Тетрадь 90

— Здравствуйте, — улыбнулся он ей, подходя к прилавку с мужскими рубашками.

— Вот хорошо, что зашли, — она радостно тараторила, раскладывая перед ним прозрачные хрустящие пакеты. — Только-только получили, из Царьграда товар, лёгкие, чистый хлопок, как раз для лета, и расцветка самая модная, а уж вам-то к лицу будет...

Под её трескотню он выбрал себе две рубашки: бежевую с короткими рукавами на жару и голубовато-серую с длинными. Конечно, этого мало, и цвета хорошие, но денег в обрез.

А брюки лучше тёмные, конечно, для лета, да, положены светлые, но ему-то нужны универсальные, чтоб и в пир, и в мир. Ещё ботинки, тоже тёмные, но лёгкие, кожаные под гуталин, две пары носков и ... на третью ему не хватило.

И уже идя домой с аккуратным тючком, Громовой Камень вспомнил про куртку. Так, здорово же он просчитался, хотя... хотя, стоп, у него же есть куртка, племенная, с вышивкой и бахромой, но именно куртка, а не рубашка, так что вполне ничего, вполне и даже очень.

Дома он распаковал тючок и разложил покупки на кровати, полюбоваться. Да, возможно он переплатил, и скорее всего именно так, но у него никогда не было таких... вещей. В Эртиле до армии, ему все покупали, в армии тоже понятно... без выбора. Нет, он всё-таки купил хорошо. Так что завтра с утра на урок он пойдёт как всегда в форме, потом вернётся, пообедает, приведёт себя в порядок — примет душ, переоденется — и пойдёт к Джинни. Посмотрим, что из этого получится.

* * *

Чолли придержал Раската, похлопал по шее и отпустил поводья. Облака разошлись, открывая летнее солнце, и равнина сразу заискрилась, заблестела. Чолли распахнул куртку, снял и сунул в карман шапку, подставляя лицо солнцу. Ну вот, первую весеннюю страду они свалили, огород у них теперь не хуже, чем у других. Сад, правда, голый, но опять же соседи объяснили, что сад делают осенью, а урожая всё равно ещё ждать и ждать, но и у них не день впереди, не год, а вся жизнь. А цветы в палисаднике уже цветут вовсю, беседку для летнего чая ему помогли поставить, и летнюю кухню, чтоб зря печь не топить, в хлеву стоит корова, бело-рыжая Милка, и молоко теперь своё, да ещё десяток кур с пёстрым петухом... немалое хозяйство, Настя за весь день не присядет, и он сам до работы, после работы...

Чолли усмехнулся. Смешно, но ему даже нравится всё это. Это его хозяйство, его дом, его семья. Там, в Алабаме, всё равно в нём жило постоянное: отберут! Хозяйское слово ненадёжно, сегодня дал, а завтра отнял. Ни за что-то, ни почему-то, а только чтоб власть свою показать. А здесь... здесь совсем другое. Они это купили, на свои деньги, а что подари ли им, так это ж по дружбе, от чистого сердца. И когда Силины, что в соседнем проулке живут, младшего своего женили, так он с Настей вместе со всеми на той свадьбе гулял, и Настя со всеми женщинами свадебный пирог ставила, а на поезжанье, когда за невестой в Маковку — соседний посёлок — поехали, так он с мужчинами верхом на Раскате, а Настя с другими молодками в бричке. Хорошо погуляли.

Чолли рассмеялся воспоминанию и шевельнул поводом. Раскат сразу пош1л рысью. А объезжать раската ему и не пришлось, конь будто всё знал заранее и подстраивался под него. Теперь-то он понял, что такое: свой конь. Раскат под него, и он под Раската. На следующее лето, когда с табуном будет в степь уходить, Раскат уже поставлен будет. А сёдла здесь другие, пришлось заново учиться да привыкать, это Раскат его принимает как есть, а другие, бывает, сердятся. И он хоть и рабочим пока числится, а и на объездку его зовут, и конюхам он не только помогает, а бывает и наравне работает. И всё не за просто так, а к зарплате прибавка. Ну-ка, давай, раскат, пошёл, ну, пошёл!

И свист ветра в ушах, и стремительно летящая под копыта зелёная молодая трава. Давай, раскат, давай! Чолли привстал на стременах, подался навстречу ветру.

Как тренировать Раската, ему3 рассказали подробно и очень понятно. А однажды, когда он работал Раската в манеже, пришёл директор, постоял, посмотрел, а потом вошёл к нему и сказал. Всё по делу и не обидно. И... и не по-хозяйски. Нет, он директору не ровня, и говорил с ним директор не как с ровней. А... как опытный с новичком. Он для директора — человек, а не скотина рабочая.

Чолли прислушался к дыханию раската и довольно улыбнулся: хорошая дыхалка, а если ещё поставить, как ему говорили, то на осенних скачках он со многими поспорит.

А в воскресенье Мишку и Светку на коня сажали, из младенчества вывозили. Положено здесь так, чтоб от материнской груди да на коня. Соседи собрались, сразу после церкви, стол во дворе накрывали, Настя напекла пирогов, у неё уже совсем хорошо получается, он привёл из конюшни Раската и вывез мишку. И всё бы на этом, да Светка такой рёв подняла, что и её посадили, а она сразу за гриву уцепилась, еле стащили потом. Смеху было, что, дескать, по ошибке девка, парнем бы ей быть, поминали какую-то Кавалерист-девицу, Анку-Атаманшу. А на следующий год он пашу вывезет.

Так, дыхалку он Раскату сегодня отработал, пора и домой. Раската обиходить, домой забежать и на дежурство, сегодня он в ночь. И, словно услышав его мысли, Раскат, не сбавляя хода, стал поворачивать налево, к посёлку.

— Хорошо, Раскат, — похлопал его по шее Чолли. — Хорошо.

* * *

На выходной он решил съездить в Царьград. Погуляет, сходит в зоопарк. Читать он читал, но надо и посмотреть. Утром выедет, вечером вернётся. Он словно спорил с кем-то, отговаривающим его. В самом деле, чего ему киснуть, ездил же, и не раз, и всё благополучно обошлось, деньги, да, потратил, ну, так он же и зарабатывает неплохо, и одет на уровне, и вообще...

И, ложась спать, Дэн завёл будильник на полвосьмого. Чтобы успеть на электричку в восемь— пятнадцать, тогда в полдесятого он в Царьграде. Он уже лежал, когда в дверь постучали.

— Кто? — спросил он, не открывая глаз.

— Это я, Арчи, открой.

Чертыхнувшись, Дэн вылез из-под одеяла и зашлёпал к двери, щёлкнул задвижкой.

— Входи, — и отступил вбок.

Арчи умело при открыл дверь на щель и ловко проскользнул в комнату.

— Ты чего так рано завалился?

— В Царьград еду, — хмуро ответил Дэн. — Чего тебе?

Арчи внимательно посмотрел на него. И спросил, заранее зная ответ:

— Сигареты есть?

— Ты чего? — удивился Дэн. — Головой приложился? Я ж не курю.

— Знаю, — кивнул Арчи и улыбнулся. — А вдруг завалялись?

— Иди ты! — Дэн выругался по-английски и продолжил по-русски: — Коли за этим, так отваливай.

— А поговорить если?

— С этим к доктору Ване. Или к батюшке. Отваливай. Мне вставать рано.

— А чего у тебя там в Царьграде? — не унимался Арчи. — Зазнобу завёл?

— А пошёл ты! — кинулся на него Дэн.

Но силы были равны, и выкинуть Арчи из комнаты не получилось, а там и коридорный мог на шум заявиться, а это уже скандал и до милиции недалеко. А им это нужно?

— Ладно, — отпустил он Арчи. — Говори, зачем пришёл.

— Я ж сказал уже. Поговорить, — Арчи заправлял рубашку в брюки, дрались-то не всерьёз, так что ни синяков, ни порванной одежды и быть не могло. — Тоскливо что-то.

Дэн невольно кивнул. В самом деле, какая-то непонятная тоска то и дело накатывала на него. Да и на остальных, он же видит.

— Ладно.

Он взял со стула и прямо на голое тело натянул старые армейские штаны, потом включил верхний свет.

— Чаю хочешь?

— Для разговора если, — пожал плечами Арчи.

Для разговора — это остывший чай, неполные чашки: всё равно пить не будут. Дэн отодвинул занавеску, закрывавшую кухонную нишу и стал накрывать на стол.

Готовить в комнатах не то, чтобы запрещалось, а... не одобрялось, скажем так. Трактир внизу, только закажи и тебе всё прямо в комнату доставят, но чай... святое дело. И в каждой комнате ниша за весёленькой в тон к обоям занавеской, а там шкаф-стол для посуды и продуктов и маленькая — на один диск — электроплитка.

Дэн поставил на стол две чашки с чаем и кивнул.

— Садись.

С чего-то разговор надо начинать.

— Ты завтра как?

— Во вторник, — Арчи вертел, катал в ладонях чашку, будто грелся, — ты в школу записался?

— как все, — Дэн усмехнулся. — А чего ещё делать?

— Слушай, — Арчи улыбкой извинился за вопрос, — ты в Царьглад поэтому мотаешься?

Дэн угрюмо кивнул.

— Ну... интересно тоже, конечно.

Помолчали, и арчи заговорил о том, о чём все думали, но старались вслух не говорить.

— Элам проще.

— Да, смотри, как устраиваются.

— Хотя... вон Джо с Джимом возьми.

— Они вдвоём, так что семья, да и Пафнутьич, крёстный их...

— Он одинокий, своей семьи нет, вот и пофартило парням.

— А тётя паша нам всем крёстная, да на всех её не хватит.

Семья, иметь свою семью... раньше они об этом не думали. Лишь бы выжить. И в госпитале, в Спрингфилде, все жили в одном корпусе, и они были как все. А здесь... гостиница, меблирашки, жилец на пансионе... устроились-то все, а всё не своё, у чужих, ну, не из милости, а за деньги, а всё одно. Своего только одежда, да из посуды кой-какая мелочь. Будто...

— Временные мы здесь, — сказал вслух Дэ.

И Арчи кивнул.

— А что делать? Не там же оставаться.

— Ещё чего! — фыркнул Дэн. — Как Андрею? Дрожать, что встретишь?

— Ну, я-то своего подушкой, — усмехнулся Арчи, — прикрыл.

— Последнего, — уточнил Дэн. — А прежнего? А надзирателей? Э, да чего там говорить. А здесь... может, и приживёмся.

— А куда ж денемся, — ответил по-русски Арчи. — Назад дороги нет. Ты ссуду потратил?

Дэн мотнул головой.

— На одежду оставил, а остальное на книжку.

— Ну, как все, — улыбнулся Арчи. — Тётя паша присоветовала?

— А кто ж ещё? У доктора Юры теперь свой дом. У докт ора вани тоже. Кому мы нужны, сам подумай.

Арчи кивнул, но возразил.

— А помнишь, доктор Ваня говорил, что ты сами себе нужны. Что все люди... как это? Да, самоценны.

— Ты уже вроде Андрея заговорил, — усмехнулся Дэн. — Так это люди, Арчи, а мы...— и по-английски: — Погань рабская, — и снова по-русски: — И людьми не станем. Ты же знаешь это.

— Знаю, — вздохнул Арчи. — Но... послушай, мы же перегорели.

— И кому мы теперь нужны?

Дэн сам не ждал, что разговор так пойдёт, но вот... накипело и выплёскивается.

— Ладно, — тряхнул он головой. — Как будет, так и будет.

— Ладно, — согласился Арчи. — На следующей неделе школа заработает, не до психов станет.

Дэн с улыбкой кивнул. Доктор Ваня им так и говорил, ещё в Спрингфилде. Чтоб всякая дурь в голову не лезла, надо чем-то заняться. И школа тут в самый раз.

— С осени тогда на среднюю? — окончательно перешёл на русский арчи.

— Аттестат же нужен, — ответил Дэн. — Со справкой нас только здесь и будут держать. А так...

— Ну, и дипломы наши, — возразил Арчи. — Массажист, медбрат, а санитаром тебя и так везде возьмут. Но аттестат тоже нужен. Да только три года пахать.

— Отпашу, — усмехнулся Дэн. — А ты что, против?

— Нет, конечно.

Арчи рывком встал.

— Ладно, спасибо за разговор. И спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — кивнул Дэн.

Когда Арчи ушёл, он собрал со стола чашки и пошёл их мыть. За одной занавеской кухня, за другой — душ и уборная с раковиной, все удовольствия сразу и под боком. Как в госпитальном боксе. Или хозяйской камере. Там тоже всё рядом. Нары, унитаз и душ. Только без занавесок. Он досадливо тряхнул головой. Что-то часто он прошлое вспоминать стал. Нет, к чёрту, спать. А завтра в Царьград и... и всё у него будет. Пока ему хватает, а вот обзаведётся семьёй, тогда и о доме думать будет. По семье глядя.

* * *

До экзаменов оставалось две недели, и Культурный Центр ходил ходуном. Ведь такое... такое... ну, никогда ж такого не было!

— А ну, как не сдадим? — Трофимов сокрушённо разглядывал свою тетрадь по русскому.

Ему ответили вздохами и хмыканьем: все в последнем диктанте насажали ошибок. От волнения, что ли? Андрей ухитрился перепутать все безударные, Эрки н опять не поставил ни одной запятой, а Тим всё написал английскими буквами. И остальные... у кого как, но неправильно.

— Ничего страшного, — успокаивала их Полина Степановна. — Бывает.

Артём тоскливо вздохнул, покосился на хмурого соседа.

— Когда переписывать будем? — разжал губы Эркин.

— Не будем, — ответила Полина Степановна.

Все удивлённо уставились на неё. Как так?! Ошибки надо переписать, всегда ж так было. Она улыбнулась.

— Вы просто устали. Сегодня почитаем и поговорим о прочитанном. Кто выучил басню?

Руки подняли почти все. Полина Степановна кивнула, укоризненно посмотрела на густо покрасневшего Иванова — уже в третий раз отказывается — и вызвала Артёма.

И, хотя больше об экзаменах речи не было, на перемене заговорили о том же, вернее, о детских.

— Ну, нам ладно, а мелюзге-то зачем? — пыхнул дымом Павлов.

Его чёрное лицо лоснилось от пота: уж очень туго давалась ему грамота.

— У них не экзамен, — возразил Артём. — А этот... утренник. И тесты. Класс определят. И всё.

Эркин кивнул. Алиса дома уже уши прожужжала об утреннике. И родителей собирали, объясняли, что и как подготовить. Выставка работ будет, ну, покажут, что нарисовали-налепили, а потом концерт. Будут петь, плясать и стихи читать.

— Нам бы так, — хмыкнул Андрей.

Все дружно рассмеялись.

— А что? — зубоскалил Андрей. — Не спели бы? Да ещё как! И сплясали бы, — и вдруг шёпотом, так что только они, кто не просто рядом, а вплотную стоял, услышали, выдал речитативом такую частушку...

Эркин даже задохнулся от смеха, и Андрей похлопал его по спине.

— Да-а, — вытер выступившие слёзы Аржанов, — тут ты отличник.

Прозвенел звонок, и они вернулись в класс. Сейчас история, тоже... экзамен сдавать. Три экзамена — это ж— обалдеть! Хорошо хоть, что по английскому только итоговая контрольная — и всё. А по русскому — диктант, по математике — экзамен, но там тоже писать надо, а историю и природу устно сдавать. Хорошо, что за раз: вопрос оттуда, вопрос отсюда... Ох, как голова не лопнет... Братцы, если сдам...

Но в класс вошла Калерия Витальевна, и Андрей отмахнулся от Трофимова.

— Потом доскажешь, Олег.

Калерия Витальевна оглядела класс. Сосредоточенные до угрюмости лица, внимательные глаза.

— Повторим, о чём говорили на прошлом уроке.

Понимающие кивки, шелест перелистываемых страниц... Обычный урок. Ну, а если на экзамене такой же вопрос попадётся? Так что теперь смотри в оба глаза, а слушай в четыре уха.

Как всегда, после уроков они шли домой втроём: Эркин, Андрей и Тим. Шли молча, но вместе.

— Завтра на шауни? — спросил, уже подходя к дому, Тим.

— Как всегда, — ответил Андрей.

А Эркин молча кивнул. Он что-то очень устал. Больше, чем обычно. И чувствовал такую же усталость у Андрея и Тима.

— А если ещё и по шауни экзамен... — вдруг сказал Андрей.

— Какой экзамен, когда нас трое всего, — возмутился Тим. — И занимались всего ничего. Охренел?!

— Я ж сказал. Если... — ухмыльнулся Андрей.

Но они уже подошли к дому, и заводиться Тим не стал. Да и не из-за чего, если всерьёз подумать. Он хмуро попрощался и ушёл к своему подъезду. Андрей покосился на Эркина и улыбнулся.