Семейное дело

— Все так, но далеко и страшно. А дома... Все-таки дома!

Ленн поглядела в синие просветы лиственной крыши. Она-то что тут забыла? Что она здесь делает, вот сейчас? У нее мать не похоронена — и страшно идти на похороны. Все не верится, что мамы больше нет. Все кажется, что жизнь идет прежним порядком. Что мама где-то далеко; пусть она и злится — но все же она есть!

Мало этого, еще и стрельба вокруг наследства. Что с того, что Ленн прямо сейчас может высыпать из кошелька денег, сколько тут с постройки дома не видали: один бензин по пути сюда и назад в столицу обойдется как бы не дороже. А уж унаследованные долги... Страшно подумать!

Но и этого мало, еще и с Гостем надо что-то решать, причем уже сегодня в обед... Настроение испортилось. Допив молоко, Ленн улыбнулась нейтрально-вежливой улыбкой, и только собралась в пристойных выражениях попрощаться, как за плетнем пробежал все тот же проводник Асси Велень, брат горничной Веленки:

— Бык вырвался! Дядьку Синевара задавил!

И от сельской площади — как раз где трактир с гостиницей — полетела отчаянная, злая от бессилия ругань.

Вот и поговорили...

Ленн сгребла меч левой рукой. Правую сунула в потайной кармашек, подмигнула женщине в красном:

— Большая грудь — это не только мужское внимание! — и вытащила двуствольный револьверчик ужасающего калибра. Мелочью распаленного мужика не остановишь, так что “дамские сюрпризы” выпускались, как правило, под пулю не меньше десяти миллиметров. Коротенький ствол обеспечивал попадание только в упор, зато пряталась игрушка... В разных, скажем так, местах. Ленн вот предпочитала под грудью, благо, пространства хватало.

А две тяжеленные пули в десять миллиметров, если повезет, и быка остановят. Не то, чтобы Ленн что-то такое думала или планировала — но бежать навстречу приключениям лучше с оружием.

Зачем вообще бежать навстречу приключениям? Наверное, по той же самой причине, по которой Ленн выпросила у Софи машину, сорвала с места Гостя — а не перекинула хлопоты на взрослую родню и не уселась чинно ждать распоряжений опекуна, как подобает скромной дворянке юных лет. Или это младшее высочество, Марина-Дина, неугомонная сестра принцессы Софи, так влияет на все окружающее?

Конечно, Ленн опоздала: у гостиницы как-то случайно набралось довольно много людей, и с быком управились без нее. Гость уже деловито гнал кого-то снять с козел столешницу:

— Задавленного сюда, на доски. Осторожно, не сгибайте! У него спина, наверное. Вот сюда в тень, воду кипятить живо.

Ленн огляделась: возмутитель спокойствия, бычина какой-то пятнистой породы, валялся отдельно — а голова его с устрашающе длинными рогами отдельно. Девушка выдохнула и с облегчением затолкала револьверчик в почти незаметный кармашек.

Где машина? Вот машина, под навесом, в ряду телег. Багажник. Жестянка с маслом — запах не перепутать. А вот и коробка с хирургическим набором, что Гость сорок раз перекладывал...

Ленн подошла к пострадавшему: его так и вернули на тот же стол, с которого снимали столешницу. Госпитальные рефлексы сработали прежде дворянской гордости; раскрывая чемоданчик, Ленн рявкнула:

— Дальше я сама. Гони за доктором!

— А куда?

Из толпы крикнули:

— В Новой Запруде врач есть! Зеленая крыша, городская черепица. Вот, Велень покажет!

И все тот же незаменимый вездесущий Велень запрыгнул на правое переднее сиденье, гордо пригладил русый чуб:

— Поехали, дяденька! Хоть бы успеть к обеду!

* * *

К обеду доктору подали наваристый борщ — не то, чтобы ложка стояла, но с чесночком да с тридцатью каплями калгановой настойки оно и духоподъемно после тяжелого ушивания выпавшей грыжи, оно и для пищеварения хорошо...

Доктор не стеснялся заботиться о себе: он считал себя таким же необходимым инструментом выживания села, как речка или общий выгон. Ему поплохеет — кто этим дурням порезы зашьет, вывихи вправит? Роды, наконец, кто примет? Опять бабки-повитухи с немытыми отродясь грабками, чтобы потом рыдать, на родильную горячку жаловаться?

Сельский доктор — не профессия, не заработок. Служение — либо, как давно уже подозревал врач, диагноз.

Так-с, и что у нас в катамнезе?

Синяя машина, вихрастый зайчонок... Из Крушиновья, похоже. Водитель разворачивает широченный сундук на площади перед сельской управой, синяя полировка сияет нестерпимо.

— Господин доктор! Скорее! У нас бык человека затоптал!

Доктор вздохнул. Какое там служение, пожрать не получится толком. Диагноз! Вытащил укладку, облизнулся на борщ — и решительно шагнул к голубому наземному крейсеру:

— Ну, поехали. Ты же из Крушиновья?

— Угу.

— А как случилось?

— Дядька Синевар привел быка на продажу, за ним ждали людей из города. Бык мордой терся и кольцо выпало. А без кольца он живо дядьке Синевару как рогами дал!

— И что потом? Ногами топтал?

— Дяденька врач, а я не видел. Когда я прибежал, дядю Синевара уже на стол положили!

Врач поморщился: небось, подняли за ноги-руки, середина тела провисла, все кости сместились...

— Ну приедем, посмотрим на вашего дядю Синевара...

* * *

Дядю Синевара привезенный доктор осматривал долго. Хмыкал. Трогал за пальцы ног:

— Пошевелите.

Колол иголкой пальцы, голени, стопы:

— Чувствуете?

Первый признак сломанного хребта — не чувствуется ничего, что ниже пояса. Но дядя Синевар послушно ойкал и хрипел:

— Чую, доктор. Ой, больно!

Доктор помял Синевара пальцами:

— Что сказать... Хребет, скорее всего, цел. Но не вставать, пока я не разрешу.

— Так, доктор, а косить? И ограду...

— Синевар, ты совсем дурак? Встанешь до срока, швы разлезутся. Из бедренной вены человек вытекает насухо секунд за сорок. Так, на столешнице, и отнесете в дом...

Доктор подумал: порвись на самом деле вена, за ним бы и не посылали, все бы уже кончилось. Но жути надо нагнать. Селяне народ упорный, на его памяти с едва зашитым аппендицитом косить вставали, потому что трава же пропадет!

Доктор потер виски и добавил:

— Пить не давайте до утра, если попросит — губы смачивайте. Завтра я опять заеду, посмотрю.

Потом огляделся:

— Кстати, а кто шил? Покажитесь, коллега!

Ленн выступила вперед, нервно вытирая пальцы некогда белым полотенцем:

— Я шила. Понятно, что криво. Но у меня всего четыре шва практики.

— Вы, простите, кто?

Вопрос Ленн поняла верно:

— Летом три месяца оттрубила на практике в госпитале, как раз летнее наступление.

— Но для хирурга или даже операционной сестры вы, не в обиду, молодо выглядите.

— Так я и не лечила. Постели меняла, утки выносила...

Площадь синхронно вздохнула. Ближние свидетели выкатили глаза на школьный меч, на герб Орродарта поверх ножен.

— Брешешь! — заворчали в задних рядах, и тотчас долетел звук подзатыльника:

— Бок зашей, пока доктор едет, и тоже бреши, что захочешь. Я еще и налью за такое-то!

Ленн улыбнулась — ближние селяне отступили на полшага:

— Вал пошел — меня и шить поставили. Ничего сложного: желтое с желтым, красное с красным.

Посмотрела в темнеющее небо. Завтра похороны. Завтра...

К воронам все.

К собакам.

Сколько можно прятаться от себя?

Ленн коротко поклонилась доктору:

— Мой шофер отвезет вас обратно. Завтра я должна присутствовать в городе... — и внезапно уперлась взглядом аккурат в тощую сестренку Хейс. Глаза в глаза, серые в синие; Линдисфарна не выдержала первой.

Ее мама, так и не успевшая в суматохе переодеть алое шелковое платье, молча вздохнула. Отец Линди обеими руками тщетно попытался свести расшитый жилет на брюхе:

— Оно конечно, если да, то все так... Вот же! — выругался в зубы, — Сордаровка! Вижу, что не зря народные гроши про... Пролюблены. Хрен с тобой, дочка. Сдашь экзамены — езжай в свою школу, мое тебе отцовское слово.

Развернулся и пошел к хате, ссутулившись, черпая пыль новенькими городскими туфлями.

Доктор похлопал Синевара по плечу:

— Держись, будь мужчиной. Знаю, ночью напугаешься, но то пустой страх. А уже завтра я и приеду. Не пей только, кровь разжижится, не остановишь. Я скажу, когда можно.

Тоже повернулся и ушел к машине, за рулем которой Гость просидел всю сцену. Машина заурчала, захрустела шинами, медленно прокатилась через расступающихся селян и растаяла в падающей летней ночи.

— А шофер тоже ничего, — донеслось из толпы. — Как он бычару-то, с одного удара.

— Да он сам говорил, успел бы испугаться — усрался бы.

— А вот это уже точно брехня, мужики, пулю льете. Никакой меч такому бычаре голову не срубит. И человеку-то не враз. Я служил в кавалерии, сколько я лозы порубил, сколько шлемов расколол!

— Вот и попался ты, дядько Магнус. Пацан меча не доставал даже. Цапнул вона секиру господина старшего лесничего...

— Так она же тупая как полено! Церемониальная!

— Зато тяжелая. А быков обухом забивают, сам же знаешь. Долбанул по шее за черепом, а дальше понятно.

Ленн собирала инструменты, привычно-механически протирая их спиртом, укладывая на заученные места. Внутренний голос опять зудел: что ей, дворянке с безупречной родословной, делать здесь? Человека спасла? Всех не переспасаешь, мать свою припомни!

Ленн защелкнула коробку и — опять привычным движением — закинула ее “на ремень”, понесла в комнату, снова не разглядывая ни аляповатых роз, ни осыпающейся позолоты; разве что пахло тут не бордельно-сладким, а глиной с печей, смолистым деревом, растертой каблуками мятой... Сейчас кошек набежит, всю ночь спать не дадут...

Тетка в красном шелке проводила девушку взглядом, потрепала дочь по косынке:

— Мужики так ничего и не поняли. Все бы им хрясь да хлясь. А то не шофер, то ее парень. — Тетка Хина тихонько улыбнулась:

— Или сама не видишь?

— И что же он тогда шофером прикидывается?

— Ну вот прикидывается, надо это ему зачем-то, — Хина огляделась и прошептала дочке в самое ухо:

— Наши-то спорят, а что спорить? Не зря же мальчик своего меча не доставал. Мало ли, какое там на лезвии клеймо показалось бы. Мало ли, чей еще герб нашелся.

— Это уже ты выдумываешь, мама. Это как в тех романах, что ими папа всякую зиму грозится печку растапливать.

— И что? — Хина подмигнула дочери, — главное же, чтобы мечта была!

— Если так, — дочка закусила губу, — то хоть гори хата, но везите меня осенью на экзамены в город!

* * *

В город синяя машина вернулась точно к началу ритуала. Траурную вуаль и пристойный букет Ленн купила. С родичами говорила сухо, протокольно — что, впрочем, все приняли с пониманием. Каждый знал, что мать с дочерью ладили плохо. Но ругаться с матерью не то же самое, что хоронить мать. А по ту сторону здешние счета обнуляются.

Как люди воспитанные и благородные, родичи не упрекнули девушку ни в чем. Сказали пристойные слова, выпили по стакану кислого и разошлись. Если кто и страдал, что из тьмы внезапно примчалась наследница, получившая все разом, то ни жестом, ни словом, ни намеком себя не выдал.

— Обычай соблюден, — только и уронила Ленн, помещаясь в правое кресло.

— Возвращаемся в школу?

— К инспектору в полицию надо завернуть, — Ленн как бы случайно нащупала револьверчик под грудью. Почему Гость настолько уверен, что им не помешают уехать? Потому, что сам же и пристрелил блистательного Халеф дерн Асакаба? Даже в мыслях Ленн произносила титул противника отчего-то строго полностью. Блистательный. А ему подходит. В смысле: подходило. Не поведи он себя так по-идиотски, вышла бы неплохая партия...

— Так что везите на Императорских регалий, дом шесть.

— Полиция?

— Не только. Вы пообщаетесь с инспектором, я как раз успею, куда необходимо... Гость, разрешите вопрос?

— Что за церемонии! Спрашивайте.

— Что у вас в длинном лакированном ящике? Утром он здорово мешал затолкать аптечку в багажник.

— Да, — хмыкнул Гость, — я и сам накувыркался с ним предыдущим вечером. А потом вдруг нашел еще плоский широкий багажный отсек под сиденьями. Там раскладной стол и целых четыре кресла, представляете? С виду обычная легковушка, а снаряжена как дом на колесах. Может, стоит в крыше поискать, вдруг и там что-нибудь зашито?

— Пожалуйста, не отвлекайтесь. Длинная лакированая коробка с замочками, вспомнили? Что в ней?

— Музыкальный инструмент, — ни на миг не задержался с ответом парень. Руки на рулевом колесе остались спокойны, и автомобиль уверенно катился по брусчатке, не вильнув даже намеком.

— Сыграете?

Гость вздохнул — девушка бы поклялась чем угодно, что вздохнул без кривляния:

— Ленн... Вот честно. Настроения нет. В другой раз, а?

М-да. Хороший ответ. К любому варианту подходит.

— Что ж, каждому овощу свое время. Вот мы и приехали, остановите. Помогите вынуть сумку. Благодарю. Теперь вам на второй этаж. Вы не промахнетесь, там один-единственный инспектор.

* * *

Инспектор молча подвинул стул и вернулся к бумагам. Гость неторопливо разглядывал кабинет. Шкафы, полки, бумаги, сейфы, опять шкафы, снова полки, еще сейфы. Окно. Стол. Письменный малахитовый прибор. За столом представительный мужчина: седой, но еще крепкий в плечах, отлично выглядящий в черно-синей форме уголовной полиции.

Вот господин инспектор отложил перо, встал и потянулся:

— Итак, слушаю вас.

— Я шофер госпожи Ленн дерн Тьенд Орродарт, — Гость протянул права и путевой лист. — Она сообщила, что вы желали бы со мной поговорить о событиях последних трех суток.

Инспектор перелистал документы, вернул. Почесал подбородок:

— Старею. М-да... Она вам именно так и сказала?

— Уж будьте на сей предмет всеконечно благонадежны, — без улыбки ответил Гость.

По неслышному знаку инспектора вошла маленькая девушка в хорошо пригнаной форме из дешевой ткани — уж сукно от шелка Гость отличал. Мышка-стенографистка раскрыла блокнот величиной в половину себя, изготовила карандаш.

— Так что же вы можете сообщить мне о событиях... Последних трех суток?

Гость улыбнулся:

— Мне случилось нести службу на эскадре его высочества ненаследного принца Сордара Саргона. Полученный на Южных Островах опыт подсказывает, что искать стрелка вам стоит в доме напротив ресторана. Хотя и тот же опыт подсказывает, что все следы уже наверняка затерты. А комнаты снимал на день-два некий господин... Или госпожа. Заявка пришла хозяину письмом, деньги переведены сразу в банк, следовательно, никто не видел арендатора помещения в лицо, и на очной ставке вряд ли опознает уверенно. А с косвенными уликами вас опрокинут присяжные... Что еще? Выстрел произведен из глубины помещения, так что никто не видел дульной вспышки, не слышал звука. Проходя витрину, даже тяжелая пуля отклонится: трехслойное закаленное стекло, ведь это лучший ресторан города, на добротности владелец не экономил.

— Не экономит. С ним-то, по счастью, не случилось ничего плохого.

Гость кивнул:

— Хорошо... Но я не могу привести никаких внятных доводов ни за какую версию. Ни за то, что стреляли в дерн Тьенд, но пуля ушла вверх и срезала цветок. Ни за то, что стреляли все же в дерн Асакаба, но пуля ушла вниз и опять же, срезала цветок со шляпки.