Страна Арманьяк. Рутьер

Глава 1.

Ядро со свистом и треском врезалось в телегу, проломив борт и застряв в связках фашин*...

Вот клятые дойчи... Не иначе какой-то дальнобойной серпентиной* или фальконетом* обзавелись. Далеко бьет, почти в два раза дальше, чем бургундские орудия.

Чуть тронув поводья, проехался вдоль строя арбалетчиков и аркебузиров которыми командовал по праву лейтенанта наемной компании*.

Невозмутимые красные рожи, наглые глаза, браво торчащие усы. Блестят начищенные пехотные салады*. Легкий ветерок треплет длинные белые котты* с маленьким красным крестиком на груди. Под ними добротные бригандины.

Арбалеты и аркебузы они держат на правом плече, к поясу подвешены короткие широкие фальшионы* и кинжалы. Арбалеты — кракинены*, с металлическими дугами и немецким воротом*. Болт из такого гарантированно прошибает с трех десятков шагов любую броню, конечно, кроме турнирного доспеха, но в таком никто не воюет, только на турнирах и блистают.

Аркебузы тоже одинаковые, калибром двадцать миллиметров и длиной ствола в полтора метра. Стволы для них сварены в Туделе, колесцовые замки куплены в Леванте*, а собраны они в Осасуне, мастером Диего Орхедо — по моему личному заказу. До сих пор вздрагиваю, когда припоминаю, во сколько они мне обошлись, но деньги уже почти все вернулись. Казна компании возмещает мне затраты.

У аркебузиров в левой руке полусписа* с крюком сбоку, служащим подставкой для аркебузы при выстреле, но ей вполне можно работать и в рукопашной схватке как обыкновенной короткой пикой, а еще в качестве дополнительной функции из них довольно быстро собираются переносные рогатки. Всех-то дел в обозе возить брус со сквозными калиброванными дырами. Сам конструкцию придумал... или не сам, а где-то читал в своей прошлой жизни? Уже неважно. Все знания, которые я принес с собой в эту эпоху теперь мои. Кто оспорит?

У аркебузиров на сгибе локтя маленькие баклеры*, через плечо пущен черно-фиолетовый шарф. Лично заказал у портных на всю банду и обязал носить. Это мои цвета, а все они все-таки мой личный найм.

У арбалетчиков в ногах установлены широкие павезы* высотой до груди, чтобы удобно было на верхний срез щита класть арбалет при прицеливании. Болт такую павезу не пробивает даже с десятка шагов, сам проверил, когда их покупал в Сарагосе. Три слоя клееного рыбьим клеем мореного граба в стальной оковке и подстежка из специально обработанной воловьей кожи.

Кстати, из такой же испанской кожи, необычайно крепкой и легкой, сделаны кирасы для моих кутюльеров,*выстроившихся рядом с основным строем отдельной бандой* — общим числом в три десятка. Молодые парни, от четырнадцати до шестнадцати лет, все в статусе учеников арбалетчиков и аркебузиров. Их я экипировал в добротные шапели*, а поверх кожаной кирасы — в металлические пластроны*, вооружил протазанами* и длинными кинжалами.

У кутюльеров, приписанных к арбалетчикам, за спиной плетеные корзины с запасными болтами, у приписанных к аркебузирам — кожаные ранцы с разным огневым припасом. Их задача снабжать стрелков бесперебойно, ну а потом уже добивать раненных врагов и обдирать их как липку. В общем, очень полезные функции они выполняют.

— Мы же не собираемся жить вечно? — проорал я своей компании, сдерживая гарцующего Родена. — Но и спешить в ад не будем! Все равно места для нас там готовы и никто их не займет. Верно?

— Верно! — От рева луженых фламандских и мосарабских глоток взмыла стая ворон, пировавшая на трупах незадачливых швейцарцев, решивших устроить ночную вылазку из города Нейса.

Ну вот... Собственно, счастливый ритуал соблюден. Честно говоря, я не особенно уверен, что он счастливый, но так утверждает Иоган Гуутен — мой капитан. Капитан компании рутьеров, то есть отряда наемников. Рутьеры к слову народ чрезмерно суеверный. Но так мы себя называем только в узком кругу, не очень популярно это слово по нынешним временам, лет сто назад постарались настоящие рутьеры совсем не стеснявшиеся этого названия — они опустошали целые области, превращая их в безжизненные пустыни. Но тех, после Столетней войны быстро извели и кроме устава и некоторых обычаев, сохраненных верными адептами боевого братства этих страшных банд, от них ничего не осталась. Теперь мы бриганды, компаньоны или вообще живорезы. Очень характеризующее название... В общем, как только нас не называют, но от этого мы наемниками быть не перестали. И не перестанем.

— Петер, старый козел, ты, что тут делаешь? — строго прикрикнул я на коренастого бородача, бочком проникшего в строй к арбалетчикам.

— Да он поживится, опять намылился... — Засмеялись в шеренге. — И маркитанток из обоза Фридриха повалять захотелось. Да не на что...

— Ко мне! — Махнул ему рукой.

Бородач понурясь выбрался из шеренги и, подойдя ко мне, преклонил колено.

Я покрутил головой и, не увидев вымпелов сигнализирующих наступление, понял что время у меня еще есть. И так строго в воспитательных целях поинтересовался:

— Петер, ты кто такой есть?

-Обер-интендант, гранд-повар Петер ван Риис, господин лейтенант! — браво отрапортовал наемник, вскочив и выпятив грудь, стукнув по ней кулачищем для достоверности.

— Тогда какой такой драной ундины ты лезешь в строй, когда обязан следить за съестными припасами, котлами и поварятами? — Я состроил зверскую рожу, впрочем, внутренне улыбаясь.

Очень уж удачно я назвал должность повара в своем отряде и она как нельзя кстати подходила к этому бородачу разбиравшемуся как бог в похлебках, жарком и паштетах.

— Так все готово, господин лейтенант! — выпятив глаза от усердия, проревел Петер. — Прием пищи по распорядку! Малинская чесночная похлебка будет. Я четырех баранов и полувоз провианта с боем взял у самого личного каптенармуса кондюкто* шестой роты. Не извольте беспокоиться, пальцы облизывать будете. А для вас лично гусь с ...

— Матерь Божья!

Неожиданно под ноги моему обер-интенданту ударило ядро, совсем заляпав того грязью и заставив рыбкой нырнуть в ближайшую лужу.

Арбалетчики дружно загоготали и застучали кулаками по своим павезам, приветствуя столь удачный кульбит своего повара.

— В строй, — гаркнул я. — Но смотри... Если твои помощники с котлами не справятся, три шкуры спущу... И не с них, а с тебя.

Наемники одобрительно загудели и пропустили в шеренгу повара, утирающего морду от грязи.

Все правильно. Для солдата после боя ничего нет важнее тарелки густого горячего и жирного варева. Поэтому в первый же день вступления в командование я организовал в своем отряде централизованное горячее двухразовое питание, вызвав поначалу скептическую улыбку капитана Гуутена, потом взявшего мой опыт на вооружение всей компании.

Иоган Гуутен... Человек, давший мне новую цель в жизни, как, впрочем, и обещал два года назад в Сарагосе...

До сих пор не понимаю благодаря кому и как я переместился из вполне цивилизованного двадцать первого века в дремучее средневековье пятнадцатого столетия. Какое стечение обстоятельств, какая сила превратила меня — Александра Лемешева, из тренера сборной страны по спортивному фехтованию в бастарда Жана д"Арманьяка, виконта де Лавардан и Рокебрен? Не знаю! Да и честно говоря, не очень и задумываюсь над этим. Даже порой забываю, кто я есть на самом деле...

Потом я уже сам менял личины: то в беглого шевалье де Сегюра, то в нынешнюю свою ипостась — лейтенанта наемных арбалетчиков шевалье де Дрюона. Благородный наследник целой страны инкогнито на просторах Европ наемничает, ептыть.

В первый день переноса я чуть с ума не сошел, осознав, куда и в кого угодил. Очень, знаете ли, мне повезло...

Попал я своим бестелесным сознанием, в бессознательное тело бастарда получившегося от греховной и преступной связи Жана V конта д"Арманьяка и его единоутробной сестры Изабеллы. Папаша мой из-за этого инцеста оказался дважды отлученным от церкви, что не помешало ему стать одним из предводителей Лиги Общественного Блага, личным врагом руа франков Луи ХI, и... В общем, его грехи перед французской короной и святой католической церковью можно перечислять до бесконечности. Самым же большим папашкиным грехом был... Грех жажды свободы и независимости для свой страны от жадного до чужих земель короля Людовика, прозванного соседями Всемирным пауком, объединителя, мать ее в дышло... Франции.

Да и это как бы еще ничего, по сравнению с тем что я остался один на один с всесильным Луи, без малейшей поддержки, после того как папашу разодрала на клочки ворвавшаяся в Лектур французская солдатня под руководством его преосвященства галликанского кардинала Жоффруа. Город, в котором отважный конт д"Арманьяк удерживал последнюю в своей жизни осаду. А хренов Всемирный Паук, воистину меткое прозвище у этого чертового Луи, просто жаждал извести последнего оставшегося на свободе представителя рода Арманьяков. То есть меня.

Но я выжил! Не без помощи конечно... По воле случая на следующий же день я нашел в лесу одичавшего до дикости беглого монаха, впоследствии ставшего мне верным оруженосцем — шотландца Уильяма из благородного клана Логанов по прозвищу Тук. Монаха — саморасстригу, приговоренного к смерти в славном городе Оше за мелкие шалости вроде убийства, воровства, колдовства и прочие незначительные проступки за которые по средневековым нравам не только вешают, срубают голову, колесуют с последующим четвертованием, но и сжигают на медленном огне...

— Я успел? — Около меня осадил своего жеребца присно упомянутый Тук.

— Да, еще сигнала к выступлению не было. Ну, что там?

— Все жалование до последнего патара* отсыпали... — Ухмыльнулся шотландец, совмещавший у меня в отряде должность сержанта арбалетчиков с должностью обер — казначея — аудитора ответственного за казну, жалование и вообще за все финансовые дела. — Монета уже под замком, опечатал и стражу поставил.

— Красавчик. — Отпустил я довольного своей оборотистостью и моей похвалой шотландца. — Иди к своим... Скоро начнется...

Герцог все-таки внял голосу благоразумия и выплатил войскам жалование, задерживаемое уже полгода непосредственно перед битвой. Более чем разумный поступок, учитывая то, что на помощь осажденному Нейсу заявилась целая армия Фридриха III правителя Священной Римской империи. Армия, которая в четыре раза превышала нашу, то есть армию герцога Бургундского Карла по прозвищу Смелый. И сейчас сей герцог решил дать германцам решительный бой... Как раз в таких случаях к определению "решительный", добавляют еще одно слово — "последний".

Тук спешился, передал поводья слуге, сразу умчавшемуся с конем в тыл и, поправляя арбалет, стал в строй. По боевому расписанию сержант арбалетчиков воюет пешим, тут я ничего поделать не могу. Да и не буду пытаться. Там ему самое и место. За эту должность шотландец год бился, пока его не избрали сами стрелки. Да, должность выборная почетная с двойной долей в добыче и сержантским жалованием. В Бургундской армии ей ближайший аналог должность дизанье*, но у нас так, хотя мы и приписаны к шестой ордонансной роте имени святого Иоанна Богослова под управлением кондюкто Бернара де Равештайна на правах самостоятельного отряда.

Чуть пришпорил Родена и, не обращая внимания на очередное ядро, взрывшее раскисшую землю, выехал к строю.

— Радуйтесь, желудки. Жалование выплатили! — Сообщил благую весть личному составу и придержал коня шарахнувшегося в сторону от дружного довольного рева восьми десятков глоток.

Вот теперь и я спокоен и доволен. Моих орлов после битвы ждет горячая еда и жалование в звонкой монете, а это значит, что без вина и податливых маркитанток они не останутся. Что еще может лучше простимулировать рутьеров быстрее утыкать врагов болтами, взять трофеи и вернуться в лагерь? Да ничего.

Ну, где там войско императора Священной Римской империи осмелившегося выступить против нашего нанимателя Карла Смелого Бургундского? Разнесем и оберем до исподнего и плевать нам, что дойчей в четыре раза больше... Или в пять?

М-да... Печально, совсем я инстинкт самосохранения потерял и вжился в образ... Поначалу так не было...

После того как я попал в тело бастарда и справился таки с нехилым потрясением и растерянностью встал вопрос... Извечный вопрос, описанный классиками на разный лад сверх меры. Что делать? Что, черт возьми, делать полностью неприспособленному и фактически неграмотному современному человеку в глухом пятнадцатом столетии?

Вот и я не знал...

После мучительных раздумий и терзаний решил продолжить дело бастарда и его непутевого папеньки. Почему-то я всеми фибрами возненавидел руа франков. Не иначе мне от бастарда ненависть передалась, да и, честно говоря, было за что. Паук оказался совершенно мерзкой личностью. Все что клеветали про Ивана Грозного — это правда, но только про француза Луи.

Бастард должен был отправиться в Арагон просить помощи у тамошнего правителя — Хуана II, рея Арагона, Валенсии, Сицилии, Неаполя, Наварры и конде Барселоны. Понимая, что только при живом новоявленном отце моя судьба имеет сколько-то ясные перспективы, я отправился в Испанию, но на следующий день узнал, что уже поздно. Город Лектур взяли, а отца разорвали на клочки солдаты, скорее всего по прямому приказу Паука, хотя формально Арманьяку была дарована почетная капитуляция и право беспрепятственно проследовать ко двору Луи для личных оправданий...

— Сейчас скомандуют атаку! — Возле меня осадил коня Иоган Гуутен, капитан нашей компании.

— Слава Богу, вечер уже. — Я прервал воспоминания и ткнул копьем в небо, покрытое свинцовыми тучами. — Остается всего часа четыре светового дня.

— Ну, ты же знаешь Карла... — Ухмыльнулся Иоганн, сдерживая затанцевавшего андалузского жеребца. — Могли сегодня вообще не начать. Он только что закончил посвящать в рыцари очередную порцию своих дворянчиков.

Наш капитан по-своему плебейскому происхождению дворян недолюбливал. Я являлся тем редким исключением, которое только подчеркивает правило.

— Жирома де Бюсси он тоже посвятил? — спросил я с интересом.

— Ну а как же, только его приволокли для посвящения на носилках, после того как ты ему располосовал ногу на дуэли. Он еще долго сам ходить не будет, — расхохотался Гуутен, но быстро посерьезнел. — Но это все суета, Жан. Смотри... Мы выступаем вслед за нашей ротой на правом фланге второй баталии и попробуем от них не отстать. Цель, вон тот холм с артиллерией перед вагенбургом* имперцев. Хотя я уже примерно представляю, как все будет...

— За конными жандармами мы не успеем, — мрачно подтвердил я. — Эти выскочки полетят рубить дойчей галопом.

— Именно, но мы должны постараться. Видишь, вонючки уже стараются... — Иоганн показал на ломбардских канониров как раз выпаливших из своих серпентин и с надеждой добавил. — Может, они все и закончат?

Вот не любят фламандцы ломбардцев — считают, что они воняют. Уникальное наблюдение с учетом того что в Бургундской армии сейчас воняют все как одно большое стадо свиней. И я под вечер тоже совсем уже не отличаюсь от самых главных грязнуль Европы — англов. Но я хоть моюсь каждый день, и заставляю умываться своих арбалетчиков. Мосарабы, кстати, делают это без напоминаний, каждое утро и вечер. Все-таки они родом из мавританской Испании, а на данный исторический момент сарацины в плане личной гигиены впереди планеты всей. Но все это, так сказать неотъемлемые элементы Средневековья. Привык уже.