Тетрадь 68

— Стол тогда к ёлке перенесём, да, Женя?

— Да, конечно. Накроем скатертью, поставим всё, зажжём свечи, — перечисляла Женя, быстро двигая по клеёнке рисинки. — Какой чистый рис, правда? Совсем грязи нет.

— Да, хороший, — согласился Эркин. — А что, на Рождество надо рис есть?

— В Сочельник, мне рассказали, едят кутью, ну, кашу из пшеницы с ягодами и взвар, — Женя улыбнулась. — Но рис вкуснее, и варится быстро. А взвар... вроде компота.

— Ага, понял, — Эркин улыбнулся. — Ну вот, у меня всё.

— И у меня всё.

Женя быстро сгребла рисинки в кастрюлю и встала.

— Сейчас промою и поставлю.

Эркин сидел за столом и смотрел на Женю. Блаженное чувство покоя, безопасности... он вдруг как-то ощутил его. Женя оглянулась на его взгляд и улыбнулась ему.

— Устал?

— Нет, что ты? — Эркин даже удивился её предположению. — Просто смотрю... на тебя.

— И как?

— Хорошо, — блаженно вздохнул Эркин.

Женя рассмеялась, накрыла кастрюлю крышкой и подошла к нему. Эркин ловко, не вставая со стула, вывернулся из-за стола, протянул ей навстречу руки, и Женя сама не поняла, как оказалась у него на коленях.

— Господи, Эркин, — Женя обняла его голову, прижала к себе, — господи...

Эркин уткнулся лицом в её шею и замер. Женя перебирала его волосы, взъерошивала и приглаживала иссиня-чёрные упругие пряди.

— Эркин, милый мой, Эркин...

Наконец Эркин оторвался от неё, поднял голову и немного виновато улыбнулся.

— Женя, я поверить не могу, что это всё на самом деле, что не сон... Я тебя столько раз во сне видел... И летом когда, на выпасе, и раньше ещё... И вот... Это же вправду, Женя? Не обман, да?

— Ну, конечно. Конечно, всё — правда.

Она поцеловала его в щёку и ещё не сказать ничего, ни шевельнуться не успела, как он сам разжал объятия, и они одновременно встали.

— Будем делать ёлку, да?

— Ну, она уже сделана. Почти, — Женя ласково погладила его по плечу. — Я там купила кое-чего по мелочи, орехи, мандарины... Вот их и добавим.

— А я конфет купил, — засмеялся Эркин. — Мне так и сказали в магазине, что они для ёлки. И... стол сейчас переставить?

— Да, — сразу согласилась Женя. — Давай сейчас.

Она сняла со стола клеёнку, и Эркин — она-то думала, что он перетащит стол волоком, ну, если вдвоём, то перенесут, а он — обхватил стол, поднял его и пошёл. Женя только ахнула и бросилась вдогонку, чтобы хоть дверь ему подержать.

— Господи, Эркин, ты же надорваться мог.

— Женя, да разве это тяжесть, что ты, — рассмеялся Эркин. — Вот здесь поставим, чтобы ёлку видеть, да?

— Ага, левее чуть, вот так. Сейчас я пакеты принесу.

Женя принесла оба пакета, свою коробку с нитками и иголками, и они сели за работу.

Орехи вешать не стали: Женя не могла вспомнить, как делается петелька, а мандарины и конфеты в блестящих золотых и серебряных обёртках они повесили. Не все, конечно, впереди целая неделя, придётся ещё вешать.

— Я помню, — Женя ловко протыкает мандарин толстой длинной иглой, — приходили гости, поздравляли, и папа прямо с ёлки снимал и угощал. Мандаринку и конфету. Или яблочко... Маленькие такие яблочки, их ещё райскими называют.

— Ага, — радостно кивнул Эркин. — И мы так сделаем, да?

— Конечно! Ой, каша! — Женя вскочила и убежала на кухню.

Эркин развесил подготовленный конфеты и мандаринки, собрал нитки и иголки в коробку и отнёс её в спальню, поставил на комод рядом с памятной по Джексонвиллю шкатулкой для денег и низкой широкой вазочкой, больше похожей на чашку без ручки — Женя называла её смешным словом "пиалушка" — для мелочи. Там, в Джексонвилле, ещё была фарфоровая статуэтка — пеликан с птенцами, но её Женя взяла, а грабители разбили, он увидел тогда на полу осколки. Ладно. Эркин тряхнул головой и хитро улыбнулся. Ладно, завтра посмотрим.

Он вернулся в большую комнату, где Женя уже разворачивала большую, подаренную им на новоселье, белую скатерть с вытканными белыми же розами. Он помог Жене ровно её выложить.

— Ну вот, у меня уже всё готово. Давай переодеваться, и я буду Алису будить.

Эркин кивнул. Ну да, вечер же праздничный, так что надо, как Колька говорит... припарадиться, вот. И ещё: полный парад, адмиральский смотр. Интересно, что такое "адмиральский", но это потом.

В спальне он быстро переоделся, вернее, снял тёплое бельё и сменил рубашку. Многоцветная, яркая. За призовое место на ножах. И пояс нарядный, тоже приз. Эркин оглядел себя в трюмо и улыбнулся возникшему вдруг отражению Жени.

— Какая нарядная рубашка, — восхитилась Женя. — Тебе очень идёт.

Эркин порывисто повернулся к ней, обнял. Женя поцеловала его в щёку рядом со шрамом, поправила ему прядь на лбу.

— Ты очень красивый, Эркин, — убеждённо сказала она.

— Это ты красивая, Женя, — ответил Эркин, касаясь губами её виска.

Женя рассмеялась.

— Ну вот, а я ещё тоже принаряжусь, так то ли ещё будет.

— Ага, — Эркин сразу разжал объятия. — Ага, я не буду мешать.

— Ты не мешаешь, — Женя ещё раз поцеловала его.

Эркин отпустил её: конечно, Жене надо переодеться. Он сел на пуф у двери и смотрел, как Женя сосредоточенно перебирала в шкафу свои вещи, выкладывая отобранные на кровать, и как она переодевается. Поясок, длинные тонкие чулки, туфли на каблучках, бюстгальтер, белая кофточка с кружевами и чёрная юбка, маленькие блестящие серёжки в ушах... и золотая шаль на плечах.

— Ну как? — обернулась к нему Женя.

Эркин восхищённо улыбнулся, и Женя рассмеялась.

— Ну вот. Пойду Алиску поднимать.

— Давай я, — встал Эркин. — А то ты такая нарядная...

— Ладно, — не стала спорить Женя, медленно поворачиваясь перед трюмо.

Эркин с трудом оторвал от неё взгляд и буквально вытащил себя из спальни.

В комнате Алисы стояла темнота, и эта темнота была очень уютной. Эркин щёлкнул выключателем. Алиса спала, как всегда, раскинувшись. Благо, кровать большая, "на вырост" Женя брала. "Ну и правильно, — подумал Эркин, — Растут дети быстро, не менять же мебель каждый год". Когда зажёгся свет, Алиса не проснулась, а вздохнула и повернулась набок. Эркин подошёл к окну, поправил штору.

— Алиса, — позвал он её от окна.

Она опять вздохнула, и Эркин подошёл к ней. Погладил по голове. Тонкие мягкие волосы приятно рассыпались под ладонью.

— Алиса, просыпайся.

— Э-эрик, — Алиса вздохнула, не открывая глаз. — А мне ёлка снится. И конфеты.

— А они на самом деле есть, — рассмеялся Эркин.

— Да-а? — удивилась Алиса.

Она открыла глаза и расплылась в улыбке, увидев Эркина.

— Эрик, какой ты наря-адный.

— Вот и вставай, — вошла в комнату Женя. — Будешь тоже нарядная. Сегодня же праздник.

— Ага, — Алиса вылезла из-под одеяла и встала на кровати. — А сегодня-сегодня, или это уже завтра-сегодня?

— Я не понял, — признался Эркин.

— Ну-у... ну это...

— Иди умывайся, — велела Женя. — Тогда и объяснишь.

Алиса попробовала прямо с кровати спрыгнуть в тапочки, но промахнулась и упала бы, если бы Эркин не подхватил её. Женя грозно нахмурилась, и Алиса пошла в ванную.

Женя быстро убрала и застелила постель. Обычно хотя бы часть этой работы делала Алиса, но сегодня, ради праздника... Эркин согласно кивнул.

— Конечно так, Женя.

— Ну вот.

Женя раскрыла шкаф, достала и положила на кровать красную матроску, белые гольфы с пушистыми помпончиками, поставила у кровати ярко-красные блестящие туфельки.

— Ой! — восхитилась вошедшая в комнату Алиса. — Мам, а беретик?!

— Ну, кто же дома ходит в беретике? Сделаем красивый хвостик с бантом.

— Ага, ага, — Алиса торопливо стягивала с себя пижамку. — Мам, и туфельки!

— А как же. Тапочки же с нарядным платьем не надевают, — объяснила Женя.

Эркин поглядел на туфельки Алисы, на ноги Жени, обтянутые тонкими чулками, на её чёрные туфли на каблуках и незаметно вышел из комнаты. Где его кроссовки? В кладовке? Но вчера, доставая сапоги, он их не видел? Тоже в спальне в шкафу?

Да, они были там. И опять, как и летом, набиты бумагой. Он вытащил бумагу, достал из комода носки и переобулся. Вот так. А то джинсы с поясом, рубашка нарядная и шлёпанцы... Неловко. Женя нарядная, Алиса тоже, надо и ему.

Шлёпанцы он поставил у кровати со своей стороны, а бумагу понёс выкидывать на кухню в ведро. Женя уже была там.

— Ты переобулся? — сразу заметила она. — Ну, правильно.

— Мам, чего нести? — вбежала в кухню Алиса.

Женя как раз раскладывала на тарелке печенья в форме цветочков и ягод, когда до них донёсся из коридора смутный шум, а потом зазвенел дверной звонок, и тут же в дверь забарабанили. Эркин быстро переглянулся с Женей и пошёл к двери. Алиса рванулась следом, но Женя придержала её. Эркин, не оборачиваясь, махнул рукой, показывая, чтобы они укрылись в кухне. Конечно, ничего такого, но всё-таки...

— Кто там? — спросил Эркин.

Ему ответил многоголосый хохот, взвизги и ещё что-то совсем непонятное, но... но, насколько он смог не так понять, как почувствовать, неопасное. Помедлив с пару секунд, Эркин всё-таки открыл.

И замер, оглушённый криками, хохотом, шумом трещоток и дудок.

— Ой, — с радостным удивлением сказала за его спиной Женя, — это же ряженые!

— А хозяину здоровья, а хозяйке красоты! — прокричал возникший перед ними парень с размалёванным лицом и в вывернутом наизнанку полушубке и неожиданно ловко выдернул Эркина и Женю из двери в коридор. Алиса выскочила сама.

Завертелся сумасшедший пёстрый хоровод, визг детей, смех, крики, кто-то, переодетый медведем, женщины в мужской и мужчины в женской одежде, хохочущие, веселящиеся от души соседи... И Эркин, забыв обо всём, хохочет над шутками и припевками, и уворачивается от ловящего его медведя, и пляшет с незнакомой закутанной в большой платок женщиной, потряхивающей... да у неё грудь ватная, не меньше двух подушек под кофтой, или это тоже парень...?

Вам всем счастья, а нам на радость!

Парень в вывернутом полушубке подставляет мешок, и туда сыпятся вынесенные из квартир конфеты, яблоки, пироги, бруски сала, свёрнутая в круг колбаса, и Женя, смеясь, бросает в бездонный мешок мандарины.

— Спасибо всем, Рождества всем, — кланяются ряженые. — Спасибо этому дому, пойдём теперь к другому.

И уже нет их. И, смеясь, поздравляя друг друга с наступающим, приглашая завтра зайти, ёлку поглядеть и поздравиться, соседи расходятся по квартирам.

Уже закрыв дверь и оказавшись в неожиданно гулкой тишине, Эркин сообразил, что грудастая баба, выдернувшая его из общего хоровода в круг, приговаривала и ржала Колькиным голосом. Эркин тихо засмеялся и покрутил головой. Ай да Колька, надо же такое придумать. А кто ж тогда медведем был? Не старшой же.

В большой комнате Женя с влажными от смеха глазами заканчивала расставлять на столе тарелки с праздничным угощением. Алиса шумно и деятельно помогала.

Наконец сели за стол. Сладкая рисовая каша с изюмом, густой, похожий на кисель компот, печенье, орехи, конфеты... Ужин очень понравился и Алисе, и Эркину. А потом Женя унесла на кухню грязные тарелки, Эркин зажёг свечи и выключил люстру, и они сидели за столом, ели всего понемногу и смотрели на нарядную, переливающуюся огнями ёлку. Эркин потряс Женю и Алису умением колоть орехи без щипцов, одними пальцами. Четыре больших — Женя их называла грецкими — ореха кладёт на ладонь, покатает, примериваясь, и сожмёт кулак, а потом раскроет, и Алиса с Женей прямо с его ладони выбирают ядрышки.

— Мам, а петь будем? — вдруг спросила Алиса.

Она смутно, но помнила прошлое Рождество, когда мама её учила особым "рождественским" песням.

— Давай, — согласилась Женя. — Слова помнишь?

— Динг-динг, беллз, — неуверенно начала Алиса.

К изумлению Жени, Эркин сразу подхватил.

— Ты её знаешь? — удивилась Женя.

Эркин кивнул, не прерывая пения. Так они и пели теперь втроём, глядя на ёлку. Спели про Рождественские колокола и звёзды, про ангелов в облаках и тишину на земле, даже про пастухов и волхвов Эркин знал.

Женя обняла, прижав к себе Алису.

— Вот мы и встретили Рождество. Спать пора, маленькая.

— А подарки? — сонно спросила Алиса.

— Сейчас ляжешь, — Женя говорила тио, с ласковой напевностью, — загадаешь про себя и утром увидишь.

— Всё, что захочу?

— Всё-всё, что загадаешь. В Рождественскую ночь все желания исполняются.

Алиса закрыла глаза и вздохнула совсем сонно. Женя тихо рассмеялась и встала, держа Алису на руках. Эркин сразу вскочил на ноги, протянул руки.

— Давай я...

Женя отдала ему Алису.

— Ага, отнеси её. Сейчас уложим и...

Эркин кивнул, поняв несказанное.

Он отнёс Алису в её комнату, положил на кровать, расстегнул и снял с неё туфельки. И отпрянул. Нет, ему этого нельзя, он не сможет этого сделать... по-простому, а как учили его — нельзя! И когда вошла Женя, он быстро вышел, скрывая лицо.

В кладовке он взял свои пакеты. Этот — синий — с подарками на Новый год. Проверяя себя, заглянул. Да, так и есть. Его уберём на прежнее место. А из белой бумаги возьмём.

Эркин принёс пакет в большую комнату и стал выкладывать под ёлку, оклеенные блестящей бумагой коробочки и свёртки. Ну вот. Он выпрямился и оглядел получившуюся горку. А хорошо смотрится. И свечи... догорают, надо, пожалуй, погасить и заменить, вставить новые. Свечи... в кладовке.

Пока он ходил за свечами, Женя раздела и уложила Алису и тоже пришла в большую комнату. Она не поняла, чего так испугался Эркин, но чувствовала, что лучше об этом не спрашивать, и когда он вошёл с коробкой свечей, просто сказала:

— Тебе помочь?

— Нет, — благодарно улыбнулся Эркин. — Это нетрудно. А... остатки свечей...

— Огарки?

— Да. Огарки выкинем?

— Нет, — улыбнулась Женя. — Будем гадать. Ну, топить воск. Знаешь?

— Нет, — мотнул он головой, быстро вынимая из очередного подсвечника огарок и вставляя новую свечу. — Как это, Женя?

— Увидишь, — тихо засмеялась Женя.

Она быстро переложила печенье и конфеты, смела в совочек скорлупки и крошки. А остальное пусть так и стоит. Утром придут к ёлке, так чтобы было нарядно и красиво. И приятно.

— Эркин, посмотри, как тебе?

Он готовно обернулся на её зов.

— Очень красиво, Женя. Так на завтра оставим?

— Ну да. Чтобы праздник с утра.

— Хорошо, — улыбнулся Эркин. — Очень хорошо. Ну вот, ещё две свечи, и всё.

Женя подошла к нему и придержала пружинящую ветку.

— Ага, спасибо, Женя. Ну вот.

Они стояли рядом и смотрели на ёлку. Эркин обнял Женю за талию и привлёк к себе.

— Хорошо, правда?

— Да, — Женя положила голову ему на плечо. — У меня ещё не было такого Сочельника.

Эркин мягко повернул её к себе, поцеловал в корни волос, в глаза, углы рта. Женя обняла его, погладила по затылку, шее.

— Ох, Эркин, милый мой.

Их губы наконец встретились, и Эркин рискнул плотно прижать свои губы к её губам, и Женя не отстранилась, не зажалась, а подалась к нему. Эркин вёл губами по её лицу, шее, подставлял своё лицо её губам.