Дороги ветров

Встав с нашего лежака, я потянулась, стараясь размяться. Затекшее за ночь тело никак не хотело слушаться и требовало действий. Не простых движений, а чего-то более серьезного, стоящего, напряженного. Я вновь решила взяться за меч.

Вышла из домика, окунаясь в теплые лучи весеннего солнца. Поутру оно еще не вошло в полную силу, но уже было душновато, хотя воздух, подкрепленный ароматом цветущих яблонь, и вовсе обещал свести с ума. Стараясь не обращать на это внимания, я вновь начала разминку. Потянула мышцы, заставив их с самого начала дня вспомнить, кому они принадлежат. Конечно, они не забыли. Но в последнюю неделю на тренировки с мечом у меня попросту не оставалось времени. Его целиком и полностью занимала дорога. Чарующая, опасная, трудная. Да, все же тяготы пути никак не могли заменить то, что давал меч. Это я давно выучила назубок.

Первые движения мечом — выпады и подсечки. Основа основ. При виде моих действий Ховрас, привязанный вместе с Ковылем к покосившейся веранде дома, резко повернулся в мою сторону и удивленно заржал. Вылька же даже ухом не повел. Мол, что странного-то? Уж он-то на меня с мечом в руках порядком насмотрелся, ничем не удивишь.

Движения сменяют друг друга, но каждое я повторяю несколько десятков раз. В конце концов, мышцы всего тела начинают приятно ныть от нагрузки. Это сладостное ощущение разливается по организму, вызывая улыбку. А между тем я все продолжаю наносить удары по воображаемому противнику. Кажется, что даже вижу его. Тень передо мной делает шаги, уходит от взмахов меча, сама наносит удары, от которых приходится уворачиваться мне. Но это лишь обманка. Мое мимолетное видение, вызванное ежедневными тренировками в стенах родного дома. Они не забылись. Ни одна. И никогда не забудутся. Плац, мечи и копья, луки и цепи, мужчины, которые ни за что не уступят в схватке девушке, нет, даже девчонке.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я остановилась. Но отнюдь не от усталости, а от пристального взгляда Риона, который с интересом разглядывал меня, стоя на пороге дома. Вытерев пот со лба, я повернулась к нему, вопросительно изогнув бровь.

— Доброе утро, — нисколько не смутившись, улыбнулась ему. Друг кивнул, и потянулся к своему мечу, приставленному к порогу.

— На тебя опасно смотреть, когда в твоих руках оружие, — произнес он, погладив выбитый на кожаных ножнах своего оружия орнамент.

— Почему же? Не думала, что со стороны это так плохо смотрится, — я даже удивилась. Не часто услышишь от Риона нечто подобное.

— Как раз таки наоборот, — он мимолетно рассмеялся — Это очень... Привлекательно. Будто смотришь на раскаленный язычок пламени в костре. Хочется коснуться, но знаешь, что как только ты протянешь ладонь, тебя тут же укусит огонь. Смотря на тебя в бою или на тренировке, не важно где, хочется ту же встать перед тобой, оказавшись под властью меча. И понимание того, что после этого выжить будет трудновато, если ты сама не остановишься, ничего не решает. Я не уверен, что это: гипноз или просто инстинкт, но это есть на самом деле.

— Вот ты о чем, — я, наконец, поняла, что имел в виду друг, улыбнувшись. В сознании воскресла яркая картинка из детства. Она обожгла меня своей яркостью, заставив зажмуриться, блаженно замерев на месте.

— Тебе уже это говорили?

— Нет, что ты. В нашем доме подобной фразы никогда бы не прозвучало. Отец уверен, что ни один из ныне живущих мечников не достоин даже того, чтобы называться воином. О похвале и речи не идет.

Лицо друга исказилось от удивления. Видимо, ему совсем не приходилось задумываться о том, какие отношения и взгляды могут блуждать в среде владеющих оружием. А ведь отец — один из самых искусных мечников в нашем государстве. Прошедший две войны, последняя из которых закончилась восемь лет назад, он знал и видел все, что может дать человеку призвание нашего Дома. И разбрасываться словами о мнимой гордости, мужестве или мастерстве было для него унизительно. Всеми этими качествами, по его мнению, могли владеть только те, кто уже никогда не вернутся с полей сражений. Те, чьи имена навеки вошли в историю. Даже не он сам. Никто. Никто из тех, кому посчастливилось встретить рассвет на поле битвы уже не годились для него не то, что на роль героев, даже на роль простых солдат. Хотя и тех он уважал. По-своему. Так, как мог уважать других людей человек, который смотря в зеркало, видит в отражении не человека-легенду, а мужчину, который, кое-как научившись владеть оружием, ринулся в бой, но так и не смог остаться там.

— Странно. Но как ты меня поняла тогда? Не думаю, что в моих сумбурных объяснениях много толку.

— 'Как' говоришь, — я глубоко вздохнула, стараясь не выпустить все то, что крутилось в голове после его слов. Но мысли и слова — не соловьи. Их трудно удержать при себе, если они не сидят покорно в хорошо запертой клетке, а бьются чайками в черепной коробке да в сердце, содержимое которых не очень-то хочется прятать от книжника. — Я просто знаю, что это такое. Когда-то давно и мне приходилось испытывать похожие чувства.

— Расскажешь?

Конечно, я рассказала. Скрывать это ото всех — задача не высшей важности. Более того, все это — часть не только моей жизни, но и жизни всего государства. Так чего таить то, что явно, что передавалось из уст в уста всего каких-то десять лет назад с благоговейным шепотом?

Это был октябрь. Не по-осеннему теплый и звенящий жизнью. С деревьев еще и не собиралась облетать пестрая листва, а две империи уже стояли на пороге войны. Мне было семь. И пусть я что-то уже понимала, но не могла ужасаться. Все происходящее казалось мне большой игрой, в которую играют государи стран. Всего лишь карточный расклад, который заведомо определяет победителя и проигравшего.

Тогда наш Дом принимал гостей. Это был очередной древний обычай — устраивать бал по поводу первой битвы войны. Глупая традиция, столь же бесполезная, сколько дорого то время, что все эти воины могли провести рядом с теми, кого по-настоящему любят. В ту осень я еще не думала об этом, и все происходящее представлялось одним большим праздником, устроенным, чтобы почтить Бога Войны.

А ведь праздник был шумным, ярким, чарующим. Он горел огнем фонарей и гирлянд; сыпал искрами от фейерверков и гремел залпами пушек. Повсюду звучала музыка. Не военные марши, призывающие к оружию, а тонкие песни, навевающие мысли о Родине, любимой и родной стороне. Она перемешивалась с теплыми аккордами и нотами музыкальных инструментов нашего Главного зала — Зала мечей, и разносилась далеко за пределы поместья. На том празднике я и увидела его.

Майрес Багряный, как его прозвали в народе, вошел в зал тихо, почти скромно, но его заметили все. А в особенности я, стоявшая в тот вечер у самых дверей залы. Черная мантия с алой подбивкой на нем будто бы горела. Темные жесткие волосы вились крупными кольцами, ниспадая на плечи. А лицо... Лицо, казалось, принадлежало самому Богу мечей и оружия. Никак иначе я не могла объяснить свою завороженность.

Вскоре настало время торжественных традиционных поединков. Он выступал последним, сражаясь с другим, известным и горячо любимым в те времена воином. Я помнила, как в восхищении смотрела за его движениями, не в силах вымолвить не слова. Это был момент слепого поклонения этому божеству, сотканному, казалось мне, из огня и стали, удачи и непоколебимой веры в мир. Я так и не смогла забыть, стереть эту картину из памяти. Даже сейчас она вспыхивала во мне теплыми углями, распаляя сердце.

Утром все разъехались. Где-то на полях сражений уже занимались битвы. По окончании войны я все ждала того, что вновь увижу этого человека, смогу сказать о том, что он дал мне столько желания владеть мечом, сколько не мог дать ни один самый искусный вояка, гонявший меня по плацу. Да только не случилось. Судьбе, как и Смерти, слишком нравятся лучшие. Майрес Багряный так и не вернулся из боя.

— Повезло тебе, — Рион с завистью оглядел приунывшую меня и вытащил меч из ножен. — Я о нем только по рассказам и знаю. Еще портреты, книги, рукописи, но это совсем не то.

— Верю, — я наконец-то смогла улыбнуться другу, оставив где-то за спиной все мысли о невероятном человеке, который когда-то давно взмахом меча взволновал мою жизнь.

— Сразишься со мной?

— С радостью.

С Рионом мы тренировались и до этого несколько раз. Но каждая возможность вновь скрестить мечи казалась мне невероятной удачей. Где еще найдешь мечника, который фехтует столь интересно и неподражаемо? Стиль у друга был собственный. Его явно не учили сто раз на дню выверенным традиционным движениям мечта, не заставляли повторять одно и тоже движение из раза в раз, час за часом, с раннего утра до заката. Чувствовалось, что все, что он несет с собой в бой — только его опыт, лишь его видение боя, подкрепленное годами академии.

Вот и сейчас его предложение родило во мне радость, которую я давно успела позабыть. Она шла из детства, когда меч виделся чем-то прекрасным. Как крыло, что заменяет птице руку, позволяя парить высоко в небе. Он был продолжением меня. И только недавно я осознала, что этого уже никогда у меня не отнять. Меч — часть тела. Сердце и мечты — часть души. И в какой момент они слились в единое целое? Кто знает?

Сходились мы медленно, каждый со своей стороны: Рион от крыльца дома, я — от цветущих деревьев, что высились за моей спиной. Шаг, еще один. Плавный поворот корпуса. Резкий взмах его меча, когда расстояние чуть сокращается, и вот мы сменились местами. Оружия так и не нашли друг друга. Но уже скоро. Скоро!

Выжав несколько мгновений, я пошла на него, легко взмахивая мечом. Сталь, сошедшаяся со сталью, звонко запела, распугивая крохотных птичек в ветвях яблонь. На секунды их голоса стихли, но когда пересвист вновь разнесся над нами, я даже не обратила на это внимание. Всю меня занимал бой.

Звон мечей, блоки и повороты. Мы наносили друг другу удары, не думая, позволяя телу и душе взять этот бой в свои руки. Как ни странно, но по-настоящему достать противника у нас так и не получалось. Обойти блок другого, найти слепую точку и ударить не выходило. Ни у Риона, ни у меня. В конце концов, я просто с этим смерилась, позволив в очередной раз отдать должное мастерству друга.

Этот бой закончился бы ничем, если бы Рион, слишком близко подошедший к одному из деревьев, не зацепился за корягу. Равновесие было потеряно. Он упал, стукнувшись спиной о крепкий яблоневый ствол. В тот же миг острие моего клинка оказалось у самого его горла.

— Вы проиграли, господин книжник, — мой смех разнесся по саду вместе с забавными песнями птиц. Конечно, это была не победа. И даже не маленький перевес сил в мою сторону. Просто не то место, не то время и злосчастная коряга. А ведь в реальном бою она стоила бы ему жизни.

Меч я тут же опустила, бросив его в траву, как обычную железку.

— Думаешь? Мне кажется, я выиграл, — Рион подмигнул мне, расплываясь в улыбке. Эта улыбка была почти детской и шальной. Совсем не той, что обычно клеят себе на лица вельможи и знатные люди. Я знала, что он умеет улыбаться и по-другому, иначе. Но, я легко себе в этом признавалась, видеть это выражение на его лице мне было гораздо приятнее и проще. Она легко позволяла забыть о том, кто мы есть на самом деле.

— И что же ты выиграл?

— Отбитую спину! — лицо друга исказилось наигранной болезненной гримасой, а в следующий миг меня саму утянули на землю. От неожиданности я тихо вскрикнула. Теперь трава щекотала шею и руки. Прямой солнечный свет уже не мог добраться до глаз, путаясь в пышной листве яблонь. Лучи дневного светила мягко проникали сквозь колышущуюся листву. От этого по зелено-голубому озеру над моей головой пробегала рябь. Она ложилась отсветами на наши лица, заставляя на мгновения жмуриться, а затем вновь открывать глаза.

Ежась от терпкого запаха травы и солнечных бликов, мы пролежали на земле минут десять. Но вскоре пришлось вставать и собираться в дорогу. Мы итак потратили приличное количество времени из-за позднего подъема и боя. А ведь планировали еще вчера оказаться в столице! Да только солнце закатилось раньше, чем мы успели хотя бы пересечь этот сад, за которым должен был пролегать большой тракт, ведущий к столице. Путь можно было продолжить и ночью, но в город нас никто бы не пустил до самого рассвета. Что толку было тратить следующий день лишь на то, чтобы выспаться после шатаний по темноте? Вот мы и подумали, что лучше сегодня окажемся в городе часам к трем дня, но успеем хоть что-то, чем ничего.

Покормив коней, мы двинулись в путь, осторожно обходя старые почти не плодоносящие кусты. Чтобы утолить голод жевали ржаные лепешки с козьим сыром, купленным в деревне неподалеку отсюда. Сыр был свежим и мягким, пах молоком, мятой и еще какими-то травами, запахи и привкусы которых я так и не смогла разобрать. Начинавшийся с подступающей жарой день обещал быть хорошим.

Вскоре мы действительно вышли к тракту. По другую сторону от него тянулись густые посадки, заслоняющие обзор. Далеко впереди я видела бок огромной светлой черепахи — города. Конечно же, это была столица — Мирион. Большая часть ее скрывалась из виду, прячась за густыми развесистыми кронами, но и тот клочок белого камня посреди зелени поражал своими размерами. А ведь это только одна сторона города! И есть другая, еще более мощная и высокая, буквально нависающая над морем, которое давно безуспешно бьет и терзает скалу, чья верхушка, должно быть, когда-то была горой, но, еще до прихода сюда людей, перестала существовать.

Над головой летали чайки. Светлобрюхие, серебрянокрылые они разрезали перьями воздух, подобно бумажным самолетикам, которые в детстве мы с братьями запускали с чердака самой высокой башни замка. Пергаментные птицы частенько облетали башню, от чего нам приходилось бежать к другому окну, или кругами спускались на землю. Но все же реже их подхватывал порыв ветра, унося далеко от поместья. Кажется, с тех дней минули не года, а целая вечность. Я давно была далеко от дома. И тут не было ни замков, ни братьев. Лишь отдаленно слышался шелест волн, но моря видно не было. Возможно, оно пряталось за густыми посадками, но просто так представать перед моим взором явно не собиралось.

— А я надеялась, что мы уже выйдем к воде, — немного смерив свой азарт, расстроилась я.

— Так вот от чего последние метры ты чуть ли не бежала! — догадался Рион, перехватив повод моего коня. Я озадаченно уставилась на него, не спеша разжимать пальцы. — Берег сразу за деревьями. Иди.

— Сейчас? Одна? А как же вы?

— Ничего, переживем без тебя десять минут, а потом сами выйдем. А то здесь и глаз полно, и Ховрасу с Ковылем легче будет. Ты ведь никогда не видела моря, я прав? — получив мой несдержанный кивок, друг весело продолжил — Тогда чего стоишь как вкопанная? Беги!

Наконец отпустив повод, я бросилась к зарослям. Они были колючие и жилистые, будто им не хватало влаги, хотя листва стояла зеленая, совсем не опаленная солнцем. Веточки цеплялись за подол амазонки, но я не обращала на это внимания. С каждым моим шагом крики чаек становились все громче, различимее, я уже разбирала набеги волн, которые гребнями обрушивались на берег. Воображение рождало в голове столь нереальные картины, что хотелось плакать. Все это подгоняло меня еще больше, распаляя желание увидеть, почувствовать этот мир.