Уроборос

— А... ваш хороший знакомый из окружения князя, он разделяет ваше мнение, или?..

— Подозреваете? Правильно делаете. Здесь даже поговорка есть: "Крестьянин лжёт через три слова, купец через два, ведьмак через одно, а маг ложью изъясняется". Мы с вами — дети своего мира. Я могла бы солгать кому угодно, но той, что способна не читать бессмысленный набор звуков, а творить заклинания, лгать невыгодно.

— Творить заклинания? — я постаралась разыграть недоумение. И, в общем-то, восхищение: она так ловко перевела стрелки, что я невольно позавидовала. — Вы о чём?

— О странном плетении, которое туримитский рубин учуял в окрестностях Масента, — тонко улыбнулась Надин. — Наша старая перечница... простите, госпожа волостная магичка проболталась. Быть может, это просто совпадение, но если я права, то с колдуном, обладающим таким умением, лучше дружить.

Разумеется, лучше дружить. Вот только здесь в ходу ещё одна поговорка: "У мага могут быть либо рабы, либо враги". Очень старая поговорка, между прочим.

— Вы правы, — продолжаю прикидываться валенком. — С таким человеком и я бы с удовольствием подружилась, если бы это помогло достичь цели. Вот только дать мне ему взамен на дружбу совершенно нечего.

— О! Я бы тоже не поскупилась, — Надин ослепительно улыбнулась. — Ведь каково бы ни было умение, его нужно применить с наибольшей пользой для ...его обладателя. Предположим, я могла бы осуществить заветную мечту этого человека. Как вы думаете, он согласится?

— Не уверена, но полагаю, что он захочет подумать, — мы друг друга поняли, а на аудиозаписи наши хитрые физиономии не зафиксируются. — Всё-таки договоры с магами опасная штука.

— Я также подумаю, — кивнула Надин. — О гарантиях моей честности.

Дорогуша, гарантия твоей честности сейчас активно пишется на флешку моего "китайца", но лучше тебе об этом не знать. А две гарантии в любом случае лучше одной.

Я давно почуяла приближение Дойлена, а сейчас увидела в окно трапезной, как он въезжает во двор в сопровождении какого-то мутного типа на невзрачной савраске. О мутном типе можно будет потом порасспросить, а вот дорогой сосед сегодня что-то слишком благодушен. Мой медальон тёплый, значит, он в отличном настроении.

— О! — снова воскликнула Надин. — Это ваш ...возлюбленный, если я не ошибаюсь? Связь между вами очевидна... — и добавила с хищно-слащавыми нотками: — Какой мужчина!

Чёрт... Не ожидала, что меня так неприятно заденут её последние слова. Честное слово, мне всё равно, с кем сейчас спит Дойлен. Я бы не обиделась, если бы Ирка заарканила его, а не его сына. Но Надин... Не-е-ет, мне сейчас только дурацкой ревности не хватало. Я его с трудом выношу в последнее время, не говоря уже о каким-то чувстве. Страсти в духе "Собаки на сене" превратят в кошмар и поставят под вопрос любые шансы на выживание.

Хм... Но я же могу решить проблему радикально. По договору Дойлен обязан выполнять мои ...пожелания, не так ли? Попрошу не вестись на эту дамочку, только и всего. Неприятная она. Скользкая, как угорь. Артефакт ей нужен. Конечно же, чтобы домой вернуться. Ага. Верю. С такой не только спать, но и вообще находиться в одном помещении опасно.

Я убрала сферу тишины, и на нас обеих обрушились звуки заоконной жизни. Судя по возгласам, заботливый отец согнал кого-то с велосипеда. И этим "кто-то" был не Инген, а его братец Энгит. Вот уж чего не ожидала, так это его возни с велосипедом. Ничего, приехал строгий папа и сейчас выстроит сыновей на плацу... то есть во дворе. То есть уже выстроил... Пора выходить на крыльцо, пока папаша не вручил деткам по зубной щётке и не послал заниматься уборкой территории.

3

Вот что он умеет лучше всех, так мгновенно ориентироваться в обстановке. Посторонние лошади, глубокие следы от тяжёлого транспортного средства и наличие заспанных солдат на заднем дворе сразу навели его на правильные мысли.

— У нас гости? — негромко поинтересовался он.

У нас... Хорошо сказано, дорогой сосед. Браво.

— Поосторожнее с ней, — предупредила я. — Она из моего мира, но тут уже давно.

— С кольцом? — и вопросы "в лоб" он тоже умеет задавать лучше всех.

Я молча кивнула, скосив глаза на открытую дверь.

— Не советую с ней сближаться, — совсем уже шёпотом сказала я. — Змея.

Ответом мне был ну очень странный взгляд. Если бы я его совсем не знала, приняла бы это за лукавство. Но я его немножечко знаю. Не умеет он лукавить. Физически не умеет.

— Да, мальчишкам я свой велосипед сама дала, пусть катаются, — добавила я громче, спиной чувствуя, как братцы чуть не запрыгали от восторга.

— Сядут они тебе на голову, — проворчал Дойлен, больше для порядка, чем из недовольства. И снова одарил меня тем же странным взглядом. — Представь меня гостье, будь добра.

— А своего спутника ты представить не хочешь? — Я только и успела бросить один быстрый взгляд назад, на спешившегося "мутного типа"... и оторопела.

Блондин. Голубоглазый дикарь-северянин. Крепкий широколицый дядька на вид лет пятидесяти, в ошейнике раба, в потёртой до неприличия кожаной куртке, аналогичных штанах и прохудившихся сапогах, но с длинным ножом за поясом. И смотрит, как... как равный.

В княжестве не бывает таких — свободных даже в рабском ошейнике...

— Попозже, — хмыкнул дорогой сосед, заметив мою оторопь. — Никуда он не денется, подождёт.

Он ничего не сказал по поводу моего иномирового наряда, только глазами дыры на мне протирал. Было бы на что глазеть-то, здесь в моде маленькие круглые пышечки, а не долговязые велосипедистки. И ...мне было откровенно неприятно такое отношение. Здесь колдуньи обладают ровно теми же правами, что и колдуны. Магия уравняла сильных и слабых, сыграв роль изобретений полковника Кольта и лейтенанта Калашникова. Ведьмак, поднявший руку на жену, рискует получить боевым заклинанием в лоб, оттого ведьмы и магички так самоуверенны. У простецов всё как обычно: баба — вещь. Поэтому мне не нравится этот взгляд. Смотрит вот именно как на предмет. Пусть экзотический, доставшийся дорогой ценой, пусть своенравный, но всё-таки не заслуживающий права быть равным. И ведь понимает, за что получил отставку. Понимает, но всё время наступает на те же грабли.

Что за человек, а?

Зато он знает, что я не наговорю лишнего при посторонних. Хоть избавлена от этих его подозрений, основанных на уверенности, что женщина физически не способна удержать язык за зубами. Интересно, на магичек его заблуждение распространяется? Помнится, он характеризовал женскую часть общественной прослойки магов не слишком лестными эпитетами, среди которых сравнение с гадюкой казалось комплиментом. Впрочем, за столом он повёл себя образцово: с гостьей был вежливо сдержан, со мной — любезен и обходителен. Зато Надин откровенно его "клеила", не стесняясь даже моего присутствия. Арсенал обольщения образца 1912 года позабавил: то "пламенный" взгляд густо подкрашенных глаз, то головку повернёт в профиль, то "томно" вздохнёт, то примет "патетическую" позу, явно скопированную из немого кинематографа, то изящно прикурит... Собственно, из-за этого мы ни о чём поговорить и не смогли, магичка явно не желала настраиваться на серьёзный лад. Я начала потихоньку закипать. Тоже мне, заговорщица: стоило увидеть более-менее привлекательного мужчину, как у неё проснулся охотничий инстинкт и отключились мозги. Либо настолько привыкла, что у ног магички обязан лежать штабель из кавалеров, либо изначально характер такой. Хотя второе вряд ли: нимфоманка не пробилась бы в магички, там такой жестокий отбор даже из "потомственных", что не всякая Одарённая выдержит. Будущая магичка просто не может себе позволить ни единой слабости, пока не получит золотой медальон. А вот потом — совсем другое дело.

Положение спас, если так можно выразиться, курьер, привезший ларец с "артефактами" и письмо от Ульсы. Вообще-то я ждала, что наш маг повременит с подзарядкой телефонов, пока я приеду в Рему, но, видимо, успел разрядить их раньше. Разумеется, тайна ларца, которую я гостье раскрывать не собиралась — а она не могла не видеть, что там нет ничего магического — пробудила любопытство. Прямо спрашивать считается среди колдунов дурным тоном, но добывать секреты окольными путями они учатся, наверное, ещё до того, как начинают ходить. Ничего необычного, просто вопрос выживания. Нелюбопытный маг либо не поднимется выше управского уровня, либо отправится "за грань" в качестве подарка Великому Артефакту. Правда, и тому, кто не умеет держать своё любопытство в узде, тоже не поздоровится. Так что Надин, сумевшая за сто лет подняться достаточно высоко — та ещё штучка. Теперь её из моего дома не выкурить, пока она не дознается, что там такое в ларце.

Вечер прошёл настолько беспокойно, что к темноте я сама была похожа на рассерженную змею. Гостья-магичка, мальчишки, старший Дойленов сынок с Ирочкой, служанки, свита Надин — все будто сговорились довести нас с Риеной до инфаркта. Под конец более выдержанная экономка сказала: "Ступайте, госпожа моя, отдохните. Я сама справлюсь". А потом, когда дом хоть немного перестал напоминать психушку, в спальню пришёл Дойлен и с порога заявил, что спать будет здесь. Ибо все прочие комнаты уже заняты, на сеновале холодно, а магичка не должна даже заподозрить, что мы с ним, так сказать, в разводе. От такой наглости я даже забыла, что собиралась порасспросить его насчёт того типа с ножом.

— Как ты про неё сказала? — спросил он, стаскивая сапоги. — Змея? Ты права. От ядовитых змей лучше держаться подальше, но, говорят, столичные маги делают из их яда какие-то целебные снадобья.

— Намёк поняла, — процедила я, "колдуя" над телефоном Ульсы. Делов-то — проверить на предмет новых файлов и спрятать аудиозаписи в скрытую папку. — Насчёт воспользоваться моей комнатой — тоже логично. Но если ты...

— Не бойся, — криво усмехнулся Дойлен, понявший меня с полуслова. — Пока в этом мире есть магия, твой запрет я преодолеть не смогу... Может, снимешь его, а? Тебе ведь нравилось то, что мы вытворяли по ночам, и не понравилось то, что я делал днём. Согласен, тут я наломал дров, и клянусь, что этого больше не повторится.

— Именно это, может, и не повторится. Зато других дров наломаем. Оба. А мне меньше всего на свете хочется, чтобы наши планы сорвались из-за... прости, из песни слова не выкинешь — из-за похоти, — сказала я, отключив от зарядного один "артефакт" и подключая второй. Потом уложила всё в тот же ларец, закрыла крышку и проверила запирающие заклинания. Когда в доме змея, лучше перебдеть. — Маленькие слабости могут обернуться большими бедами.

— Глупости ты говоришь, — я стояла к нему спиной, но просто почувствовала, как он ухмыляется. Беззлобно, но с эдаким намёком. — Хотя... Может, ты и права. Когда душа с телом в разладе, это плохо, сам знаю. Люблю жену, а тебя хочу так, что в голове мутится. И после ночей с тобой я тоже был как запойный пьяница после трёх кувшинов крепкого вина.

— Вот видишь, — я обернулась к нему с виноватой улыбкой — нужно немного польстить его мужскому самолюбию, иначе поссоримся. — Я ведь тоже... тоже не могла опомниться... до самого вечера. Потом снова приходил ты и начиналось всё сначала. Точно, как ты сказал — будто мы оба ушли в запой. Но сейчас не самое лучшее время для этого. Заговоры нужно строить на трезвую голову.

Я взобралась на кровать, не раздеваясь: запрет запретом, но так надёжнее. Меховое одеяло пахло далеко не французскими духами, как его ни проветривай, но без него можно было замёрзнуть. Привычно забралась под него, подоткнув уголки, и тут же почувствовала, как Дойлен потянул на себя противоположный край и привалился к моему боку.

— Хоть погреем друг друга, — в его голосе не было обиды, что меня, прямо скажем, очень удивило. — Или всё-таки снимешь запрет?

— Спокойной ночи, — вздохнула я. Этого человека ничем не проймёшь. Не буду и стараться.

В сон я буквально провалилась...

Я шла по лабиринту, где лишь тонкие световые извивы на земле отмечали его невидимые стены. Стоило коснуться такой стены, как она превращалась в полупрозрачную упругую светящуюся плёнку, верхним краем уходившую в небо. Трава под ногами в этом мёртвом люминесцентном свете казалась чёрной... Я шла, лабиринт петлял. И вдруг световые полоски вильнули в разные стороны, словно узкий коридор расширился до огромной площади. Да ведь это и есть площадь — главная площадь Туримита, где мы сдавали экзамен на серебряный медальон. Вот и помост с аркой, вот и огромный рубин в золотой оправе. Но сейчас ночь, на площади — ни души. Я одна... Из рубина выбивается тоненький лучик, как от лазерной указки, и упирается в мой медальон.

— Подойди.

Голос знакомый. До боли, до судорог. Голос моего мужа. Разумом я понимаю, что его здесь нет и быть не может, что это наваждение, но всё равно поднимаюсь по ступенькам к самой арке.

Там — не сгусток тумана, как тогда, а зеркало. Гладкое, огромное зеркало. Но в нём вместо моего отражения — Паша. В новом сером с искоркой костюме, том самом, что я подарила ему ко дню рождения. Улыбается так радостно, будто у нас какой-то семейный праздник, а я только что вернулась с работы.

— Иди сюда, — радости и нежности в его голосе не меньше, чем в улыбке. — Забудь о нём, он тебя не достоин.

И протягивает руку. Прямо через поверхность зеркала.

Часть меня разомлевает, как воск на солнышке, но другая часть чётко осознаёт: настоящий Паша не может ничего знать о том, что здесь происходит. И с этим осознанием приходит страшная метаморфоза: вместо моего мужа в зеркале стоит киборг, будто сошедший с экрана саги о Терминаторе. Зеркальный человек всё ещё улыбается и протягивает руку, но эта улыбка вызывает такой ужас, что я бросаюсь бежать... и просыпаюсь.

За окном — рассвет. С меня градом катится пот, дыхание — как после скоростного подъёма на длинную горку с серьёзным градиентом. А Дойлен тоже не спит, тормошит меня за плечо.

— Ты кричала, — и в голосе, и в глазах у него — неподдельная тревога. — Сон?

— Д-да, — у меня от пережитого ужаса зуб на зуб не попадал.

— Успокойся, — сказал Дойлен. — Успокойся и попробуй рассказать.

— Но это... просто страшный сон, — едва слышно пискнула я.

— Ведьмам просто так ничего не снится. Рассказывай.

И я рассказала, как смогла. Не знаю, почему, но это помогло преодолеть страх, снова осознать чувство вины перед любимым человеком и уразуметь смысл предупреждения, коим я тоже поделилась со своим союзником.

— Маги — дрянь, — согласился Дойлен, подставляя мне плечо в качестве подушки. — Они нас используют, подставят под удар и сбегут с добычей. Но без их помощи мы к Артефакту не подберёмся... Ложись, милая моя, не бойся.

— Я не боюсь, — буркнула я, устраиваясь на его плече. — Всё равно вставать скоро. И... с тобой спокойнее.

Это правда, незачем кривить душой. Всегда спокойнее, когда рядом есть человек, с которым можно быть откровенной. А он, увы, не желает понимать, что для совместной жизни мало одного только доверия и умения доставить друг другу удовольствие.