К точке невозвращения. Главы 3 и 4

— Здравствуй, сын. Как у тебя дела?

— Без изменений к худшему. А откуда интерес?

— Мне никогда не были безразличны твои успехи, — Адриан Фланнери, напротив, на интонации не скупился. Особенно, на укоризненную. И не лгал ведь, достижениями Дамьена он гордился громогласно, ему верить, так Академия была не выходкой Дамьена, а решением семейного совета.

— Тебе всегда были нужны лишь дивиденды с них. Но сейчас я даже не могу ничего придумать. Подскажешь?

— Мы с тобой не общались уже полтора года, я не поздравлял тебя с переводом. Очень правильный шаг, Дамьен, я тобой горжусь.

— Я хотел быть ближе к Мартину, отец, — главным парадоксом их взаимоотношений было то, что лгали они друг другу не так и часто. Куда интереснее было играть с правдой.

— Для внешнего мотива более чем неплохо, — Дамьен закатил глаза и помотал головой в ответ на вопросительный кивок Рене. — Дружба — это благородное чувство, люди его ценят.

— Отец...

— И когда ты перестанешь делать вид, что у тебя нет карьерных амбиций?

Дамьен и не говорил такой чуши никогда, но его представления о карьере были параллельны отцовским.

— Отец, а ты когда перестанешь тратить собственные деньги на бессмысленный разговор?

— Я звоню не с Лугано. Я здесь, на Тилане. Промышленный форум и возможность заключить несколько выгодных контрактов, сам понимаешь.

— Например? — Дамьену на самом деле было интересно.

— У меня освободилась примерно треть годового зарплатного фонда, я бы хотел вложить эти средства в поставку рыбы. Ты знаешь, на Лугано мало годных в пищу видов.

— И как же она освободилась? — уточнил Дамьен, предугадывая ответ.

— Я нанял на работу эмигрантов с Рудничной. Разумеется, оклада квалифицированного специалиста ни один из них не заслуживает.

Дамьен досчитал до десяти.

— Я покажу себя наивным сопляком, если спрошу, как быстро качество продукции упадет до неконкурентоспособного?

— Как только наметится такая тенденция, я уйду из этого сегмента и не потеряю ничего.

— А работники, пахавшие на тебя десятки лет? А эти самые эмигранты, которых ты вышвырнешь через два года без денег и той профессии, которую им мог дать центр переподготовки?

— Дамьен, это будет уже не наша с тобой проблема, а министерства социального развития. Давай не будем делать их работу. Кстати, я хотел тебя попросить. Поскольку ты мой сын и офицер особого отряда, то не мог бы ты...

— Нет, отец. На этот вопрос я тебе ответил десять лет назад.

— Ты даже не дослушал...

— Это был ответ на любую твою просьбу, связанную с моим положением.

— Что ж... — отец помолчал. — Я надеялся, ты повзрослел. Тогда прощай. И передавай привет матери. Как ты понимаешь, я с ней не вижусь.

Дамьен вырубил связь прежде, чем сорвался, и рухнул в плетеное кресло, матерясь вполголоса.

— Что произошло? — Рене уселся напротив.

— Отец, как ты слышал. Когда я поступал, он угрожал лишить меня наследства, когда я стал капитаном, во мне тут же возникла потребность.

— Это не слишком красиво с твоей точки зрения, я не спорю, — Рене сделал паузу, и Дамьен скосил на него взгляд, ожидая продолжения. — Но, согласись, есть разница в поощрении безумной выходки ребенка и в оценке его достижений, пусть они были и вопреки мнению родителей. Возможно, обращаясь к тебе сейчас, отец хочет показать, что ошибался?

— Только не он. По-моему, он до сих пор считает, что имеет на меня права, лишь потому, что когда-то участвовал в моем зачатии. А как не получить прибыль с того, кто тебе уже своим рождением обязан ее принести?

— Ты злишься на него за то, как он обошелся с работниками?

Нет, Дамьена взбесило не это. Не этот частный случай, если точнее. Просто он был очень показательным, хоть заноси в учебные пособия. Но они с Рене были не настолько близки, чтобы ему в этом признаваться. И Дамьен отделался неопределенным жестом.

— Но согласись, если бы работник был незаменим, твой отец не уволил бы его. Значит, таких среди этих десятков...

— Тысяч.

Рене осекся, но все-таки продолжил:

— Пусть тысяч, но таких работников среди них не было. Не отправят же в отставку тебя...

— О нет, как раз таких, как я, сколько угодно. Особый отряд всего лишь иначе пускает в расход кадры.

— Сегодня с тобой очень сложно, Дамьен, — Рене скорбно покачал головой. — Давай сменим тему?

— Ее вообще не следовало поднимать, — Дамьен встал с кресла и прошел к шкафу, за брюками.

Последнее время вокруг слишком часто случались слишком тематические происшествия. Много, разных, несвязанных между собой, но Дамьена словно что-то тыкало в них носом, не давая отвернуться.

Снова дернулся комм. На этот раз Дамьен ответил охотно, но Эйлин плакала.

— Мартин уехал, какое-то собрание... А меня вызвали. Я думала, все, уже месяц не трогали, а тут опять. И... Дамьен, пожалуйста, у Мартина выключен комм, а я... я не смогу сейчас одна...

— Через полчаса буду, — пообещал Дамьен, срывая с вешалки майку и куртку.

Ярость рвалась наружу, Дамьен сдерживался из последних сил. Он знал, кто захотел войны. Что ж, будет им все, что захотят. Но сейчас нужно успокоить Эйлин.

— Еще-то что? — Рене маячил рядом, раздраженный и недовольный.

— Важное дело.

— Снова Мартин или Эйлин? Дамьен, когда они научатся...

— Нет, когда ты научишься! — Дамьен удержал руку возле его лица. — Когда ты научишься не лезть в мою жизнь? Постель — это все, что между нами есть. Не пытайся лезть дальше. Тебе там делать нечего. И промолчи сейчас. Это не просьба, это совет.

Он взлетел по лестнице на крышу, на ходу снимая с охраны флаер. Упал в кресло и пару минут пытался понять, что с ним происходит. Он помнил свои слова об истерике и интригах, помнил ответ Эйлин и свои мысли. Он был сейчас на взводе, но это не мешало думать. Увы, не порыв. Дамьен криво усмехнулся панели управления и набрал на дисплее комма номер. Если отец здесь, то Питер тем более.

— Кейси? Фланнери. Я принимаю твое предложение пообедать. В любое удобное для тебя время.