной пришел сам, а не позвал вас, ну, скажем, в штабной коттедж?

— Потому, что знал, что не приду. Такой ответ вас устроит, Кира Дмитриевна?

— Он адмирал.

— И что с того?

— Но...

— Мне глубоко безразличны все эти побрякушки, а вам? — Львов смотрел спокойно, говорил ровным голосом, и все равно Кира чувствовала, разговор задел странного поручика, заставил нервничать, даже если он и умудрялся скрывать свое волнение под маской холодноватой вежливости.

— Мне нет, — честно призналась Кира. — Вероятно, это и вообще свойственно простолюдинам... А у вас, Львов, какой титул?

— У Львова, — тщательно выговаривая слова, ответил собеседник, — титулов, Кира Дмитриевна, нет, а я сейчас Львов, стало быть, и у меня нет.

"Замысловато..."

— Замысловато... — сказала она вслух, удерживая взгляд Львова.

— Да уж, как есть, — пожал он плечами. — но с другой стороны... вы ведь знаете, Кира Дмитриевна, присказку: каков вопрос, таков и ответ.

— Значит, не расскажете! — вздохнула Кира.

— Не расскажу, — кивнул Львов. — Но... Как вы смотрите на обед в "Золотом галуне"?

— Вы меня в ресторан приглашаете? — удивилась Кира.

— Да, — подтвердил ее странный подчиненный. — Как офицер офицера.

— Как офицер офицера...

— Именно.

— Когда?

— Тянуть нечего. Поехали сегодня! — предложил Львов.

— Что ж, поехали, — согласилась Кира и, как ни странно, почувствовала удовлетворение. Все было правильно. И сказано правильными словами. И вовремя, и уместно. И ответ, что называется, напрашивался. Так что, да — правильно.

* * *

Утром было ясно и солнечно — одним словом, отличная летная погода. Не летали только потому, что не в очередь. А так, что ж! Впрочем, синоптики еще накануне выдали неутешительный прогноз, и он вполне оправдался. Когда выезжали из расположения полка, небо уже заволокло тучами, а в городе к ресторану подъезжали под проливным дождем, и гремело так, что уши закладывало — ни дать ни взять артиллерийская канонада.

— У вас хорошее лицо, — Львов смотрел прямо, говорил спокойно, не смущаясь. Действовал тоже. Протянул руку, коснулся пальцами Кириного лба, убрал с глаз мокрую прядь.

— Не слишком фамильярно? — спросила она.

— Зависит от вас.

— Ладно, будем считать дружеским жестом.

— Как скажете, — не стал настаивать Львов. — Бокал шампанского или сразу перейдем к водке?

— Нет уж! — усмехнулась Кира. — Гулять так гулять! Это я вам, Яков Иванович, как офицер офицеру говорю. Так что заказывайте шампанское, а водку мы к мясу возьмем.

Однако слова словами, а прикосновение не забылось. Казалось бы, пустяк! Тронул кончиками пальцев, убирая прядь, но иногда именно такая малость...

"Черт бы вас побрал, поручик! Мне только влюбиться недоставало!"

Любовь на войне, что бы ни говорили, случается нередко, если, разумеется, условия располагают. И пилоты в этом смысле — привилегированное сословие: живут цивилизованно, снабжаются отменно. Не окопы, если что. Не танк и не линкор. Аэродром. Правда, речь обычно о девушках из обслуги, но и офицеру-истребителю есть из кого выбирать. Вопрос лишь в репутации и субординации, в условностях офицерской чести и прочих армейских традициях, но, если не зарываться, ни то, ни другое не помеха. Надо только правила соблюдать, и Кира их соблюдала. Поэтому не влюблялась, то есть, головы по большей части не теряла, но и анахоретом не жила. Вот только Львов...

"А что нам Львов?"

Между тем, за разговором — а со Львовым, как успела заметить Кира, разговаривалось легко и просто, — как-то совсем незаметно прошли и первый, и второй бокалы шампанского. И третий с четвертым — уже под закуску, под лосося gravad lax и преснушки с ячневой начинкой — нечувствительно ушли. А там, глядишь, и до водки добрались, и выпили изрядно — грибная солянка и стэйк из осетра прямо к этому располагали, как и душевный во всех смыслах разговор. И вдруг...

— Не надоело воевать? — спросил Львов, разливая по рюмкам очередную порцию ерофеича.

— Вы о чем? — удивилась Кира.

— О войне, — пожал плечами поручик, возвращая на место хрустальный графин.

— О войне?

— О ней. Не надоело?

— А кто меня спрашивает? — Кира достала из пачки папиросу, обстучала привычно о ноготь большого пальца и кинула в угол рта.

— Я, — протянул поручик зажженную спичку.

"И когда только успел?"

— Можете прекратить войну? — спросила, прикурив, и даже скрывать не стала откровенной иронии, прозвучавшей в ее словах.

— Нет, к сожалению, — вздохнул в ответ Львов. — Но могу организовать отпуск. Хотите, Кира Дмитриевна, съездить на вакации?

— С вами?

— Со мной.

— И куда поедем?

— Куда прикажете! — улыбнулся Львов, поднимая рюмку.

— В волшебную страну! — улыбнулась и Кира, полагавшая, что это шутка.

— В волшебную страну? Отчего бы, нет! Ваше здоровье, командир!

— Будем! — Кира опрокинула рюмку, проглотила водку и поспешила затянуться. Табачный дым удивительно хорошо сочетался с привкусом зверобоя.

— Половой! — крикнул Львов, отставляя пустую рюмку. — Телефон!

— Сию минуту! — половой возник рядом со столиком, как чертик из табакерки. Если бы не алкогольный туман, несколько приглушавший остроту впечатления, от неожиданности родимчик мог хватить.

— Алло! — Львов набрал некий номер и неожиданно заговорил странным напрочь незнакомым Кире тоном. — Кто?! Ну, и славно. Кондратия Никитича мне дай!

Голос звучал жестко, требовательно, с теми барскими нотками, с какими обычно говорят большие начальники.

— Обойдешься! — отрезал между тем Львов. — Коли знаю сей номер, значит право имею. Сомневаешься? Нет? Тогда переводи! — и через мгновение. — Здравствуй, Кондрат! Узнал? Отлично! Занят? Ну, ты мне и без надобности. Будь другом, спусти приказ мне и штаб-капитану Амелиной недельный отпуск с сего дня, и свободен!

"Недельный отпуск? — удивилась Кира, все еще полагавшая, что вопрос о вакациях являлся обычной шуткой подвыпивших офицеров. — Что он несет?"

Но, если честно, не менее интересно было, с кем это Львов так разговаривает.

— Да, прямо сейчас! — подтвердил поручик. — Спасибо, Кондрат! Служи!

— Так, — сказал он, глядя на Киру в некоторой задумчивости. — Отпуск у нас есть... Осталось найти тыкву и крысу...

— Что? — опешила Кира.

— Золушку давно не перечитывали? — и Львов снова стал крутить диск.

— Доброй ночи! — сказал он в трубку мгновение спустя. — Хозяйка спит, полагаю? Нет? Тогда зови! Скажи непутевый Яков тревожит. А ты что думал! Конечно живой!

— Вот ведь люди! — обернулся он к Кире. — Полгода не позвонишь, и все — записали в убитые! Разливайте, Кира Дмитриевна, если не затруднит, а то мне одной рукой несподручно...

— Мария Антоновна! — встрепенулся поручик. — Я, а кто же еще?! Живой. Целый. Невредимый. Да, вот и сами сможете убедиться. А чего тянуть! Если сейчас выйдем... Ну, не сейчас, разумеется, а через час-два... Нет, не один, — довольно усмехнулся Львов и благодарно кивнул Кире, принимая рюмку. — Не поверите, Мария Антоновна, женщина. Красавица! Глаз не отвесьть! А вот и не скажу. Инкогнито!

"Это я красавица? Это он обо мне? Он так действительно думает, или?.."

— Тыква, — сообщил Львов, положив, наконец, трубку, — а крыса мы по дороге отыщем. Есть у меня один на примете! Настоящий крыс, породистый! Только пьет много. Ваше здоровье!

* * *

Казалось, что глухая ночь, но на самом деле выехали в начале двенадцатого. Не сказать, что пьяные, но определенно навеселе. Впрочем, для хорошего истребителя уровень алкоголя в крови не проблема, даже если ночь на дворе и гроза, и дорога так себе.

Львов гнал машину сквозь ливень и тьму и читал стихи. Стихов поручик, как выяснилось, знал много и чувствовал их отменно, что встречается нечасто. Кира увлеклась, заслушавшись, и даже забыла о "смятении чувств". Впрочем, под полковника Гумилева мимолетно подумала, было, нечто вроде "Уговорил, черт сладкоречивый, на койку!", но тут же переключилась на романтику и экзотику, и думать забыла "обо всяких глупостях". А потом и вовсе заснула. Укачало, видно. Была б за рулем, никогда б не сморило, а пассажирам спать сам Бог велел. Плотный обед плюс выпивка, в тепле автомобильного салона осоловела, пригрелась, заслушалась, как поручик Львов читает стихи, и проснулась уже под утро.