Я и моя Мура

— Зайдём?

— Как скажешь, хозяин, — мрачно отвечает Мура.

Долго изучаем витрины. Оба выходим с подарками. Мура держит в руке плюшевую крысу, а я прикупил вставные вампирские зубы с клыками. Так что улыбочка у меня тоже получилась... Мурысина.

* * *

Сижу за столом и чувствую себя полным идиотом. Почему я должен объясняться с кошкой? А она сидит напротив, уже переодетая по-домашнему, и ждёт. А ждать кошки умеют. Наконец не выдерживаю:

— А чего ты сама-то хочешь?

— Чтобы мне было хорошо, — выдаёт она после театральной паузы. И, пошевелив задумчиво ушами, добавляет: — И ты на меня не сердился.

— Хорошее дело.

Продолжаем сидеть, глядя в стол. Протягиваю руку и слегка касаюсь её руки. Мура недовольно дёргает ушами.

— А если я скажу, что не сержусь?

Она резко поднимает глаза.

— Ты меня обманываешь, чтобы я не ушла?

— Нет, я правду говорю. И я не хочу, чтобы ты ушла. Так лучше?

— Нет — ты сердишься, — снова опускает взгляд моя киса.

— Сержусь. Только не на тебя.

— А на кого?

— Не знаю.

Мура смотрит на меня, удивлённо подняв уши.

— Вот и я не понимаю, — отвечаю я на её молчаливый вопрос.

* * *

В обеденный перерыв Егорыч вытаскивает меня в укромный уголок и требует:

— Женёк, ты чего с утра сердитый, как туча? Не дала?

Киваю.

— Бля... Ничего. В следующий раз посговорчивее найдём.

— Знаешь, Паш... Я — пожалуй — пока возьму тайм-аут.

— Ты что — поймал что-нибудь? — осторожно отодвигается Пашка.

— Да не... Тут разобраться надо с одним делом...

— У тебя телефон-то её остался? — подмигивает приятель.

Делаю неопределённое выражение лица. Что уж он понял — не знаю, но Пашка хитро подмигивает, и я не удерживаюсь, чтобы не подмигнуть ему в ответ.

* * *

Дома просто чувствую — в воздухе висит нерешенный вопрос. Вместо того, чтобы изучать букварь на диване, сидим за кухонным столом. И вторую ночь подряд ложимся, будто поссорившиеся супруги. Вроде — в одной постели, но каждый сам по себе. Не удерживаюсь и спрашиваю:

— А где моё "мур"?

— Мне сегодня что-то не мурчится, — ворчит Мурыся и отворачивается к стенке.

Пытаюсь погладить её по боку, но тут же получаю хвостом по руке. Мне ничего больше не остаётся, как повернуться на другой бок и заснуть к ней спиной.

* * *

Утром в дверях конторы догоняю Михалыча. Надо сказать, Валерий Михалыч — мужик положительный и старательный во многих отношениях. Правда — в свои сорок шесть он не продвинулся дальше рядового менеджера, но со стороны похоже, что его это вполне устраивает. А ещё всем в конторе известно, что с семейным вопросом у него полный порядок. На всякий случай спрашиваю:

— Михалыч, а как ты с женой миришься, когда основательно ссоришься?

Он задумывается, его добродушное лицо принимает несколько загадочное выражение.

— Да как тебе сказать... Мы с женой по-крупному ссорились всего три раза.

Вспоминаю, что у Михалыча трое детей. Сразу представил себе троих котоухих малышей, сидящих за моим кухонным столом вместе с Мурысей. От этой картинки меня несколько передёрнуло, из чего я сделал вывод — этот вариант мне не подходит.

* * *

Отвернулся к стене. Мурыся сидит рядом и молча таращится в экран. Свет в комнате выключен, звук — еле слышен, яркость тоже едва-едва...

— Там же ничего не видно и не слышно, — ворчу я через плечо. — Чего зря сидишь?

— Это тебе не видно и не слышно, — ухмыляется Мурыся, — А мне — нормально. Я же — кошка.

— Ух ты и выдра...

— Выдра — это млекопитающее семейства куньих, ведущее полуводный образ жизни, — с лекторской интонацией сообщает хвостатая телезрительница. — Я к ним не отношусь.

Резко сажусь и несколько секунд удивлённо таращусь ей в затылок. Присмотревшись к экрану и вслушавшись, понимаю, что Мура опять смотрит канал о природе. Она поднимает хвост и шепчет:

— Тсс...

Снова заваливаюсь на бок, отбираю у неё пульт. Комната заполняется звуками джунглей.

— Тебе это интересно?

— Ага. Столько птичек, ну и вообще всякого...

— Ну-ну. Хищница.

Переключаю телевизор на "канал для полуночников". Мура несколько минут недовольно разглядывает происходящее на экране и оборачивается ко мне:

— А у тебя вместо птичек — девочки?

— Тьфу...

Вернул ей пульт и отвернулся.

* * *

— Да плюнь ты на неё, — уговаривает меня Егорыч, прихлёбывая утренний кофе. — Можно подумать — других девок мало.

— Пашка, с чего ты вообще взял...?

Михалыч подключается с другой стороны.

— Женёк, у тебя же всё на лице написано.

— Ладно. Признаю. И что теперь?

— Я же говорю — несговорчивых надо менять. Просто и незатейливо, — продолжает гнуть свою линию мой приятель.

— Паша, не сбивай человека с панталыку. Может — он своё настоящее чувство нашел.

— Какое ещё чувство? Вы чего, мужики? Не могу же я со своей...

— Так ты что — с роднёй поругался? — уточняет Михалыч.

— Ну не то, чтобы с роднёй... Но как-то привык я к ней уже...

— А она к тебе?

— Да — по-моему — тоже...

— Тогда просто поговори. Только аккуратно. Ну не может быть, чтобы она тебя не поняла, — уверенно толкует старший коллега.

— Да они сами себя никогда понять не могут, — усмехается Егорыч, отставляя пустую чашку.

* * *

Лежу, глядя в потолок. Скашиваю взгляд на Мурысю. Она делает вид, что спит. Но я-то вижу: слушает.

— Мура, нам надо поговорить, — наконец-то решаюсь я.

Она приоткрывает глаз и снова закрывает.

— Прекрати на меня дуться.

Она поджимает губу.

— Мура, ты что — против того, чтобы я приводил кого-то?

Мура дёргает ухом и продолжает молчать.

— Я что — должен только с тобой спать?

Мурыся резко поворачивает голову. Её зрачки слабо светятся в темноте комнаты.

— Мне прямо сейчас уйти?

Хватаю её за плечи, притягивая к себе, но Мура сопротивляется и шипит, прижимая уши. Сажусь на постели, она тоже подскакивает.

— Мура!

— Что ещё?!

— Успокойся!

— Я была спокойна! Это ты начал!

Смотрю в её кошачьи глаза. Она сидит передо мной, и её пушистый хвост мечется из стороны в сторону. Касаюсь её колена и тихо говорю:

— Мура, я не знаю — как нам теперь быть. Только давай...

Она ждёт, пока я подбираю слова.

— Давай просто останемся вместе. А потом я что-нибудь придумаю.

Мурыся опускает голову и смотрит, как моя рука осторожно поглаживает её коленку. А потом кладёт сверху свою ладошку.

— Давай. Потому что я тоже не хочу уходить. Я не знаю — куда уходить. И как. А нам не будет плохо вдвоём?

Я молча лёг и взял её за руку. Она по-кошачьи мягко опустилась рядом и спросила:

— Так что мне делать, когда ты приведёшь ещё какую-нибудь подружку?

— Ещё не придумал. Поэтому пока никаких подружек.

В эту ночь мы заснули, просто держа друг друга за руку.

* * *

— Ну — как успехи? — интересуется с утра Пашка, оглядев меня с ног до головы.

— Помирились с родственницей? — уточняет Михалыч, заслышав наш разговор.

— Помирились. Только она не родственница.

— Не по моей методе? — интересуется Михалыч.

— Не-не-не.

— Но ты ж её — того? — не унимается Егорыч.

— Её я не того, — отрезаю я сердито. — И не этого. И вообще не собираюсь.

— А на кой тогда мирились? — дружно удивляются мои сослуживцы.

Глава 5

Словно и не было нескольких дней ссоры. Хотя... Какая уж тут ссора? Она-то за меня же и переживала. Отвлекаюсь от букваря и глажу лежащую рядом Мурысю по спине. Она трётся головой о моё плечо.

— Мурыся, вот объясни: как ты могла такое придумать?

— Какое?

— Чтобы уйти.

— Ну я же тебе стала мешать приводить девочек. Вот я и подумала...

— Глупенькая ты. Девочки приходили и уходили. А ты была со мной.

— Но раньше у тебя были и я, и они. А теперь...

— А теперь ты сама стала похожа на девочку.

Она отодвинулась и посмотрела мне в глаза.

— И ты будешь делать со мной всё, что...?

— Не-не. Ты же не совсем девочка. Ты кошка. Но теперь тебя стало приятнее гладить. Понимаешь?

Она кивает и снова прижимается.

— Понимаю. А девочек ты ещё будешь приводить? Мне интересно было смотреть...

Слегка шлёпаю её по обтянутому штанами заду.

— Так. Вот этого не надо. Ты теперь будешь их смущать. И меня — тоже. Лучше я тебя буду обнимать, пока их нет.

* * *

Уже переодевшаяся для сна котейка с довольным видом проползает на четвереньках по постели и укладывается на меня сверху.

— Мурыся, не наглей.

— Тебе не нравится? — удивляется моя киса, приподнимаясь.

— Ты уже не такая лёгкая, чтобы на мне спать.

На самом деле мне приятно, когда она так взгромождается. Даже слишком. Настолько, что боюсь забыть, что она — кошка. Киса не унимается:

— А почему некоторые твои подружки на тебе так спали? А они были больше.

— Почему-почему... Потому, что они не кошки.

— А почему мне раньше можно было? Я же была кошка.

— Ты и теперь кошка, только очень большая.

— Если я кошка, можно — я разденусь?

— Нельзя!

Мурыся надувает губы и её ушки грустно повисают. Спихиваю её с себя и, приподнявшись на локте, нависаю над ней.

— Будешь меня целовать? — вдруг спрашивает она.

— Чего вдруг?!

— Когда ты так делал с подружками — ты их целовал, — поясняет Мура, прикрывая глаза и с готовностью подставляя губки.

Падаю щекой на подушку и бурчу:

— Ни за что.

— Ты не хочешь играться со мной, как с ними?

— Да. Потому что ты не такая, как они. Ты же не играешь со мной так же, как с мышью.

— А... Тогда понятно...

* * *

Мамин звонок застал врасплох. Ну да — я же ей не звонил с тех пор, как начались чудеса с моей котейкой. Пришлось буровить какие-то невнятные подобия оправданий. Разумеется — они маму никак не удовлетворили.

— В эти выходные — никаких оправданий. Приезжай и привози Мурысю. Я и по тебе и по ней соскучилась.

Вот этого требования я не ожидал.

— Мам... Насчет Мурыси... Ты понимаешь...

— Она что — убежала?

— Нет — вот она. Рядом сидит, макароны трескает.

— Макароны? Женя, ты что — с ума сошел? Кто же кошку макаронами кормит?

— Да она нормально их ест. С сосисками.

Слышу — мама в некотором замешательстве.

— Ты что — приучил её питаться тем же, что сам ешь?

— Да ты понимаешь... Она в последнее время сильно изменилась... — начинаю я формулировать объяснение.

— Отъелась что ли? Конечно — на макаронах-то...

— И выросла. Ты её — наверно — даже не узнаешь теперь.

— Все равно привози. Пока.

Жму отбой и смотрю на свою кошкодевочку. Мурыся смотрит на меня и интересуется:

— Что-то случилось?

— Мама требует, чтобы я приехал к ней и привёз тебя.

— Ура! Мама меня вкусненьким накормит! — радостно восклицает Мура.

— А ты не забыла, что ты теперь не такая, как раньше?

Мура задумывается, свесив уши.

* * *

Проснулись рано утром. Разложили на диване все мурысины наряды. Как-то не думал, что их уже столько. Выбираем. Черное — слишком мрачно. Слишком ярко одевать — тоже маме наверняка не понравится. В конце концов — надеваю на Мурысю её тренировочные штаники и красную майку. Майку мне подарили, но я никогда её не носил. А на Муре она смотрится почти как платье. Подумав — дополняю наряд сарафаном. Так она — почти нормальная девчонка. Нахлобучиваю ей панаму. Ну всё — можно ехать.

* * *

Чем ближе подъезжаем к району, где живут мои родители — тем сильнее Мурыся волнуется. Кончик хвоста так и скачет под сарафаном, хотя она придерживает хвост рукой. Мысленно радуюсь, что у меня хвоста нет. Потому как я волнуюсь не меньше. Ну вот и приехали. У подъезда натыкаемся на соседку.

— Женился, Женёк? — с ходу вопрошает она, коротко оглядев мою спутницу.

— Пока нет.

— Не затягивай, — подмигивает соседка.

Поднимаемся на второй этаж. Звоню в дверь. Мама открывает дверь и... О чём я не подумал — это как Мурысе себя вести. А она просто выпаливает:

— Мама! — хватает мою маму за руку и принимается тереться головой о её плечо. Маманя прижимает её к себе, смотрит на меня с улыбкой и притворно сердится:

— А меня даже и не предупредил.

* * *

— Чего толчешься зря? Иди — девочку свою развлекай, — пытается мама выпроводить меня с кухни.

— Я же говорю тебе: она — не девочка.

— Тем более. Давно?

— Скоро месяц.

— Только не вздумай её бросить.

— Мам, она сама хотела уйти, но я ей не дал.

Мама всучивает мне тарелку с салатом и улыбается.

— А ты меняешься к лучшему. Жениться когда собираешься?

— Да какая женитьба, мам? Мне сперва надо с Мурысей разобраться!

— Так — тарелку на стол!

Отношу салат в комнату. Папа с тетрадкой и ручкой смотрит передачу о футболе, а Мура сидит рядом и помалкивает. Возвращаюсь на кухню. Мать вручает мне следующую тарелку и сопровождает её напутствием:

— Мурыся вам не помешает. Если что — мы её у тебя заберем. А эта девочка мне сразу понравилась. Как ты сказал её зовут?

— Я же и говорю — Мурыся!

— Мне интересно не то, что ты называешь её, как свою кису, а её настоящее имя.

— Мама, да она и есть — Мура!

— А полностью как? Амура?

С шумом выдыхаю.

— Не пыхти над продуктами. Неси на стол, — требует мама.

Отношу и снова возвращаюсь. Но лишь за тем, чтобы получить из маминых рук стопку тарелок.

* * *

— Гена, отлипни от свого футбола и садись к столу.

Папа снимается с дивана и пересаживается за стол, продолжая глядеть в галдящий ящик. Я начинаю накладывать на мурысину тарелку.

— Да ты не стесняйся. Бери, что сама хочешь, — комментирует папаня, не забывая поглядывать на экран.

— Гена, не мешай Жене быть настоящим кавалером, — одергивает его мама. — Амура, тебе горчички положить? Или тебе сейчас нельзя?

— Мам, она же вообще горчицы никогда не ела.

— Ну извините, молодые люди. Я-то откуда знаю?

Закончив накладывать Мурысе, подпираю щеку ладонью и поясняю:

— Мам, вы с папой её уже три года знаете.

— Не говори глупостей, сын. У нас ещё не склероз, — вставляет папа, нащупывая вилкой котлету.

— Ты за своим футболом мог её и не заметить, — вскипает мама.

— А ты — за кулинарией и одноклассниками, — парирует мой родитель, охота которого за котлетой наконец-то увенчалась успехом.

Я, подумав, наконец-то снимаю с сероволосой головы панаму и демонстрирую то, что она скрывала.

— Вот это вам ничего не напоминает? — интересуюсь я, трогая Мурысю за ухо. Мама покачивает головой.

— Напоминает. У моей подруги дочка такие же носит. Не одобряю я эту моду.

— Какую моду, мама? Мурыся, покажи хвост.

Мурыся поднимает хвост и загибает кончик. Мама хватается за сердце.

— Ой... Змея...

* * *

Поправляя сарафан, Мурыся снова садится к столу. Рассаживаемся и мы в прежнем порядке. Только теперь батя наконец-то выключил телевизор и изучающе разглядывает мою спутницу. Мама глядит на неё с недоверием.