Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Кассирша улыбнулась, подавая билеты.
— Счастливо погулять.
— Спасибо, — ответно улыбнулся Эркин.
Когда они вышли на площадь, Андрей негромко, но очень серьёзно сказал:
— С меня пятёрка.
— Жратвой отдашь, — отмахнулся Эркин.
— Замётано, -по-прежнему серьёзно кивнул Андрей.
Список покупок они вчера составляли допоздна, и получился он таким, что Эркин взял свой армейский рюкзак, а потом в него ещё вещевой мешок заложил. И денег... бумажник чуть не в шар раздулся, и ещё отдельно в другом нутряке пачка. Андрей тоже взял побольше. Джинса — удовольствие дорогое, а Страус — фирма знаменитая, и за имя наценка, а скидок им, как чемпионам в Бифпите, здесь никто давать не будет.
Автобус назывался экспрессом и до Сосняков всего три остановки, а одна из них — Торжище — старинное ярмарочное село, так что автобус битком.
Андрей хотел сесть спереди, чтобы видеть работу шофёра, но тот, проверяя их билеты, сказал:
— Вам до Сосняков, так что в серёдку лезьте.
Ну, понятно: впереди тем, кому раньше выходить, а сзади сложены узлы и корзины, и трясёт там сильнее, так что спорить не о чём.
Они уже сели, и Эркин заложил свой рюкзак в надоконную сетку, когда Андрей спросил:
— Слушай, может... к окну хочешь?
— Ладно тебе, — улыбнулся Эркин. — Мне и отсюда всё видно.
Но Андрей всё-таки поменялся с ним местами и, уже плотно усевшись в кресло, объяснил:
— Отсюда дорогу видно.
Помедлив, Эркин кивнул. Конечно, Андрею лучше так, он же на шофёра хочет, а тут смотришь на дорогу и будто сам ведёшь.
— Все, что ли?
Шофёр поднялся в автобус и оглядел пассажиров.
— Едем по маршруту, следующая остановка в Ровеньках.
И сел на своё место. Андрей даже чуть перегнулся в проход, чтобы увидеть, как дрогнет и поплывёт навстречу серый асфальт площади. Автобус дёрнулся и сразу громко охнула старуха.
— Да ты тише, парень, у меня ж яйца тута!
Андрей фыркнул, кто-то заржал в голос, а шофёр, не оборачиваясь, ответил:
— С яйцами, старая, в санках езди. Старика попроси, чтоб сделал.
— У тебя, охальника, одно на уме! — взвизгнула Старуха.
Теперь хохотал весь автобус. Рассмеялся и Эркин, сообразив, о каких санках идёт речь. Так, под шутки и хохот, перевалили через пути и выбрались на шоссе. Поплыли обкошенные и со стожками — кто ж это ещё не свёз, интересно, под дождь осенний попадёт сено, оно уж не сытное — луга, холмы с пучками берёз, узкая извилистая рка под мостом со сваренными из рельсов перилами. Автобус потряхивало, и Эркин шепнул Андрею:
— Тим мягче водит.
Андрей кивнул, но вступился за шофёра:
-Так и автобус какой. Дребезжалка.
В самом деле, несмотря на гордое звание экспресса, автобус был хуже того, на котором Эркин ехал тогда в Центральный лагерь в Алабаме и даже того, что Тим брал для их выпускного. И меньше, и кресла не такие мягкие, и без чехлов, и багажного отделения внизу нет. Чего ж так? За такие-то деньги... Или... или этот автобус нормальный, а там они шиковали за комитетский счёт, а билеты дорогие за то, что остановок мало.
— Андрей.
— М? — оторвался от дороги Андрей.
— Ты из регионального в центральный, ну, лагерь, в таком же ехал?
— Чего? — не сразу понял Андрей. — Ты про что?
— Ну, беженский лагерь, в Алабаме, мы там сначала в региональном были, а как визу получили, так нас в Центральный перевезли, в Атланту.
— Не-а, — засмеялся Андрей. — Я сразу из комендатуры в центральный, на попутке.
Эркин улыбнулся.
— Я в региональный тоже на попутке ехал. А тебя чего сразу в центральный?
О возвращении Андрея, как он добирался до России и Загорья, они ещё не говорили. Сначала Андрей просил не расспрашивать, потом как-то к слову не приходилось. Андрей охотно поддержал разговор. Обо всём, что было после первого марта, он говорил свободно.
— Нет, я сразу в центральный попал. Уже там визу ждал.
Андрей улыбнулся воспоминанию. Улыбнулся и Эркин.
Дорога то ныряла в ложбину, то взбиралась на холм.
— Ну, пошло Черногорье, — сказал кто-то сзади.
— Черногорье? — удивился Андрей. — Вот это горы?!
— А ты пешком по ним потопай, тогда и поймёшь... — откликнулось сразу несколько голосов, и понеслось: — Ага, и прочувствуешь... Невелика горушка, да тяжела коробушка... А чем не горы...
Андрей, к удивлению Эркина, ни спорить, ни огрызаться не стал, а только кивнул.
— Потому и Загорье?
— Ну да...
— А Ровеньки тогда...
— А щас увидишь.
Автобус взобрался на очередной холм и покатил по ровному к сияющей среди садов церковной колокольне. Автобус снова загудел общим разговором.
— Ишь, ровеньские-то гордятся, вызолотили купола...
— А как ни золоти, дьячок не протрезвеет.
— А что, не полегчало ему?
— От запоя одно лечение — воля своя да милость божья.
— От запоя опохмелкой лечатся, — фыркнул Андрей.
Мужчины ответили ему дружным гоготом.
Автобус остановился на площади у церкви. Вышло человека три, а сесть попыталось не меньше десятка.
— Ну, куда, к-куда? — зарычал шофёр. — До Сосняков едем, ну, куда ты прёшься, до Ивановки твоей и пешком дотопаешь, а стоя нельзя, не положено, понял, нет, сказал, нет мест, всё, нету, рейсового ждите.
Но влезли и разместились все. Сидели теперь втроём на двухместных скамейках, проход заполнили мешки и корзины, и все разговоры теперь о ценах да продажах, и каков торг сегодня будет.
— Святой день сегодня, а вы бесовским делом, тьфу! — возмутилась сидевшая перед Эркином женщина в белом, хрустким от крахмала платочке и чёрной шали на плечах. Он неё вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.
— Не плюй, бабка, в колодец, — тут же наперебой ответили ей.
— Вот ты за нас и отмолишь...
— А тебя чего несёт?
— Место занимаешь, ага!
— Ну и сидела бы себе в церкви безвылазно...
— А что за праздник? — спросил Эркин.
Спросил он тихо, но она за общим шумом расслышала и сердито обернулась к нему.
— Ну, чисто нехристь! — увидела его и закончила уже мягче. — Хлебный Спас сегодня.
— Спасибо, — улыбнулся ей Эркин, хотя смысл праздника не понял.
Автобус вдруг остановился прямо посреди дороги.
— На Ивановку поворот, — объявил, оборачиваясь, шофёр.
Двое из севших в Ровеньках расплатились и вышли, захватив свои мешки и корзины. Стало чуть посвободнее.
И ещё были две остановки прямо на дороге у нужного порота и развилки. Андрей догадался, что пассажиры сверх нормы — это уж прямой заработок шофёра, и ухмыльнулся. Эркин увидел эту ухмылку и понимающе кивнул.
Торжище оказалось городом чуть меньше Загорья. Они увидели его на съезде с холма, и Андрей сразу сообразил, что как Загорье прилеплено к заводу, так Торжище к ярмарке. А веселье здесь, пожалуй, как в Бифпите.
Когда автобус, миновав поворот на ярмарку, плавно покатил к центру, сразу поднялся шум.
— Эй, ты куда?!
— К ярмарке же нам!
— А ну, давай сворачивай!
— Про "давай" ты жене говори! — огрызнулся шофёр и спокойно, даже официально объявил: — Остановка на автовокзале.
— На хрена нам вокзал твой!
— Это оттуда переться будем?!
— На хрен!
— Место упущу, так с тебя убыток стребую!
— Давай здесь высаживай!
— Да чёрт с вами, высаживайтесь.
С треском распахнулись двери, и к выходу поволокли мешки, корзины и ящики. Эркин сразу вспомнил приезд в Центральный лагерь, но здесь ему никуда не надо было бежать, и он продолжал благожелательно глазеть по сторонам.
Полупустой, ставший сразу очень просторным и даже теперь меньше дребезжащим автобус плавно катил по зелёным от пышных садов улицам. Центральные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами, небольшая площадь с обелиском посередине, снова улицы и наконец автовокзал. Серое приземистое здание и перед ним асфальтовый простор, утыканный по кругу столбиками с дощечками названий окрестных деревень и городков. К изумлению Эркина и Андрея, у некоторых столбов стояли повозки с запряжёнными лошадьми.
— Совсем интересно, — пробормотал Андрей.
Но тут же сообразил, что извозом не только в Загорье подрабатывают.
Автобус медленно подрулил к столбу с надписью "Сосняки" и остановился. Их уже ждали одетые явно по-праздлничному люди. У трёх жинщин пахнущие хлебом узелки, как и у той, что сидела впереди Эркина и объясняла ему про Хлебный спас. Пассажиров немного, вошли и расселись они чинно.
Шофёр оглядел салон.
— Шаврово по требованию, — и стронул автобус.
Андрей удовлетворённо кивнул: теперь-то уж по-настоящему экспрессом поедем.
После торжища автобус шёл заметно быстрее. Шофёр явно навёрстывал упущенное частыми остановками. Холмы стали плавными, и по обочинам уже не луга, а жёлто-серые поля, частые небольшие деревни. Их проскакивали с ходу, не то, что остановиться, даже скорость не сбрасывали.
— И куда гоним? — вздохнула одна из женщин.
— В Сосняки! — весело ответил Андрей. — С ветерком и без оглядки.
Он по-прежнему сидел, чуть перегнувшись в проход, чтобы лучше видеть дорогу. И шофёр, встретившись с ним глазами в верхнем зеркальце, подмигнул ему.
Шаврово оказалось городком чуть больше Ровенек, с такой же площадью у церкви, небольшим рынком тут же и главной улицей с кирпичными домами. На остановке никто не ждал, и шофёр только сбавил скорость и плавно проехал мимо трёхстенного павильончика с красивой табличкой "Шаврово", а останавливаться не стал.
И снова поля и луга вперемешку с островками леса, то сплошь белого от берёз с кое-где блестящими, как фольга, жёлтыми листочками, то тёмного от елей. Деревни теперь оставались в стороне, остановки не предусмотрены ни расписанием, ни шофёром.
Эркин рассматривал расстилающийся и словно медленно вращающийся за окном пейзаж с живым интересом. Скирды и копны — он, правда, путался где что — рощи, деревни... ему не просто интересно, а... приятно видеть всё это. Однажды, очень давно, он ещё совсем мальцом был, только-только начал всерьёз работать, его везли на торги, а кузов был щелястый, а приковали высоко, и он оказался лицом у щели. Он помнит, там тоже были зелень и дома, но помнит и своё пустое равнодушие ко всему этому. А здесь... так что, у него теперь есть... Родина? Полина Степановна им много рассказывала, объясняя, почему это слово пишется с большой буквы. Тогда ему казалось, что он всё понял и понял правильно, но к нему это не относилось. Он же родился рабом, а у раба родины нет, ни с маленькой, ни с большой буквы. Из Алабамы уезжал — не щемило ничего, и не тоскует он, как это, да, правильно...
— Андрей, — тихо позвал он.
Андрей быстро и молча повернулся к нему.
— Ностальгия... Это тоскапо Родине, так?
— Ну да, — кивнул Андрей. — С чего это ты?
— Так, -маловразумительно, но исключая дальнейшие расспросы, ответил Эркин и снова повернулся к окну.
Андрей недоумённо пожал плечами, но спрашивать не стал.
Эркину сейчас не хотелось ничего объяснять. Да и как объяснить, если сам не до конца понял. Ностальгия — тоска по Родине, у него нет тоски, значит, нет и Родины? Так, что ли? Норма тоскует по Алабаме, сразу чувствуется, она и хочет жить, как русская, как все вокруг, а получается, как там. А он? Ему ещё тогда, зимой, Тим сказал, что он стал, как русский, и Маленький Филин пусть по-другому, но это же сказал. Но он не русский, он — индеец, и Родина у него... вот кутойс, когда о Равнине рассказывает, то держит себя, а видно, что не о чужом, о своём говорит, о Родине. Родина — это когда всё своё, а что у него своё? Женя, Андрей, Алиса... вот его Родина, так получается. Ну... ну и пусть так. Где они, там ему и... Родина, со всех букв, и больших, и маленьких.
Взмахом головы Эркин откинул со лба прядь. Андрей, покосившись на него, улыбнулся.
— И до чего додумался? — спросил он с ласковой насмешкой.
— Что жить хорошо! — с той же интонацией ответил Эркин.
Андрей радостно заржал.
— До чего ж ты у меня умный!
— Вот и слушайся! — отпарировал Эркин.
За окном вдруг развернулось огромное серое поле с самолётами.
— Ух ты-и-и! — потрясённо выдохнул Андрей, наваливаясь на Эркина, чтобы лучше видеть.
— Да-а, — поддержали Андрея, — отгрохали махину...
— А земли-то под неё ушло...
— А начинали с чего, помнишь...
— Не, меня призвали как раз...
Аэродром уже остался позади, а автобус ещё наперебой вспоминал, как расчищали и ровняли поле под маленькие военные самолёты, а потом и самолёты, и полосы, ну да, ВПП называются, под них как на дрожжах росли, и ангары...
Под эти разговоры въехали в Сосняки.
Город, как сразу увидел Андрей, не чета не только Загорью, но и Ижорску. Новые дома в три и пять этажей, большие сверкающие витрины, нарядная толпа на улицах, нарядные церкви, блестящие свежей краской стен и позолотой куполов.
— Церквей как много, — вслух удивился Эркин.
Ему тут же в несколько голосов стали объяснять.
— Так торгаши одни живут...
— Ага, не обманешь — не продашь...
— Вот и жертвуют...
— Грехи, о-хо-хо, замаливают...
И автовокзал тут... настоящий, и тоже явная новостройка. Шофёр с шиком притёр автобус к тротуару и обернулся.
— Сосняки, конечная. Просьба освободить салон.
Фредди ещё на подлёте, когда на развороте внизу открылось поле с рядами самолётов и ангаров, и большой куб аэропорта, понял, что карта устарела, и Сосняки совсем не такое захолустье, которое он ожидал увидеть. Что ж, тем лучше для дела. И понятно, почему здешняя точка в реестре Страуса помечена четырьмя звёздочками. Страус помечал свои точки, как отели, пятизвёздочная одна, в Царьграде, ну, столице и положено, так что четыре звёздочки говорили о многом.
На такси Фредди решил не тратиться и поехал на городском автобусе до центра. Из автобусного окна город совсем по-иному смотрится, и разговоры послушать тоже стоит. Хоть он и понимает даже не каждое десятое, а двадцатое слово, но и это кое-что даст.
Эркин и Андрей не спегша шли по улице, с благодушным интересом глазея по сторонам. Можно было бы, конечно, и доехать на городском автобусе, но они предпочли размяться после долгой дороги.
— Товар дорогой, до нас не раскупят.
— Точно, — кивнул Эркин.
Что джинса недёшева, он ещё по Бифпиту помнил, а этот... Страус, в газете написано, лучшая фирма, и за одно имя приплата, куртка у него призовая с нашивкой Страуса, у Андрея другая была, так что, конечно, пусть себе купит.
— Андрей, смотри.
— Ага! — завороженно выдохнул Андрей, разглядывая витрину книжного магазина.
Да, их загорский, как говорится, и рядом не стоял. Там и в половину такого выбора нет.
— Ладно, — тряхнул головой Андрей. — На обратном пути зайдём.
Эркин кивнул, но уточнил:
— Если деньги останутся.
Андрей самодовольно ухмыльнулся.
-Не боись, братик, на всё хватит.
Потом так же постояли у магазина игрушек, прикидывая. Чего такого нет у Алисы, чтобы купить ей в честь первого сентября. А там мебельный, и ещё книжный, и ещё, и ещё... Магазины тянулись и теснились вплотную друг к другу, и так до Торговых рядов, таких же, как в Загорье, но побольше, на целый квартал, а за Торговыми рядами опять магазины, а уж трактиров, кабаков, чайных, пельменных, ресторанов, кафе... а это что?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |