— Да, всё тоже, найти сердце эгрегора и разобраться с происходящим. — Ответил очевидное я. Если полумертвый дуб порождает материальных теней, что будет происходить в округе, когда этот исполин окончательно сдастся. — Эх как же неудачно тот придурок повесился.

— Угу. — Кивнула Валерия приближаясь с Гердой к многовековому стволу.

— Куда собралась? — Следуя за ней, спросил.

— Вить. Не знаю. Мне его жалко. — Тоскливо протянула девушка приблизившись к стволу вплотную и положив на него ладонь. Прикрыв глаза девушка грустно вздохнула. — Оно хочет умереть, но не так. Оно не желает становиться нежитью. И ... Оно не хочет становиться первым из племени. Оно не боится смерти, но оно не хочет приносить в мир мёртвые плоды.

— Может нам его срубить? — Предложил Юра.

— Это не поможет. Накопленная смерть всё равно прорвётся в мир, и это будет поражение старца. Оно этого не хочет. Юра, ты не понимаешь. Жизнь, она не разумна. Этот дуб не разумен, он всего-лишь необычное дерево, со своей природой бытия. Оно создано для того чтобы расти, приносить плоды и жить несмотря ни на что. Ну, а когда придёт его пора — умереть. В смерти нет ничего противоестественного. Противоестественно то, что смерть желает переступить черту и воплотиться в жизни.

— Другими словами, природа против некромантии. — Задумчиво хмыкнул сын.

— Да, нет же. Пусть себе существует, что угодно. Естественного круговорота это, в любом случае, не отменит. Но то, что живо не должно быть одновременно мертво, а то, что мертво — не должно жить. — Недовольно пыталась нам что-то объяснить доморощенная друидка.

— А я о чём? — Не понял Юра.

— Смотри, цепь бытия проста. Что-то рождается, растёт, оставляет свой след и умирает. То, что происходит с ним потом, это всего-лишь форма смерти. Если вселенной хочется чтобы труп встал и пошёл — в этом нет ничего плохого. Плохо если смерть кроме сбора плодов возжелает порождать неживое — немёртвое. Противоестественно, что смерть возжелала вообще порождать. — Валерия нехотя оторвала руку от древа.

— Не скажу, что понимаю тебя. — Вынужденно признал я. — Впрочем, уверен, что вы точно так же с трудом понимаете мои закидоны с астралом. Не так ли?

До меня синхронно донеслись два смешка в ответ.

— Не без этого, пап.

— Но, что делать? Как нам ему помочь? Чего оно хочет добиться? — Кивнув им, что понял юмор, продолил я.

— Оно хочет умереть, но не умирать. Оно просит окончательно его убить, но так чтобы его смерть стала смертью и скопившейся смерти.

— Это как? — Ожидаемо поинтересовался Юра.

— Ну, на мой взгляд единственный вариант, который мне приходит в голову, это впустить "смерть" в дуб и уничтожить её, когда она получит материальную оболочку. — Задумчиво сказал я, пригнувшись и подобрав на руку приковылявшего наконец кошмарика. — Лера, ты можешь попросить дуб, впустить в себя смерть, с тем чтобы мы потом его уничтожили?

— Попробую. — Согласилась она.

— Пап, а это как? И как быть с сердцем? Мы и его уничтожим? — Очень правильные вопросы задал парень.

— Нет. — Неожиданно вместо меня ответила Валерия. — Оно готово умереть, если мы уничтожим сердце смерти.

— Это как? — Вновь спросил Юра, с юношеской непосредственностью и горячностью перехватывая беседу.

— Не знаю. — Сказала Валерия и, ойкнув, отскочила от ствола. — Вить, смотри!

— Вижу. — Рванув к девушке, я оттянул её подальше от ствола, по которому, словно тёмные щупальце из-под земли, поползли сгустки мрака.

Серо-чёрное нечто, видимое лишь сквозь дар, медленно, но уверенно ползло по стволу, захватывая плоть великана, пока не добралось до развилки ветвей. Здесь жгуты уплотнились и окончательно добрав сил, устремились внутрь, под кору. Ждать продолжения нам не пришлось. Пару минут и жгуты вынырнули наружу и устремились по веткам, с утроенной скоростью захватывая растение.

— Витя, нам надо уничтожить это... — Едва не плача схватила меня за рукав Валерия. — СЕЙЧАС!

— Пламень. — Позвал я вслух духа, желая найти хоть какую-то опору в происходящем.

Моя левая рука вспыхнула огнём, и я вновь, прикрываясь им словно щитом, стал приближаться к чернеющиму дереву, копчиком ощущая исходящую от него угрозу.

— Давай, лентяй. — Приблизившись к стволу, сказал я. — Если не ты, то и не знаю, кто может разобраться со всем этим.

Сглотнув тягучую слюну, я, матеря про себя свою слабость моральную и не очень, приложил полыхающую руку к прохладной силе, струящейся по уже мёртвом у стволу. Мистическое очищающее пламя нехотя лизнуло противоборствующую ему стихию и, словно распробовав, вцепилось в истлевающую на глазах древесину и поползло в разные стороны. И всё бы хорошо, если бы не пришедшее от Пламеня ощущение натуги. Прекрасно чувствуя духа, как самого себя, я осознавал, то с каким трудом отражению огня приходилось поглощать воплощение накопленных смертей. Да, тьма оказалась податлива очистительному пламени, но даже обычный костёр можно потушить завалив его дровами. Что уж говорить, про мистическое воплощение стихий?

Я ощущал насколько несладко было моему ленивому спутнику, но он не сдавался, цепляясь за крупицы источаемой проклятой землёй силы и горел, разгораясь всё ярче и ярче. Дух полыхал, черпая силы в поглощаемой смерти и из своего источника — меня.

Пусть и не обеспечивая всей необходимой силы единолично, я, тем не менее, был немаловажной частью процесса. Сквозь меня текла та сила, что служила топливом для розжига пожара очищения.

С того мига, как мой симбионт вцепился в искажённый на глазах дуб, время для меня перестало существовать. Остался только я, огонь и океан холодного голода, что не желал уступать доставшийся ему кус жизни.

Сквозь меня, беря начало на той стороне мироздания, текла сила. Бурлящая и своевольная, она не ломала меня и даже не калечила, но увлекала сознание как водоворот. Я не мог видеть ничего. Все мои чувства словно отсекло. Я был силой. Я был пламенем. Я боролся и пожирал. Я источал жар и искоренял то, чего в этой реальности быть не должно было. Я терял себя и не воплощался в стихии круговерти снов лишь потому что, я был не один. Где-то там, снаружи. Там где-то в мире, где существовал верх, низ, пространство, день и ночь, были те, что якорными цепями скрепляли меня к жизни. Моя фея, мой кошмар, мои рабыни были тем, что назойливым комаром зудело в сознании, вновь и вновь возвращая меня из истекающего потока астрала. Их чувствами я видел разгоревшееся призрачное пламя, что охватило огромное дерево. Их ушами я слышал гул огня, стон и скрип извивающегося одержимого древа. Их чувствами ощущал жар. Их страхом боялся за себя, что стоял в призрачном огне и полыхал жаром, выжигая скверну, пытавшейся прорваться в жизнь, смерти.

Как я отключился, не знаю. Вообще, ориентироваться в том, чем я стал на пике противостояния было весьма сложно. Последнее, что я отчетливо смог отделить из своего бреда наяву был момент, когда всё дерево, бывшее ещё десяток минут живым дубом, ухнуло вниз безвесым пеплом. А дальше Пламень, довольно потрескивая угольками, уснул, а я упал лицом во что-то мягкое и сыпучее.

— Вить, Витя. — Из беспамятства по традиции меня вывел голос Валерии, но в этот раз голос её был не такой. В нём кроме сдерживаемого страха отчётливо ощущалась ... гордость. — Ты опять меня напугал.

— Прости. Я сам не знал, что так получится. — Приходя в себя и "осматриваясь", извинился я.

— Ну и ну, пап. Это было круто. — Тут же выглянул из-за спины Валерии Юра. — Но, действительно, не стоит больше так делать. Это было страшно.

— Ну, извините. — Проверя своё состояние, я с удивлением осознвалав, что очень устал, но кроме этого никаких новых неудобств не испытываю. Даже утомление было добрым, если об этом чувстве можно так сказать. Словно после ожидаемой нагрузки в спортивном зале. — Как оно?

— Оно? Хорошо. — Ответила мне Валерия. — Ты спалил и дуб, и то, что в него забралось. Так что, с этого дня можно спокойно говорить, что это место не более проклято чем любое другое. Не святая земля, конечно, но и теней тут явно заводиться не должно.

— Мы справились? — Всё ещё немного плавая сознанием, переспросил я для надёжности.

— Да, ты молодец. — Прижавшись всем тело, тихо похвалила меня Лера, и только тут я осознал, что её ещё знатно потряхивает.

— Не я, а мы. — Поцеловал я свою верную спутницу в лоб. — Кстати, что там произошло? Я когда прикоснулся к дубу, словно выпал из реальности. Только какие-то образы были.

— Да? А что ты видел? — Неожиданный голос Юры раздался вновь из-за спины.

— Ну, как бы это описать. Я на какой-то миг стал духом огня, что пожирал воплощающуюся в реальности смерть. Я был потоком магии, что устремился в мир, растворяя стихию накопленных проклятий. Я был Валерией и Еленой, Дзынь и Гостем. Я был даже самую малость Марой. Ты себе представляешь каково это раствориться во всём этом? Я вроде бы видел горящее призрачным оранжево-голубым огнем дерево, и в тоже время был самим пламенем. Я видел себя в центре гудящего костра и был там, внутри, под защитой своего духа.

— Ну, где-то так оно всё и выглядело. Ты подошёл к дереву с этим своим огнём до плеча. Прикоснулся к стволу, а потом застыл. Стоял ты от силы минуту, а потом всё полыхнуло. Дуб просто весь, разом вспыхнул и стал гореть, пока не осыпался на землю пеплом. — Сын в эмоциях рассказывал, как это выглядело со стороны, пока не получил от меня подзатыльник. — Ай, за что?

— Ещё полезешь за мной в подобной ситуации, одним подзатыльником не отделаешься. — Буркнул я, вспомнив ещё один кадр из случившегося, когда Юра, как дурак, рванул в призрачный огонь мне на выручку, и только Герда успела вцепиться ему в штанину, удерживая от явно глупого и самоубийственного поступка. — И, спасибо.

— Ты чего? — Насупился сын, потирая затылок. Затрещина получилась знатная.

— На память. Что бы ты в следующий раз думал, перед тем как геройствовать. Даже ради моего спасения. — Притянув к себе сына я прижал его к сердцу.

— Ладно, поехали домой, что-то я притомился. — Хмыкнул я, выпуская их наконец-то из объятий.

— О, смотри, что там Герда несёт? Что мелкая, играем в палочку? — Юра склонился к собаке, но та недовольно заурчала, как делала всегда, когда с ней, по её мнению, поступали несправедливо.

— Что там у тебя? — Склонился и я к ней, протягивая руку. — Палочка?

— Вить. — Позвала меня Валерия, предупреждающе положив ладонь на плечо.

— Что такое? — Вертел я живую ветку с листьями, принесенную мне Гердой.

— Ты можешь на неё "посмотреть"? — Задумчиво попросила девушка меня.

Эх, пришлось через силу концентрироваться, возвращаясь в то состояние, что позволяло мне "видеть" сквозь дар. Усталость давала результат, и в нужный режим я смог перейти хорошо если с десятой попытки. Вот только оно того стоило. У меня в руке лежал предмет, настолько сильно напоминающий статуэтку, найденную на капище, насколько только могут быть схожи два радикально разных объекта. Ветка была Жива, с заглавной буквы. Токи жизни и магии переплетались в ней в жгучий клубок, наполняя буквально каждую клеточку растения потоком силы.

— Вот это, да. — Улыбнулся я, протягивая находку Валерии под одобряющий лай Герды. Собака, как и я посчитала, что находка должна была оказаться в рука девушки. — Это тебе. Ты кажется хотела узнать, что за сердце будет у ожившего векового дуба? Да и обещала же старику спасти его жизнь. Держи.

— Ух ты. — Удивился Юра. — Это, что? Действительно чёрные листья? Я подумал, что они в копоти.

— Вить, что мне с ней делать? — Удерживая на вытянутых руках дар природы, тихим шепотом, словно боясь разбудить, спросила она меня.

— Тебе решать. Это ты у нас с предрасположенностью к природе. — Демонстративно, по стариковски застонав, я повернулся к ней боком и поковылял к машине. Такими темпами домой затемно мы не попадём, а спать я хотел злостно. Да и попробовать во сне надо было многое. — Я бы нашёл подходящее место и посадил.

— Где?

— Да, где угодно. У нас, вон, во владениях почти пол леса оказалось. Разберешься.

Глава 26. Выбор!

— Да, ало. — Полусонно буркнул я в трубку на поздний звонок, едва разлепив глаза. Подлый телефон словно подсматривал за мной и зазвонил ровно в тот момент, когда я растянулся на кровати с твердым намерением выспаться.

— Привет, Ворон. Ничего, что я так поздно? Поговорить надо. — До сознания не сразу дошло, что за голос я слышу. Но когда шестерни таким встали на место и понимание пришло ко мне, усталость смыло потоком адреналина.

— Привет, урод. — Поприветствовал я звонившего.

— Вот не надо. — Демонолог, с чего-то решившись со мной связаться, на миг замер. — А впрочем, пофиг. Я собственно тебе по делу звоню. Слух, у вас тоже пару дней назад волна прошла? Не молчи, пожалуйста, у меня и так дел невпроворот, ещё ты в обижалку играешь.

— Была. — Выдавил я из себя.

— И, чо? Сильно тебя распёрло? — С той стороны довольно заржали. — Ты прикинь, я когда малость отлежался и пришёл в себя, как новенький стал. Представляешь себе, я теперь врата открыть могу и полноценных демонов вызывать. Правда материалец приходится подбирать покачественнее. Согласись, рассчитывать, что кто-то достойный заглянет в гости на обычный кусок мяса без гарнира не стоит. Другое дело на фрикасе из одарённых. Слух, я тут как бы не совсем по поводу волны звоню, у тебя ненароком ненужного одарённого нет? Не, тебе поучавствовать в ритуальчике я не предлагаю. Ты у нас категорический, правильный, но мало ли у тебя врагов? Может кто-то ненужный есть? Я даже готов заплатить за инфу. За мной не заржавеет. Как насчёт ключа от воли той суки, что от тебя прячется? Станешь её полноценным хозяином? Не?

— Нет. — Только и смог на всю эту тираду выдавил сквозь зубы отказ я.

— Ну, на нет и суда нет. Просто, из потенциально полезных я всего пару штук знаю. Не хотелось бы без спросу твоё брать, но дело важнее, сам понимаешь. — Гнусно хмыкнули с той стороны. — Ты, это, не обижайся если что.

— Что значит, "без спросу"? — Насторожился я.

— Да, чувак, ты прав. Меня мама с папой учили перед тем как забрать чьё-то имущество там, или близкого, надо обязательно разрешения спросить. Вот только не помню, что дальше, когда отказывают, надо делать. Но ты не дрейфь, я же вежливый, я спросил про врагов, сейчас и за близких спрошу, а дальше посмотрим. — На той стороне, всё так же спокойно говорящий, голос затих на мгновение и продолжил: — Ты не против, если я возьму твоего сына? Уверен, что твоей крови в нём хватит для одного нормального ритуальчика.

— Ты не прав. — Скрепя зубами, чувствуя, как рушится какой-то внутренний барьер, а мозги выгибает набекрень, прошептал я.

— Не горячись. Ладно, на нет и суда нет. Будем посмотреть, авось найду кандидатуру на заклание получше. — Псих всё так же спокойно рассуждающий о том, что планирует похитить моих близких, а у меня в душе буря перешла ту черту, когда бешенство сменяется штилем. Тем штилем, что в древности до одури пугал моряков парусных кораблей. Той пустотой, что хуже любого шторма. Фатальнее самой своей необратимостью и непокорностью.