— А кто, спрашивается, ещё тебе сыновья мои, как не дяди. Или ты думаешь, что они у меня от святого духа появились? — Яга смотрит на девушку как-то слегка надменно.
— Так дед не говорил мне, что у вас есть дети. У тебя и у него.
— А он и не знает, что они от него. Ему это вообще безразлично. Они к нему со всей душой — как же, мамин старый товарищ! А он только бурчит на них, да шпыняет по-всякому. Словно щенков дрессировал. Что сготовят — то и едят, где угол себе найдут — там и спят. Это он для тебя на нары расстарался, соорудил, а моих-то в гамаках под навесом развешивал, и кроме как родниковой водой, ничем им мыться не позволял. Оставлю, бывало на неделю, прилетаю, а с них коросты ссадин горстями валятся. Они ведь до сих пор все в мелких шрамах да следах ожогов.
Я уж думала, как вырастут, да школу окончат, уйдут бродяжничать. Но, видно, что-то в головах у них переключилось — уехали в институты поступать. Садись на шестую, — переменила она тему разговора. И тут же вернулась к прерванной беседе, но с другого бока. — Хотя, знаешь, как-то раз, в детстве ещё, пекли мы картошку, когда одна экспедиция домой уехала, а вторая ещё не прибыла, так забавный случай вышел. Ляпа посмотрел, сколько у него на счету скопилось, да и высказался в том роде, что денег у членов нашей шайки дофига и тратить их всё равно некуда, потому что в поле мы всё время, стало быть, на довольствии, и одеты. И хорошо бы сложить наши сбережения в большую кучу и купить что-нибудь крутое.
И вот тут-то Юрик, его в те времена Солом окликали, и попросил отдать всё ему, чтобы он на Земле выучился на адвоката и тогда он потом, когда станет знаменитым и богатым, то вернёт с хорошим процентом.
— Вернул? — Делле действительно интересно.
— Не-а! Не взяли парни отдачу. Да они вообще после каждого сезона скидывались для кого-нибудь и ещё куражились. Типа — первый пошёл, второй пошел, а потом со счёту сбились и тихонько радовались.
— Пьяные?
— Окстись! Такие не выживают. Мы ведь — рабочие. Подай! Принеси. Рейку правее! Как взведённый курок — иначе и не скажешь. Знаешь ведь, какие кошечки и собачки в наших краях аппетит нагуливают.
— Постой, Яга! — вот тут уже не до экивоков, — у тебя же родители живы!
— Так и они рабочими нанимались. Ты думаешь сюда с Земли одни учёные приезжали? Ручку ровнее держи, следи за авиагоризонтом!
Колёса мягко коснулись грунта. Прибыли.
* * *
На правом плече — переломка. Или "Тулкой" ещё её здесь зовут. На левом плече — рюкзак, где есть всё, что только может понадобиться. От коптердрома до города рукой подать, и Делла, легко отшагав это расстояние, идёт между стандартными постройками периода колонизации. Разные в них люди живут. Лужайки или свалки, пустыри или заросли плодовых кустов и фруктовых деревьев, мощёные дорожки или глубокие колеи — каждый хоть как-то, но заявляет окружающим о своём идеале мироустройства.
Впереди слышится музыка: "Тонкий шрам на любимой попе — рваная рана в моей душе". Любопытно. Дедушка редко позволяет звучать устройствам звуковоспроизведения, но когда слышится этот мотив — присаживается, и делает вид, что чем-то занят. Пока песня не закончится. То есть у тети Лёли где-то что-то такое есть? На попе!
Делла просто двинулась на звук и быстро вышла к веранде с накрытыми цветастыми скатерками столами. Начало лета — люди тянутся в тень. Хотя сейчас тут немноголюдно.
— Опять эксесайзер с катушек слетел, — раздалось в глубине подсобного помещения
Судя по повышенному звуку чего-то механического, перешедшему в короткий стук — так оно и было. Собственно, если бы не это дурацкое буржуйски звучащее слово, воспринятое, как "упражнятель", Делла не так бы действовала. Села бы тихонько, и слушала музыку, пока к ней не привязалась обслуга. А тогда бы чайком кишочки прополоскала. Но тут — зараза, всё-таки этот Ярн — спокойно произнесла прямо в дверь:
— На стол его, — и аккуратно свернула скатерть с того столика, за который посетители сядут в последнюю очередь. Со всех сторон подходы, а народ обычно по углам нычется.
— Ты хто? — румяное лицо из щели между полуприкрытой дверью и косяком.
— Внуковка Коноплемянникова, — прямо в спину голос. Парень за стойкой стоит, а ведь только что никого не было! Крепкий, статный, с редким пушком на подбородке — олицетворение юности, одним словом. С таких Добрыней Никитичей рисуют. Хотя, тот, что за дверью выглядит не слабее.
— Тогда хрен ты от неё отвяжешься, — непонятно, доволен этим дядька или нет, но на стол перед Деллой водружается низкий пустой цилиндр с дырявыми стенками, но без крышки. А из середины его днища торчит шток с кольцевой проточкой вблизи окончания. Как раз для разрезной шайбы самое место. Понятно, что она соскочила, и привет. А кромки у проточки закатаны.
— И как долго эта халтура прослужила до первой поломки? — Делла смотрит прямо в глаза старшего из крепышей.
— Полгода, где-то. А потом после каждой починки — не больше месяца.
Понимающе кивнув, девушка прошла в подсобку и, встав на четвереньки, заглянула в щель, между полом и основанием обезглавленной установки. Так и есть, в толстом слое пыли лежат они, родимые. Быстренько выгребла оттуда штук восемь колечек, видимо — по числу ремонтов. В проточку все они становились с люфтом, то есть и пробовать не стоит — минуты не продержат. Тем не менее, вставила штырь в гнездо, вместе с барабаном, естественно, покачала. Ни к чёрту подшипник. Вот так, одно за другое, и общий износ привёл эту нехитрую центрифужку в состояние перманентного облома. Ага, вот и шкив с опавшим ремнём. Ладно!
Вернее, как раз, всё неладно. Даже подшипник поддался простому нажиму пальцами. Мрак! Это вообще не должно работать. Хотя, рукоятка у висящей на стене шумовки сделана из стали как раз подходящей пластичности...
— Эй, ты мне инвентарь не ломай? — пожилой мужчина на согнутую ручку важнейшего предмета кухонной утвари смотрит неодобрительно.
— Удлинитель тащите, — Делла ничуть не смущена. — А половником больше, половником меньше — это непринципиально. Тем более, видите, как он прохудился. Вот то, что подшипник здесь бессепараторный — это да. Краеугольно, я бы сказала. Буру давайте, вы же насекомых изводите. И нашатырь у вас, наверняка, есть — тащите.
Варить без флюса — это точно была бы халтура, а так — несколько наваренных выпуклостей, потом чуть уточнить надфилем, засобачить плотненько — нету люфта. Опять шток в гнездо, кольцо в проточку, короткий проблеск сварки — и оно больше никогда отсюда не слетит. Крутанула барабан — нормально идёт. Щёлкнула пакетником. Гы. Вот откуда ноги растут. Вернее, если смотреть на это глазом обывателя, то всё нормально, но чуть слышна почти неуловимая вибрация — это же частота электрической сети.
Остановила агрегат и сняла крышку щитка. Они — родимые. Конденсаторы, приспособленные для сдвига фазы. Причём, не просто, а для использования однофазной сети для привода трёхфазного двигателя. Порнография! И сами кондёры — фуфло. Этот тип столько не служит, сколько получается от даты их выпуска до сегодняшнего дня. Поискала по соседним щиткам — точно, все три фазы в дом приходят, но раздаются на освещение по одной, так что с виду и не скажешь, что можно просто всё сделать как следует. Полная ерунда. Каждый исполняет свою часть работы и больше ни о чём не думает. А потом эти умники собираются большой толпой и ищут кого-то виноватого в том, что живут они не так хорошо, как им хочется.
Оторвала от удлинителя провод и скоммутировала всё как положено, как раз для подвода двух фаз этого оказалось достаточно. В щитке перекусила лишние связи. Пакетник-то трёхфазный. Включила — работает. И никакой вибрации. Свернула шнур сварочного аппарата на его корпус и затолкала в кармашек рюкзака. Всё. Чаю!
Парень из-за стойки подал цветастую тряпку, сухую, чистую и измятую, ею руки отлично оттерлись от остатков смазки. А юноша ещё плеснул из нарядной бутылки на край вытирушки, и чернота от пальцев отошла окончательно. Делла вернулась к столику, положив на старое место снятую ею же скатерть. Хозяин выволок из подсобки поднос с тремя кружками, горкой кусков нарезанного батона и корытцем "Волны". Он и его сын, как ни в чём не бывало, устроились на соседних стульях. Правда по пути бармен поставил перед парой ранних посетителей по кружке с пивом, видимо, чтобы были заняты и не мешали.
Хороший чай, свежий хлеб и плавленый сыр. Отлично.
— Я Фома, — представился хозяин заведения, — а это сын мой, Федот. Про тебя нам Яга рассказывала. Рад, что этот старый ворчливый барсук твой дед не сдаёт позиций, — показал глазами на переломку, подвешенную за ремень на крюк, укреплённый на столбе. — Всё ещё жив, хотя и считает, что стрелять надо только один раз, и только хорошо подумав.
— Ну да. Если хищник напал, то, кроме пули ему в левый глаз, других шансов у тебя нет, — Делла знает, что говорит.
— Часто встречались? — Федот неподдельно заинтерсован.
— Три полосатых амфициона и один серый. Они обычно выше держатся в лесах предгорий, в наши каньоны забредают редко. А ужасных волков пастухи приучили бояться людей, так что их даже голосом можно отогнать, только интонации должны быть строгие, и к логову соваться не стоит, пока щенки слепые.
Вот сидит девушка за одним столом с двумя практически незнакомыми мужчинами, которые на неё откровенно пялятся, и превосходно себя чувствует. У неё нет никаких забот — каникулы.
— А шкуры ты с них сняла? Ну, с амфиционов подстреленных?
— Сняла. Только первую запорола. Из неё Яга всего две муфты выкроила.
— Ты, наверное, на Землю подашься, учиться? На геолога, не иначе? — Фома не столько спрашивает, сколько утверждает, и Делле нечего прибавить к его словам. Или возразить. Так что он продолжает:
— Это ведь раньше у нас тут глухо было и тихо. Только экспедиции из университетов да академических институтов сменяли друг друга, считай, от двух до пяти штук всё время где-нибудь что-то да исследовали. А нынче я им уже и счёт потерял. Вон, даже целое управление построили по геологической части. Рейсовики на Землю каждый день летают и везут народ, и везут. А только чует моё сердце, неладно с этим что-то. Мы с дедом твоим немножко беспризорничали, ну не так, чтобы по помойкам объедки собирали, а рабочими устраивались в экспедиции — там кормёжка всегда нормальная и спецовки добротные выдают — так по всему выходит, что от добычи здешних руд никакой выгоды получить невозможно. То есть, конечно, дофига всего полезного, но, чтобы оно где-то в одной куче лежало — да ни в жисть не поверю. А тут, слышь, комбинат заложили, и народ туда толпами завозить собираются.
Если что — не вздумай к ним подаваться. Не может такое дело без жульства обойтись.
На веранду с улицы вошла девушка, похожая на принцессу. Белый брючный костюм, внимательный, какой-то "сканирующий" взгляд. Федот мигом юркнул за стойку и изобразил на лице готовность быть полезным, а батюшка его поправил скатерть на самом уютном столике и мощной волной излучил радушие и добросердечность. Посетительница приняла предложение, заняв место, и стала негромко что-то говорить, указывая глазами на керамические кружки, оставшиеся перед Деллой. Наверное, просила и себе того же самого, чем вызвала смущение Фомы. Или досаду.
Странно, словно ветерком повеяло при появлении этой гостьи. Ветерком из чужого холодного мира. Разрушилась обстановка домашности и как будто возникли невидимые глазу, но ощутимые перегородки. Встретилась взглядом с красавицей. Странное впечатление, словно та тоже огорчена, что так получилось, но уже ничего не может поделать.
Настоявшиеся на дне кружки среди чайных листьев последние уже остывшие капли напитка — самые вкусные. Дома она обязательно дожидается этого момента, чтобы ощутить языком терпкую горчинку последнего глоточка. Предлагать хозяевам деньги за угощение или требовать вознаграждение за ремонт этого... что за слово, право! — ей даже в голову не пришло. Не такое тут место, чтобы заводить речь о расчётах. На правое плечо — переломка, на левое — рюкзак, прощание с хозяевами одним взмахом ресниц — и к дому Яги. Та как раз должна вернуться от барыги, что перепродаёт ей остатки полётных рационов, сэкономленные заботливыми бортпроводницами космических линий.
* * *
Начались постройки центральной части города. Магазинчики стали встречаться, так что первым делом зажевала мороженое. Города Земли, где прошло её детство, оставили в памяти немало отчётливых воспоминаний, и сейчас некоторые из них невольно всплывают, поражая яркой своей бестолковостью. Крикливые упаковки батончиков и конфет, затейливые игрушки и даже цветастые одёжки вызывают что-то похожее на умиление, отстранённое и даже слегка высокомерное. А вот и магазин оружия, она заглядывала сюда раньше, и сейчас не пройдёт мимо.
Нет, ну это надо же! Окосеть можно от такого обилия с любовью и выдумкой сделанных убивалок. Лёгкие, удобные, оборудованные великолепными прицелами и комплексом автоматики контроля, завязанным на всемирную сеть. Говорят, нынче ружьё даже может отказаться стрелять, если наведено на запрещенное к промыслу животное или человека. Но её "тулка", произведённая в середине прошлого века, ничего такого себе не позволит, потому что никакого интеллекту в ней отродясь не бывало. Её единственный прямой и гладкий ствол она сама сменила на новый, собственного изготовления. Мифриловый. А сверху вычернила никелем, чтобы целиться было привычней — вот как-то у неё глаз над серебристой поверхностью не так дистанцию оценивает.
Почти на кило подружка полегчала. Её, если кто-то в руки берёт, принимает за игрушку, пластмассовый муляж. Ну да ладно. Полюбовалась на новинки. Такое впечатление, что это то ли для профессиональных убийц всё придумано, то ли для забойщиков. Ну какому охотнику, скажите, нужна магазинная винтовка? Нет, если по баночкам с пьяных глаз шмалять, то оно тады канешна.
С интересом рассмотрела пневмопатроны, выложенные под стеклом прилавка. Они компактней и легче, чем пороховые, но для их перезарядки требуются совсем другие приспособления, да и не подходят они к ружьям старых систем. Как всегда, военные совершенствуют вооружения, а за ними и коммерсанты начинают продвигать новинки в массы, им всё равно что, лишь бы сбыть побольше, да подороже.
Себе взяла по десятку обычных патронов со сгорающими гильзами, снаряженных дробью трёх номеров. Это, скорее, из любопытства, обычно-то она не охотится. И пули-турбинки облегченные как раз по её заказу доставили. Капсюлей пока не нужно, а порох тут нынче не тот. Воздержалась брать. Теперь ещё шляпку купить в бутике напротив, и порядок.
* * *
Оба-на! Хозяин тут, что ли, сменился? Длинноногие все в дресс-коде элегантные продавщицы окинули её таким взглядом, что атас. А что? Да, технический комбинезон на ней, застиранный до полной потери цвета, так ведь заплатки на нём положены мастерски, и сидит он отлично. Мягкий, уютный, немаркий и со всеми нужными карманами, которые почти и не топорщатся. А у входа даже гвоздя нет, чтобы ружьишко повесить. Срам какой-то, а не магазин.
