Запретное желание

— Ясно, — отстраненно ответила малышка, вновь закрываясь в своей ракушке.

— Лина, послушай меня, — она несмело подняла голову и посмотрела на меня своими голубыми глазами, в которых стояли непролитые слезы, — Ты пойми, что просто так мы никого убивать не будем. Если пумы просто пересекут территорию, спугнем. Но если у них будут на это злые домыслы...

— Удивительно, что они вообще вспомнили обо мне, — хохотнув, оборвала мои слова Лина.

Я изумился. Она что, не переживала или как?.. Ее смех сбивал с толку.

— Двадцать лет никому не нужна была, и вдруг оживились! — она уже вовсю смеялась.

Как раз когда она говорила, в доме появились потрепанные Ральф и Рой. Ральф сразу же с опаской покосился на нашу малышку. Она заливисто хохотала, хватаясь за живот.

— Что происходит? — Ральф нахмурился и посмотрел на меня.

Я лишь пожал плечами. Самому бы понять, что ее так веселит. Внезапно Лина замолчала и уставилась на Ральфа.

— О боже... — еле выдохнув, подскочила и кинулась к нему.

Он с готовностью распахнул руки, желая заключить в крепкие объятия. Оказавшись рядом, Лина аккуратно пробежалась пальчиками по его разбитой губе. Ну, откровенно, Ральф не выглядел ужасно, по сравнению с Роем. У брата была лишь разбита губа и на теле несколько кровоточащих ран. А вот у Роя, судя по всему, был сломан нос, рассечена бровь, а на щеке виднелся глубокий порез. С рваной раны на плече обильно текла кровь, которую он прижимал ладонью. На левой ноге тоже была открытая рана, но та уже постепенно затягивалась. Тело было покрыто мелкими царапинами. Я хмыкнул.

— А с носом что? — спросил с иронией.

Рой лишь оскалился на мой вопрос.

— Добавил только что! — рыкнул Ральф, шумно вдыхая аромат нашей девочки.

— Да ладно тебе, — буркнул обиженный Рой, — Я уже все понял! Это было лишним! — произнес с нажимом.

— Нихрена не лишнее! — твердо отчеканил Ральф, и снова открыл рот, намереваясь что-то сказать.

— Лина, так что ты решила? — игнорируя дальнейшие подробности, я решил вернуться к волнующей теме.

Ситуация с пумами пока могла подождать. Тем более что особой проблемы они не создали. Пока что. Что же касалось близнецов... Я понимал их желание навредить Лине. Ведь они прекрасно знали, что я ненавидел любую пуму. Но их поступок, все же, перешел дозволенные границы!

— Ладно, я расскажу... — в голосе Линары проскользнула отчаянность.

— А что...

— Рой, Сэм, — обрывая Ральфа с его любопытством, обратился к близнецам.

Сэмюэль как раз подошел к близнецу и заржал, замечая его повреждения.

— Мужики, вы, конечно, желанные гости в моем доме, но то, что произошло, переходит всякие границы! — я сорвался на крик.

Волк всполошился и зарычал. Мне было несносно даже думать, что было бы, явись мы минутой позже... Я старался делать глубокие вдохи, что бы ни высвободить зверя, который и так находился в ярости. Больше никто не посмеет напасть на кошечку в моем доме! Об этом нужно было лично позаботиться в ближайшее время.

— Мог бы и предупредить! — недовольно буркнул Рой, добавив совсем тихо, — Рад, что ты смог перебороть это.

Я лишь кивнул. Сэм переводил вопросительный взгляд с меня на своего близнеца.

— Линара, я приношу свои искренние извинения. Мы с братом не хотели тебя пугать. Впредь такого не повториться, — извинился Сэм, так и не дождавшись от нас ответа.

Рой поджал губы. Только я знал, что он не извиниться. Для этого ему нужно было переступить через свою гордыню. А он не тот, кто поступиться принципами, тем более ради пумы.

— Пошли, Эли! — схватив близнеца под локоть, Рой поплелся на выход. — Здесь нам больше делать нечего. Пока, парни!

— Ральф, мужик, без обид! — уже на выходе прокричал Сэм.

Как только за близнецами захлопнулась дверь, я спокойно выдохнул. М-да. Паршиво вышло. И отчасти я сам был виновен в этом. Мне следовало бы рассказать о том, что в нашем доме пума, и объявить ее нашей гостьей.

— Сладкая, это был первый и последний раз, когда в моем доме тебе угрожали, — я взглянул на Лину и заметил, что она сомневалась в моих словах.

Но я пропустил это мимо. Все придет со временем. Так же, как и доверие.

— А теперь есть! — скомандовал я следом и, не дожидаясь, подхватил малышку на руки.

Тепло ее тела отогрело мое сердце. Оно расцвело и быстрее забилось. Сладкий запах меда окружил со всех сторон. Я сделал глубокий вдох.

'Моя!' — довольно рыкнул зверь.

Сердце пропустило удар. Остановившись, вдохнул полной грудью, пытаясь разобраться еще раз. Тот слабый цветочный запах, который мне померещился секундой назад, теперь исчез. Тряхнув головой, занес мою прекрасную ношу на кухню и усадил за стол. Наверно я просто пытался хвататься за призрачную надежду. Лина не была моей истинной парой, увы. Но я не мог без нее. Она виртуозно играла на струнах моей души. Стоило возблагодарить кого-то свыше за этот подарок. Линара была моим шансом на новую жизнь. И в этот раз я не позволю пумам разрушить мое счастье. Теперь мне было проще. Нас было трое. У малышки будут три самых сильных защитника. Больше ни одна живая душа не посмеет причинить ей боль! А если посмеет... Волк зарычал и оскалился. Что ж, ему не повезло!

* * *

— Итак, мы тебя внимательно слушаем, — прерывая неловкое молчание, я подтолкнул Лину к разговору.

Убедившись, что малышка вдоволь насытилась, больше откладывать разговор не было смысла. Мы все пришли в кабинет. Я устроился за своим удобным столом, развалившись на кресле. Попытался расслабиться. Но мышцы все равно были напряжены. Я подозревал, что рассказ Лины будет далеко не приятным. Сцепив руки в замок, опустил их на стол. Ланара сидела на диване между Ральфом и Коном. Они окутали ее своей защитной аурой, пытаясь успокоить, но, похоже, ее пума была слишком напугана. Малышка нервно теребила край рубашки. Глазки бегали, и иногда она до крови прикусывала свои прекрасные губки. Дьявол! Как же было нестерпимо сидеть на месте. Хотелось заключить ее в медвежьи объятия и прильнуть к манящим устам. Слизать алые капельки крови... Выдохнув, сфокусировал взгляд на нашей малышке. Мысли были заманчивы, но мне нужны были чертовы ответы!

— Пока я была ребенком, и не могла понять, что к чему, все казалось не таким ужасным. Поначалу я игралась вместе со всеми детьми, и вроде было даже весело. Но постепенно их количество уменьшалось. И я не могла понять, почему. Когда пыталась расспрашивать об этом у мачехи, она лишь отмахивалась от меня и говорила, что я должна быть рада, что хоть кто-то вообще общается с таким мусором, как я...

Лина замолчала, а по ее щеке скатилась одинокая слезинка. Кон придвинулся ближе и хотел пересадить кошечку к себе на колени.

— Нет! — нервно выкрикнула она и вскочила с дивана.

Волк шевельнулся под кожей. В этот момент мое сердце судорожно сжалось от боли. Ком застрял в горле. Было ощущение безысходности и неминуемой потери, которая грозилась уничтожить меня изнутри. Выжечь все дотла. И лишь где-то в глубине души еще не померкла надежда на что-то светлое. Но негатив слишком перекрывал отголоски надежды, что она терялась на таком мрачном фоне. Мой изумленный взгляд был приклеен к Лине. Вола боли и страха слишком явственно ощущалась в комнате. И я понял, что все ее эмоции прошли сквозь меня.

— Малышка... — неуверенно позвал Кон, протягивая ей руку.

Ральф, крепко стиснув зубы, молчал. Он был зол, но пытался сдерживать себя. Если я так ясно смог ощутить эмоции Лины, прочувствовать ее горе на себе, то, что уже было говорить за брата? Кажется, он первый из нас начал ощущать ее, как частичку себя. Его глаза почернели. Однако взгляд, хоть и был дикий, но разглядеть в нем тоску и печаль не составило труда.

Лина поколебалась с минутку, а затем вернулась на место. Она отсела на самый край дивана, игнорируя братьев. Мне даже показалось, что она намеренно пыталась отгородиться от них.

— Не надо меня утешать! — отрезала малышка.

Кон положил ладонь на плечо Ральфа, удерживая того на месте. Он уже был готов сорваться и броситься мстить...

— Со временем я осталась одна. Были несколько девочек, которые продолжали общаться со мной, даже вопреки запретам их родителей. Но вскоре и они исчезли из моей жизни, — Лина горько рассмеялась, — А дальше... был ад. В самом прямом смысле. Мачеха больше не пыталась изображать из себя 'добрую мамочку' и вывалила мне всю правду — что я не ее родная дочь. Хотя я и без того догадывалась об этом. С того дня она взвалила на меня всю свою работу. В десять лет мне пришлось учиться готовить для нее, стирать, убирать, застилать постель и еще кучу разных мелочей. Но при этом я не имела права брать и крохи еды. Мачеха сама определяла количество продуктов, которые я заслужила. За плохо выполненную работу наказывала. Поначалу не била, а просто урезала количество еды или вовсе кормила объедками. Как-то я случайно разбила тарелку, когда мыла посуду, тогда она в первый раз залепила мне пощечину. Я еще была слишком слаба, что бы дать отпор, но с каждым годом до совершеннолетия только и делала, что мечтала отомстить ей.

Нехорошее предчувствие лишь нарастало с каждым сказанным словом Линары. Моя ярость не знала границ. Зверь рычал, царапал кожу, требовал свободы, но я пока старался подавлять его. Перед глазами так и встала картинка с того сна, когда та сука ударила рыженкую куколку... Лина вжала голову в плечи и ссутулилась. Не сомневаюсь, что наша ярость стала давить на нее. Но ни я, ни братья не могли угомонить своих волков. Это было просто нереально. Кровь огненной лавой стремительно гнала по венам, а сердце выпрыгивало из груди.

— Продолжай... — еле выдавил из себя Кон.

Лина вздрогнула. Ее трясло. Я не мог спокойно сидеть и смотреть на это. Встав, медленно приблизился к дивану. Но малышка отпрянула еще дальше, и уперлась спиной в подлокотник.

— Стой там! — с мольбой прохрипела Лина, выставив руку вперед.

Пока она боролась с собой и своими чувствами, поглядывая на меня, Кон присел чуть ближе и, взяв ладошку нашей девочки, приложил к своему сердцу. Нежность вперемешку с собственническим запахом ударили мне в нос. Лина немного расслабилась, но я не мог больше ощущать эмоции ее пумы.

— Этот запах... — принюхиваясь, кошечка морщилась, — Что он означает? — Кон недоверчиво сузил глаза, пытаясь разобраться.

— Запах собственника, — ответил я вместо брата.

— Собственника? — Лина фыркнула и убрала руку от сердца Кона.

На ее милом личике расплылась ехидная улыбка. Не успел я даже поразмыслить об этом, как она продолжила говорить:

— Посмотрим, как вы будете вести себя, когда я расскажу все! — теперь ее голос был тверд и решителен.

Кажется, она уже все для себя решила. Но что? Это было загадкой.

— Единственное, что останавливало мачеху, что бы ни морить меня голодом или даже убить — был Альфа. Я раз услышала, как он угрожал Кире. Сказал, если я подохну, он отдаст Киру своим приближенным оборотням. И после того, как они хорошенько отымеют ее, располосует при всей стае, наказывая таким способом. Что-то он еще говорил вроде: 'Будешь мечтать сдохнуть, а я не дам, как и ей...' Собственно, после этого Кира несколько дней ходила напуганная, даже почти не трогала меня, но потом опять все повторились. Она словно с ума сошла. Специально оборачивалась в пуму дома, и расцарапывала мне руки и ноги. Когда настроение ее было приподнятым, то лишь бросалась в меня ехидными словечками. Иногда сама била посуду и спихивала все на меня. Орала, что я неправильно готовлю, ну и как следствие я вновь голодала. А однажды ей так не понравилось, как я погладила ее блузку, что та накалила утюг и прижгла им мне руку... — рычание Ральфа прервало речь Линары.

Он подорвался с дивана, уже начиная трансформацию. Я и сам был на грани, но напуганной Лине это сейчас было ни к чему. Найдя в себе силы успокоить бушующий ураган, обратился к брату, применяя к нему силу Альфы:

'Успокойся! Так ты только еще больше напугаешь ее!' — после моих ментальных слов Ральф умерил свой пыл.

Он еле сглотнул и присел на место. Малышка посмотрела на свою правую руку и хмыкнула. Немного подождала и продолжила рассказывать:

— Ожог и царапины заживали, но это не останавливало ее делать так снова и снова. Бывало, била по рукам поясом, если я с чем-то еще не справлялась или брала еду, когда голод был нестерпим... Своего шестнадцатилетия я ждала с таким энтузиазмом, что больше не волновало ничего вокруг. Кира перед этим стала еще раздражительнее. Она понимала — я обращусь и смогу сама добывать себе еду. Да я даже могла уйти, или дать ей отпор. Поэтому стала пресовать морально. Она называла меня дьявольским отродьем, никчемной девчонкой, которая вообще не должна была появиться на свет, мусором, вечно орала, какая я безрукая и неспособная ни на что. Даже раз ляпнула, что после обращения я буду самой слабой в стае, и меня пустят по кругу, а затем и вовсе выбросят как мусор, за ненадобностью... — закончив, Лина тяжело выдохнула.

Она говорила все это ровно и без капли эмоций, но я ощущал, как внутри нее скулила и жалостно мяукала зашуганная пума. Сердце грохотало так громко, что его можно было наверно расслышать и на улице. А сама Лина тряслась от страха. Мне стоило больших усилий, что бы прямо сейчас не пойти, и расквитаться с той пумой. Ей уже недолго осталось. В голове отчетливо слышались отголоски мыслей братьев:

'Сука подохнет!'

— В день, когда мне исполнилось шестнадцать, Кира сильно нервничала. У нее все валилось из рук, да и я могла чувствовать запах ее страха. Она не хотела вести меня в лес, где уже собиралась стая.

В тот день было еще три девушки и пятеро парней, которые должны были пройти свое первое обращение. По дороге в лес Кира вдруг сказала мне то, от чего мое сердце замело в неверии. Она обозвала мою маму шлюхой. Что та нагуляла меня где-то на стороне и специально бросила в стае, а сама сбежала с любовником. А дальше... Я уже плохо помню, что происходило. Альфа что-то говорил, давал напутственное слово, но мои мысли были далеки от этого. Страх и недоверие пробрались в душу. Я просто не могла поверить в те ужасные слова, однако поведение других оборотней по отношению ко мне наталкивали на подобные мысли. Иначе, почему меня все сторонились? Тогда у меня что-то оборвалось внутри. Стало так невыносимо, что скрутило все мышцы. Я закричала и упала на землю, воя от боли. В итоге я потеряла сознание. А когда меня привели в чувство и Альфа приказал оборачиваться... — Лина набрала побольше воздуха и выдохнула: — Я не смогла...

Повисла гнетущая тишина. Наша маленькая девочка затряслась еще сильнее, а по щекам покатились горькие слезы. Кон все-таки усадил ее к себе на колени и стал раскачивать, как маленькую девочку, шепча на ушко слова утешения. Она все всхлипывала, а мое сердце разрывалось от страха и унижения. Эмоции Лины были у меня как на ладони. Она сгорала от стыда и позора, который, по ее мнению, должен был неминуемо настать.

— Ты совсем не можешь перекидываться? — ласково прошептал ей на ушко Коннор.