Сыщик и канарейка

ГЛАВА 16

ДОКТОР

Многое может поведать о человеке то, как он начинает свой день. Будь это неспешно прочитанная газета, чашка экваторского кофе или кусок хлеба, завернутый в бумагу, чтобы съесть на бегу, именно утром, вскоре после пробуждения, мы наиболее ярко показываем свои истинные краски.

Для меня утро состояло из покрытого трещинами потолка, вид которого сопровождал часы без сна, стылой комнаты, особенно непослушных после ночи пальцев и дурного настроения.

Раньше все было иначе. Где бы я ни находился, день начинался с острого клинка и барсучьей кисти. После госпиталя и увольнения из армии бритье стало для меня мучением. В плохой день, как сегодня, пальцы не желали сгибаться вокруг рукояти клинка, и раз за разом приходилось поднимать его со дна раковины. В плохой день на щеке проступали порезы, будто я подросток, впервые в жизни стащивший бритву отца. Оставалось только радоваться тому, что после посещения Толлерса в гипсе оказалась правая рука, и без того практически бесполезная. Но все равно ситуация до унижения напоминала первые дни в госпитале, когда я никак не мог приноровиться к своему новому существованию.

И все равно каждое утро я добровольно повторял эту экзекуцию. Я мог отпустить бороду. Пойти к цирюльнику. Но упрямо продолжал, убеждая себя в том, что так мог оценивать, насколько прогрессирует мое состояние. Ложь. Не зная другой жизни, я хватался за останки прошлой.

Стук в дверь заставил меня прерваться. Протерев лезвие, я положил бритву на туалетный столик и пошел открывать Эйзенхарту. Кто еще мог навестить меня вскоре после рассвета?

Я обнаружил его под дверью с вощенным картонным стаканом с кофе и томиком "Реаниматора". Второй стакан — пустой — стоял на подоконнике.

— Надеюсь, вы здесь не для того, чтобы обсуждать литературу. На часах нет еще восьми.

Виктор протянул мне кофе, и я машинально потер не отошедшую после судороги руку.

— Оставьте лучше себе, — пришлось отказаться. — И скажите, что вы хотите.

— Пена, — постучал он по левой щеке. — Вот здесь, возле уха. А насчет литературы, кстати, любопытная тема. Вы заметили, что танатологи всегда изображаются в книгах как полные психи? Так и хочется спросить...

— Что не так с этой профессией или со мной, что я решил ею заняться? Насколько я помню, вы задавали этот вопрос.

Не один раз. После того, как я принял предложение университета, эта тема стала любимой на обедах у леди Эйзенхарт.

— И все же. У всех этих персонажей, насколько безумны они ни были, имелся мотив: стремление вернуть близкого человека, маниакальное служение науке, желание завоевать мир... А в чем ваша цель, доктор?

— В зарплате. Это все вопросы? В таком случае, увидимся завтра у вашей матери.

Я попытался закрыть дверь, но Виктор ловко подставил ботинок.

— Подождите. Хочу вам предложить кое-куда съездить.

— Нет, спасибо.

Ужом он проскользнул внутрь.

— Но почему? Вы еще не дослушали! У меня есть наводка на человека, ответственного за наше с вами приключение в прошлые недели. Составьте мне компанию.

Я вздохнул. На мой вкус, было еще слишком рано, чтобы терпеть Виктора.

— Вы обратились не по адресу. Вам нужно полицейское подкрепление.

— Никакого подкрепления! — горячо возразил он. — Считайте, это тайная операция.

— Настолько тайная, что вы не доверяете даже Шону?

— Он занят, — уклонился от ответа Эйзенхарт. — Ну же, док, соглашайтесь! Это совершенно безопасно. Не заставляйте меня скучать в одиночестве.

— Вы ведь не ожидаете, что я вам поверю? Позовите за компанию кого-нибудь из ваших коллег.

Виктор тяжело вздохнул.

— Ладно. Я надеялся, сумею вас уговорить. Придется ехать одному.

Это уже было манипуляцией... На которую я ожидаемо попался. Ни один идиот не должен ехать по такой наводке один. А с Эйзенхарта сталось бы исполнить угрозу — просто чтобы заставить меня испытать чувство вины.

— Стойте, — велел я. — Давайте сюда ваш кофе.

Эйзенхарт с извиняющимся видом протянул мне стакан — уже полупустой.

— Я займу столик в кафе на углу, пока вы собираетесь, — пообещал он. — И закажу вам новый.

— И заплатите за него.

Вздох, который испустил Эйзенхарт, должен был заставить меня усовеститься и перестать объедать бедного полицейского, но я был несгибаем.

— По утрам с вами безумно сложно договориться, — пожаловался он.

— Так не приходите ко мне настолько рано.

Это было рациональное предложение, но Виктор меня уже не слышал, спускаясь по лестнице и по-мальчишески перепрыгивая через ступеньки. Покачав головой, я отправился собираться.

Когда я спустился в закусочную, Эйзенхарт приканчивал очередную порцию кофе, а на моем месте стояла еще скворчащая яичница с помидорами. Взятка. Но действенная.

— Итак, — спросил я, отламывая половину булки, — что это за "тайная операция"?

— Ничего особенного, — торопливо заверил меня Эйзенхарт — Я вычислил человека, организовавшего нападение на вас, он был объявлен в розыск...

— Николас Хардли, кажется?

Я припомнил новое объявление в городской газете — практически идентичное тому, с которого все началось.

— Ага, — Виктор не удержался и все-таки стащил из корзины с хлебом рогалик. — Вчера вечером нам позвонили и сообщили, где он должен находиться. Осталось только приехать по адресу, задержать его, и дело закрыто.

Как удобно.

— Часто вам так удачно помогают в расследовании?

— О да, — непередаваемым тоном ответил Эйзенхарт. — Что бы мы делали без помощи сознательных горожан, исполняющих свой гражданский долг. Еще кофе, доктор?

Я посмотрел на часы, на которых было три четверти девятого.

— Разве мы не спешим? Не боитесь, что Хардли ускользнет от вас, пока вы сидите тут?

Эйзенхарт подозвал официанта и попросил повторить заказ.

— Человек, назвавший адрес, указал точное время, когда Хардли будет там находиться.

— Кто же это?

— Он не представился.

— Вам это не показалось странным?

— Уверен, у него были на то причины, — так же быстро отбрил Виктор мой следующий вопрос.

— Вы издеваетесь?

— Нет.

Я посмотрел в его бесстыжие голубые глаза, но ничего не добился.

— В таком случае, почему мы отправляемся на встречу, от которой несет как от приманки в капкане?

— Именно потому, что от нее несет, — Эйзенхарт помешал кофе в полученной чашке и отправил туда еще два кристалла сахара. — К капкану тянет не только дичь, на которую он рассчитан. Но и охотника, стремящегося проверить добычу.

Выпив свой кофе, он бросил на стол несколько купюр.

— А вот теперь, — сказал он, сверяясь с часами, — нам действительно пора.

На стоянке возле ратуши было полно газолиновых кэбов, и нам без проблем удалось нанять автомобиль. Машина доставила нас к кварталу доходных домов на проспекте имени генерала Клива, в район еще приличный, но граничащий со старыми улицами. Бульвар, названный в честь человека, завоевавшего для империи остров Норлемман и ставшего первым герцогом новой земли, тянулся стрелой через весь город, от центра до бывшей крепостной стены, где терялся в лабиринте старинных проулков, расчерченных задолго до закона о санитарной безопасности. В этом плане Гетценбург был похож на лоскутное одеяло: новые кварталы соседствовали с остатками древних строений, богачи с бедняками, а выходцы с Королевского острова с краватскими мигрантами.

— Судя по номеру квартиры, его окна должны выходить во внутренний двор.

Эйзенхарт позволил автомобилю остановиться прямо у двери и вышел из машины. Наклонившись к водителю, он попросил подождать нас и ненавязчиво продемонстрировал полицейский жетон. Оставалось только надеяться, что кэбмен после этого не уедет еще быстрее, чем планировал раньше.

Мы поднялись наверх. Эйзенхарт достал из кобуры пистолет и постучал в нужные апартаменты. Никакого ответа. Попробовал ручку — та поддалась.

— Полиция. Поднимите руки за голову и не двигайтесь... — потребовал Виктор, с осторожностью заходя внутрь.

Встретивший нас на кухне человек был не велик для быка, он едва превосходил по росту Эйзенхарта. Но даром обделен не был. Обернувшись на голос, он за секунду оценил ситуацию и бросился напролом.

Виктор даже не успел выстрелить, как встретился с полом, сметенный быком. Мгновением позже моя спина была впечатана в стену. С трудом вернув воздух в легкие и проклиная немереную бычью силу, я поднялся на ноги. Эйзенхарт опередил меня и уже преследовал Хардли. Со стороны лестницы послышались выстрелы. Я успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как пролетом ниже бык решил укоротить себе путь и покинуть дом через окно — третьего этажа! Его дар это позволял. Нам с Эйзенхартом оставалось только смотреть, как он приземляется на кучу осколков в переулке.

— Да пошло оно все, — тяжело выдохнул Виктор. На лице его появилось знакомое мне упрямое выражение, и, прежде чем я успел среагировать, он последовал за быком.

В моей голове промелькнуло видение разбитого тела и картина, как я объясняю безутешной леди Эйзенхарт обстоятельства смерти ее сына, но, когда я посмотрел вниз, увидел Виктора, приземлившегося на козырьке над черным входом. Перекатившись к его краю, Эйзенхарт с громким охом рухнул на землю, но тут же встал и, припадая на левую ногу, погнался за быком.

Я выругался и поспешил вниз по лестнице, надеясь, что успею к выходу раньше, чем они обогнут дом, и что по дороге Хардли не придет в голову свернуть в один из переулков старых кварталов, где я их никогда не найду.

Хардли действительно выбрал путь к бульвару, но на этом мое везение кончилось. Мы опоздали. Появившийся из боковой улицы Эйзенхарт увидел меня склонившимся над телом шофера. Машина с диким скрежетом стартовала с места еще до моего появления.

— Жив, — проинформировал я Виктора. — Без сознания.

Под затылком водителя расплылось кровавое пятно. Оставалось молить духов, чтобы все ограничилось сотрясением.

— Ушел, — скорее прошептал Эйзенхарт. Переведя дух, он достал полицейский свисток.

— А вот они — нет. Не тратьте зря силы.

Два тела в штатском оказались для меня неожиданностью: я полагал, что к Хардли мы отправляемся одни. Я ошибался.

Похоже, они вышли из укрытия, услышав выстрелы. Им повезло меньше, чем шоферу: от того Хардли просто отмахнулся. Я подвинулся, давая Эйзенхарту увидеть тело, лежавшее рядом с бесчувственным кэбменом. Молодому коту свернули шею. Его напарник лежал чуть поодаль, и это зрелище было уже не столь мирным. Его голова была почти отделена от туловища, между рваными краями артерий и мышц белел переломленный позвоночник.

— Ублюдок, — выругался Эйзенхарт, подойдя ближе.

Он все же воспользовался свистком. Зачем, я понял только, когда от соседнего дома приковылял опасливо косящий в сторону дворник.

— Вызовите врача, и поскорее, — приказал ему Эйзенхарт. — И полицию. Скажите, чтобы к вам направили комиссара Конрада. Передайте ему...

— Разве мы не собираемся дождаться приезда полиции? — перебил я его.

На лице Эйзенхарта появилась отчаянная улыбка.

— Мы, доктор, собираемся ловить машину.

ГЛАВА 17

ДОКТОР

Чистое безумие. Проспект был пуст — но Эйзенхарт отказывался отступать. На мгновение мне показалось, что нам улыбнулась удача, но нет: в паре кварталов от нас процокала лошадь, запряженная в телегу с сеном. Машина, на которой удалялся от нас Хардли, была не больше точки, когда из переулка вырулил автомобиль. Звук полицейского свистка едва не оглушил меня.

— Садитесь! Или вы передумали? — я притормозил, заметив, как Эйзенхарт не спешит залезать внутрь.

Причина стала ясна, когда я разглядел водителя. Даже раньше: когда почувствовал аромат растертой между пальцами полыни, пропитавший салон.

— Следуйте за той машиной, — хмуро велел Эйзенхарт, все же занявший переднее сиденье. — Вы вообще умеете водить?

— Глупый вопрос, — хмыкнула леди Гринберг, разгоняя автомобиль. Обернувшись ко мне на мгновение, она улыбнулась. — Как здорово видеть вас, доктор! Как ваши дела?

— Удивлен, что вы меня помните, — признался я.

— Первое обвинение в убийстве не забывается, знаете ли. Как ваша работа? Все еще вкладываете деньги в акции Южно-роденийских железных дорог?

Об этой странице биографии я бы предпочел забыть.

— Что насчет вас? Вижу, вы научились управлять автомобилем. Необычное хобби для леди.

Автомобили, хотя и набирали популярность, пока оставались диковинами. К тому же, покупатели ожидали, что их будут возить специально обученные люди. Мало кто хотел разбираться в них сам.

— Недавнее увлечение, — беззаботно прощебетала леди.

Мы с Виктором невольно переглянулись. Насколько недавнее?

— Как долго вы за рулем? — не удержался от вопроса Эйзенхарт.

— В машинах или в неделях? — не давая нам выбрать, она сама ответила на вопрос. — Четыре.

— Недели, я надеюсь?

— И машины тоже, — леди надавила на педаль газа сильнее. Расстояние между нами и Николасом Хардли стремительно сокращалось.

— В чем же причина их столь частой замены? — осторожно поинтересовался я.

— Слишком низко летали.

С пассажирского сиденья донесся ядовитый смешок.

— Возможно, потому что они для этого не предназначены?

Автомобиль резко остановился. Чтобы не повалиться вперед, я схватился здоровой рукой за спинку переднего кресла.

— Можете выйти, — предложила леди Эвелин, доставая портсигар. — Если вас не устраивает мой стиль вождения или что-то еще...

Эйзенхарт уставился на нее во все глаза.

— Вы с ума сошли?! Вы хоть представляете, что творите?

— Нет, — равнодушно бросила леди, закуривая сигарету. — Возможно, потому что вы забыли сообщить мне, в чем дело? Как в прошлый раз, когда пообещали рассказать, но я узнала обо всем из газет.

— Я был не прав, — скрепя сердце признал Эйзенхарт, как мне показалось, чтобы отвязаться. — Вы это хотите услышать? Мне плевать, как вы водите, плевать, если мы разобьемся. Теперь вы можете завести вашу проклятую машину?

— Нет.

— Что еще вы от меня хотите?!

— Извинений. Нормальных. И обещания, что это больше не повторится. Не люблю, когда меня используют вслепую.

Ровно ту же фразу я сказал Виктору, когда он впервые попросил меня о помощи...

— Леди, — выплюнул Эйзенхарт, — если из-за вас я упущу...

— Не упустите, — перебила его леди Эвелин. Ее руки любовно погладили обтянутый кожей руль, — Это "Луиза Н6". Развивает скорость до девяноста четырех километров в час за двадцать секунд. Она догонит вашего преступника за считанные мгновения. Если вы дадите слово, что, когда все закончится, придете ко мне и поведаете то, что должны были рассказать еще тогда.

— Клянусь.

Когда автомобиль тронулся с места, стало ясно, что раньше мы видели далеко не всю его мощность. Проспект за окном слился в одно размытое пятно, а я покрепче ухватился за подлокотник.

"Луиза" действительно была способна догнать автомобиль Хардли. Стремясь избавиться от преследователей, тот нырнул в один из прилегавших к проспекту переулков.