|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
За старушку
Выдержки из "Кæлæнгæнæг-хæцæг"
Не противление злу — есть абсолютное зло
Безвозмездное добро порождает зло
— Так Георгий Петрович у вас абсцесс правого бедра, вызванный фурункулом, — констатировал врач, едва отодвинув повязку. — Сейчас я выпишу вам наряд, можете сходить домой отдохнуть с полчасика, душ принять и в больницу. Возьмете с собой чистое полотенце, щетку, посуду, ну сами знаете...
— Не знаю, — пролепетал потерянно Деметр, но хирург не обратил на его реплику никакого внимания, наставив на пациента указательный палец, он приказал:
— Ничего не есть и не пить.
— А можно в больницу завтра? — в голосе Деметра прозвучали просящие нотки.
— Лучше вчера, — строго ответил хирург и протянул направление.
Кто бы мог подумать, маленький прыщ, вскочивший на ноге, и выдавленный пять дней назад привел к больнице, дырке в бедре, куда полностью входит указательный палец и унылым дням в гнойном отделении хирургии.
Деметра оперировали ночью. Сама операция прошла практически безболезненно, сонного Георгия Петровича беспощадно растолкали, обкололи набухший гнойник новокаином и вычистили скальпелем. Проблемы начались на следующий день, когда Деметра вызвали на перевязку.
— Деметр? Ложитесь на стол, — указал на коричневую высокоподнятую над полом короткую кушетку молодой врач, не старше двадцати пяти, обладающий большими ушами, выбивающимися из-под шапочки и непередаваемым словами украинским акцентом. Непередаваемым просто потому, что таких букв в русском языке нет.
Деметр, кряхтя, забрался и кое-как сумел улечься. Свисающие со стола пятки создавали иллюзию беззащитности. Георгий Петрович стремясь отвлечься от стремительно холодеющих конечностей, в перевязочной было свежо, огляделся, лучше бы он удержался от этого действа, но проклятое любопытство требовало насыщения. На одном из прислоненных к стене стульев сидела, выставив, распухшую красную ногу бабка. Сначала Деметру показалось, что ее нога по какой-то причине богато намылена мылом, однако, приглядевшись, он понял, что это куски отмирающей кожи вспучились белой бахромой. Георгию Петровичу показалось, что ему в нос ударил запах гноя, собственно так и было на самом деле, в перевязочной пахло разложением.
Доктор откинул полу халата Деметра и без предупреждения сорвал намертво приклеенный пластырь, лишив Георгия Петровича части волос на ноге и добавив седых в лысеющей голове.
— Ыыыыы, — только и простонал напрягшийся Деметр.
— Первая перевязка всегда не очень приятная, — заметил врач и засунул в рану палец. У несчастного Георгия Петровича потемнело в глазах.
— Так... — довольно протянул мучитель, размещая в кровавой дырке кусок марли, смоченный в какой-то антисептической гадости, рану, несмотря на боль сразу защипало. Деметр, сквозь сжатые губы первый раз в жизни искренне молился богу, моля, что бы экзекуция быстрее кончилось. — Неплохо вас вычистили, — наконец подал голос врач и заклеил рану. — Я назначаю вам антибиотики два раза в день. Надо поддержать организм, выгоняя инфекцию. Рана у вас хорошая чистая, так что думаю, дней через десять поедите домой. На сегодня собственно все, а завтра я вас снова вызову на перевязку.
Деметр, борясь с тошнотой, встал, бедро горело огнем, хотелось материться и водки. Кое-как добравшись до палаты, Георгий Петрович рухнул на протестующее скрипнувшую кровать и попытался между выступающими углами пристроить свое многострадальное тело. Дудки! Кровать делалась с таким прицелом, что бы спать на ней было невозможно даже после приема снотворного.
— Что хреново? — спросил лежащий, на соседней койке старик, представившийся только по фамилии — Баркаев, с которым Деметр успел уже познакомиться. Старик попал в больницу с какой-то экзотической инфекцией левой ноги, подцепленной где-то в индии, куда Баркаев с его же слов вынужден был отправиться по служебной необходимости. В итоге, вернувшись в Москву, Баркаев обнаружил сильное покраснение ступни, которая вдобавок ко всему онемела. Через два дня нога стала дурно пахнуть, и краснота стремительно перетекла в синеву, сквозь которую точечно проступили гноящиеся пятна. Когда Деметр поступил в клинику, Баркаева уже неделю безуспешно лечили. Но как безуспешно?.. По крайней мере, ухудшений у него не было, пока...
По началу Деметр беспокоился, что подцепит заразу от старика, но доктор его успокоил, редкая инфекция передавалась только через кровь, а потом у Баркаева с собой был портативный телевизор, как водка красит любую женщину, так и привилегия изредка смотреть новости автоматически делала этого сварливого человека, довольно милым соседом.
Первые дни Деметр провел, поневоле знакомясь с другими обитателями этажа, волей не волей приходилось пересекаться в столовой, на перевязке или в туалете. Контингент собрался соответствующий: бомжи, наркоманы и такие же несчастные глупцы, как Георгий Петрович, умудрившиеся нажит беду на ровном месте. Словом скучать ему не то что бы приходилось — не давали. А вот ночи Деметр проводил отвратительно, он любил почивать, поджав левую коленку к груди и лежа, по сути, на правой ноге, но операция лишила его удобной позы. Да и сама кровать оставляла мало шансов для нормального сна, однако на третью ночь он неожиданно крепко уснул.
* * *
Деметр проснулся от холода. Все его тело дрожало, покрытое ковром шевелящихся мурашек. Георгий Петрович попытался двинуться, но не смог, члены намертво примерзли к матрацу. Тогда он скосил глаза вниз и увидел, что совершенно наг, бесстыдно раскинутые как у роженицы ноги сверкали лысыми в отличие от остальных частей тела коленями. Деметр решил позвать на помощь, но и здесь его ждала неудача, голос пропал, оставив хозяина наедине с мечущимися мыслями.
Странно, но Георгию Петровичу совсем не было страшно, только где-то невообразимо далеко в голову стучалось ощущение скорой беды и от этого чувства тело неспокойно зудело, как нерв в зубе, становилось неуютно, дискомфортно, безразличие, охватившее Деметра готово было уступить место легкой обеспокоенности.
Щелк, раздалось в голове Георгий Петровича и от неестественного спокойствия не осталось даже послевкусия. Страх вошел в Деметра, физически давя на грудную клетку, дышать стало нестерпимо трудно. Теперь холод, окутывающий все тело, был вызван не столько низкой температурой сколько страхом. Деметр, вдруг отчетливо осознал, что не может ни пошевелиться, ни позвать на помощь и еще он понял, что буквально минуту назад собственная беспомощность абсолютно не волновала. Георгий Петрович пытаясь совладать со страхом, наконец, огляделся. Палата странным образом преобразилась, причем в мелочах, но почему-то пугающих. Во-первых, все койки оказались застелены, включая ту на которой должен был спать сосед, однако Баркаев куда-то пропал. Во-вторых, исчезла вся мебель: тумбочки, стулья и стоявший, в углу холодильник. И, наконец, в-третьих, огромное окно, заклеенное, и утепленное на зиму было широко раскрыто, из проема бил странный темный свет, который тем нее менее освещал всю палату.
Этот провал тьмы больше всего вызывал беспокойство Деметра. Окно притягивало его взгляд. Ощущение беды заполнило все существо, не оставив места для разума. Парализованный человек, запертый внутри тела, начал бешено биться, выть, пытаясь заставить непослушные конечности двигаться, но невидимые оковы держали прочно. Давление нарастало, темный свет, бивший из окна начал утяжеляться, становиться плотнее, клубясь туманом, он медленно материализовалсяв застывшую на подоконнике фигуру — пародию на человеческую. Головы у странного создания не было, так же как не было ступней и ладоней у конечностей. Можно было подумать, что с подоконника медленно шагнул не обезглавленный человек, а темная одежда, получившая возможность самостоятельно передвигаться. Тем более что сходство с одежной подчеркивалось некой воздушностью фигуры, ее обтекаемые края колыхались словно полые.
С первым шагом темного создания тело Деметра отреагировало чудовищной болью, каждая пора раскрылась, высвобождая миллионы мелких частиц, связанных внутри человека в эфемерную субстанцию — жизнь. Из Георгия Петровича начал валить дым, он тлел точно головешка в оставленном костре. Единственное место, где тело осталось не тронутым это маленький участок груди, на котором лежал христианский крест. Деметр инстинктивно потянулся к единственному очагу света, оставшемуся ему, потянулся сквозь ужас и нестерпимую боль, шепча давно забытые, где-то случайно услышанные слова молитв, не пытаясь выстроить их в правильном порядке, он молил Господа о спасении...
Георгий Петрович проснулся. Потный с колотящимся сердцем он увидел, как в открывшуюся дверь входит медсестра.
— Доброе утро мальчики! — произнесла она, играя шприцами. — Попки готовим.
Медсестра подошла Деметру и вколола антибиотик прямо в болевую точку, потом проделала ту же болезненную процедуру с сонным, как всегда недовольным Баркаевым. Когда она вышла, Деметр обхватил потное лицо ладонями и прошептал в слух, — Боже, это всего лишь сон! Мать честная — сон!
* * *
Ближе к обеду к ним подселили третьего: крупного высокого молодого человека, лет тридцати, с тяжелым подбородком, обрамленным бородкой-эспаньолкой, в которой серебрилась ранняя седина.
— Демэтр, — представился Георгий Петрович, выделяя букву "э" и растягивая слоги, хотя правильно его фамилия звучала — Деметр. Немного подумав, он как бы нехотя назвал свое имя отчество.
— А я Володя, — новый пациент подошел сначала к старику Баркаеву, пожав тому руку повернулся к Деметру. Георгий Петрович смотрел на протянутую ладонь как на ядовитую змею, мало ли чем этот новоприбывший болеет? Подхватишь какую-нибудь экзотическую лихорадку, потом пол руки отсохнет. Тем более что Володя ему не понравился. Деметр вообще не любил мужчин выше себя ростом и сложенных так, что при взгляде на них отчетливо ощущался свой отвислый животик и дряблые щеки.
Пауза затянулась, взгляд новичка вроде бы не изменился, но Деметра словно коснулся холодный ветерок, враз вспотевшей ладонью он сжал крепкую шершавую кисть Володи и успел разглядеть желтые бугрящиеся наросты на костяшках пальцев. Тот заметил интерес Деметра и чуть усмехнулся кончиком губ.
— Пожалуй, я займу койку у окна, — ни к кому не обращаясь, оглядевшись, сказал Володя, и начал разбирать вещи шурша пакетами. Переодевшись в домашнее: синтетические треники, мятую майку и полосатые тапочки "шпанец", как решил миновать про себя Володю Георгий Петрович, за бородку и потому что шпана, резко сдернул тапочек с ноги и шлепнул о стену.
— Один ноль, — весело прокомментировал Володя, водружая тапок на место. На стене размазалось коричневое пятно убитого таракана. — И много у вас тут таких питомцев? — обратился он к Георгию Петровичу.
— До тебя не было, — неожиданно подал голос Баркаев.
— Вот оно как! — шпанец вроде как не обиделся на неоднозначное заявление старика, спокойно достал книгу, на обложке которой был изображен пожилой джентльмен в цилиндре, пронзающий изогнутым мечом двухголового Горыныча и улегся на койку.
Деметр немного понаблюдал за шпанцем, но ничего интересного не происходило, тогда Георгий Петрович решил пройтись по отделению, с финальным заходом в клозет. С утра, поспешив отправить мужа в больницу, супруга положила только один лунный, тонкий халат, в который сейчас и был облачен Деметр. И хотя его тело мало отличалось от обезьяньего — такое же волосатое, но коленки беспощадно мерзли, а из-под двери и плохо заклеенного подоконника задувало — зима все же, поэтому мочевой пузырь настойчиво звал Деметра пройтись. Когда Георгий Петрович поднялся, кровать издала устрашающий примерзкий звук, стоило на ней хоть чуть повернуться, как зловредная лежанка начинала петь ржавую песню о своей нелегкой судьбе, поэтому почти все пациенты плохо спали по ночам. Одно неловкое движение и в палате раздавался душераздирающим скрип, выхватывающий из объятий морфея лучше, чем горсть снега за шиворот. Однако прошлую ночь Деметр спал хорошо, можно сказать мертвецки, если бы не проклятый сон...
Георгий Петрович передернулся всем телом от мерзкого звука, вдев волосатые ноги в видавшие Ленина тапочки, он выскользнул в коридор.
* * *
А ночью в соседней палате умер дед. Маленькая докучливая наркоманка бегала по отделению и всем с какой-то неуместной радостью сообщала печальные подробности. При чем она рассказывала о несчастье с заговорщицким видом, подмигивала попеременно обоими глазами и всем своим тщедушным тельцем, словно говорила: "Ну, мы-то не дураки, мы-то знаем правду".
— Что случилось? — остановил ее Деметр устав ловить обрывки ускользающих фраз. Его, как и всех привлекала смерть, ощущение причастности, даже можно сказать родства. Все же не совсем посторонний человек умер, Деметр его даже пару раз видел, на перевязке, в некотором роде сокамерник, товарищ по несчастью, тьфу-тьфу не дай бог такое товарищество!
— Дед преставился, — жизнерадостность наркоманки била через край, создавалось впечатление, что она где-то достала дозу.
— А что с ним? — жадно спросил Деметр.
— Гангрена! — на все отделение крикнула наркоманка. — Прикинь, — продолжала она, видя, что собеседник не спешит уходить. — Гангрена пальца, а умер целый дед, вот ведь жопа!
— Полная, — согласился Деметр, уже не слушая наркоманку. Ее речь, стала походить на бред и вместо членораздельных слов, она издавала невозможные звуки, один Деметр даже запомнил...
Почувствовав большой позыв, Георгий Петрович, наконец, решил навестить клозет. Табачная завеса была столь плотной, что даже толчок в таком тумане отыскался не сразу. Рядом с раковиной в инвалидной коляске сидел пожилой, седой мужчина с равнодушным убитым лицом, он дымил дешевой сигаретой, сбрасывая пепел на загаженный пол.
Деметра перекосило, как всегда от вида чужого горя прожеванная пища прыгнула к горлу, на секунду он представил свое лицо, если бы ему ампутировали обе ноги.
Толчок выглядел воплощением современного века: обгаженный, вонючий, с не спущенным дерьмом и отсутствием сидения, зато импортный. Садиться на него не было никаких душевных сил. Пришлось присесть, больные колени протестующие отозвались короткими уколами, от усилия рана на бедре вскрылась и повязка окрасилась кровью. Деметр выругнулся послав по матери страну, в которой был вынужден жить. В это патетический момент, дверь дернулась, естественно никакой задвижки не предусматривалось в принципе, предоставив Георгия Петровича на обозрение со спущенными штанами, кровавым пятном на бедре и зажатой в правой руке туалетной бумагой.
— Упс, — сказал открывший дверь бомж и стыдливо отвернулся.
— Б-ть! — емко охарактеризовал ситуацию Деметр и оперативно закончил дело.
После посещения туалета все тело воняло куревом. Деметр несколько раз вымыл руки с мылом, но что толку, когда табачный дым въелся в кожу и волосы, да и халат впитал противную гарь. Единственный запах способный конкурировать с туалетным дымом, был неуничтожимый аромат мочи, сочившийся из прописанных бомжами матрацев, против него не помогало даже кварцевание.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
