| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Деметр вернулся в палату. Шпанец все еще читал свою бульварную книжонку, а Баркаев включил миниатюрный телевизор — шли новости.
Недолго послушав телевизор, Деметр коротко рассказал о смерти деда и даже с некоторым осуждением прошелся по неадекватному поведению наркоманки: неестественной радости и странным издаваемым ею звукам. По мнению Георгия Петровича, виной тому было наркотическое голодание и...
— Как-как она сказала? — отложил книгу Володя до этого слушавший в пол уха. Весь его вид приобрел, некую хищность черты лица заострились. Деметр сам, того не желая, поспешно ответил:
— Не скажу точно, что-то вроде "дай плуг"...
— Может Дæйынтуг? — озвучил шпанец набор звуков, услышанных Георгием Петровичем от наркоманки.
— Точно! — почему-то обрадовался Деметр и в свою очередь обратился с вопросом к Володе. — А вы знаете, что сие означает?
— Всего лишь задница на одном из восточных диалектов.
— Откуда такие познания? — буркнул Баркаев, оторвавшись от телевизора.
— Дело в том, что я журналист, — признался шпанец, ничуть не смутившись прозвучавшей в голосе непонятной агрессии Баркаева. — В силу своей профессии много где побывал, вот и нахватался помаленьку всяких ненужных знаний, в том числе научился, ругаться более чем на двухстах языках и диалектах.
— Полиглот? — уточнил старик.
— Да какое там, — шпанец махнул ладонью. — Нет ничего лучше для продуктивного общения, чем национальный сленг. Ввернешь что-нибудь в беседе эдакое, с матерком и считай, тебя приняли в круг, коммуникации налажены, выпить нальют, опять же диалог продуктивный доверительный наладится.
— А чего ж здесь? — не унимался Баркаев.
— В смысле?
— В нашем клоповнике лечишься.... Наверняка для вас журналюг своя больничка есть или на худой конец в заграницу всегда махнуть можно, аль денег не наскреб?
— Скажу, только вы меня не выдавайте, хорошо? — Володя обвел по очереди глазами Деметр и Баркаева. — Конечно, я бы мог лечь в нормальную больницу, где нет тараканов, не воняет мочой, и не надо по часу звать медсестру, если кто-то подыхает. Но тогда все так и останется, а я хочу что бы ситуация поменялась, я напишу разгромную статью, которую напечатают крупнейшие издания Москвы и может это хоть как-то повлияет на Минздрав. Посмотрите в окно, — предложил шпанец, — в отделении один градусник на семьдесят человек, потолок сыпется штукатуркой, кровати такие древние, что видели Мамантов, а во дворе более двух десятков иномарок, дорогих, между прочим, такую машину на зарплату даже главврача, не говоря уже о, заведующих отделением не купить. Вы мне лучше опишите, как эта наркоманка выглядит? — Володя внезапно переключился на Деметра. Хочу с ней потолковать, может, расскажет чего интересного для будущей статьи.
— Обычно, — пожал плечами Георгий Петрович. — Маленькая, худющая, на вид лет тридцать пять, всегда зеленую кофту носит. Да она в триста шестнадцатой палате, налево от туалета.
— Спасибо, — поблагодарил шпанец и пружинисто поднялся с койки. Когда он вышел в коридор Баркаев не довольно процедил:
— Тоже мне журналист, тьфу!
Деметр поспешил согласиться. Он сам испытывал непонятное раздражение к новоявленному журналисту, и дело крылось не только в неприятной, как казалось Георгию Петровичу внешности, Володя был каким-то, чересчур уверенным от него шло ощущение скрытой силы, но не спокойной, а сжатой в пружину, дремлющей, готовой в любую минуту прорваться.
* * *
Вернулся шпанец задумчивым можно сказать угрюмым. Он даже не услышал просьбу Деметра оставить дверь открытой, что бы немного проветрить ставшей внезапно душной палату, лишь молча лег на кровать и смежил веки, но было видно, что Володя не спит, ресницы подрагивали, кадык постоянно дергался, словно шпанец что-то сглатывал. Георгий Петрович сам поднялся, и распахнул дверь, из палаты напротив понеслась знакомая песня:
— Помогите, помогите, помогите, ну помогите...хоть кто-нибудь. Помогите, помогите, помогите мне встать. А-а-а-ууууу, хоть кто-нибудь, есть здесь люди.
Третий день подряд Деметр слушал глухой призыв о помощи, но сегодня двери, ведущие в обе палаты, были открыты и мольба, стала слишком яркой для интеллигентного человека.
— Сиделочка-а-а-а-а! Сиделочка-а-а-а-а! — надрывался жалостливый стариковский голос, в интонациях которого слышалась такая смесь обреченности и мольбы, что хотелось встать и придушить медсестер, но Деметр крепился.
— Ради Бога! Дайте мне сделать это по-человечески. Помогите мне встать. А-а-а-ууууу, не могу терпеть, не могу. Помогите, помогите, помогите...
— Какай, прям здесь милая, — раздался сочувствующий голос другой старушки. — Если уж она не хочет идти, то пускай убирает за тобой в палате, какай, не бойся.
— Помогите мне, помогите, помогите встать!
— Ну, милая как же я тебя подниму? не по силам это мне, да и ругать нас будут.
— Помогите, помогите, помогите...
Деметр не выдержал, достал из кармана брюк, как ему показалось сто рублевую купюру, и пошел искать черствых медсестер.
Персонал, разумеется, никуда не пропал. Две девушки, в белых халатах не смотря на доносившиеся "помогите" спокойно перебирали белье в "сестринской".
— Здравствуйте, — постучал по открытой двери Деметр.
— И вам не хворать, — весело ответила одна из сестер, — что-нибудь случилось?
— В соседней от меня палате, — начал быстро говорить, что бы, не потерять уверенность Георгий Петрович, — лежит старушка...
— А знаем, — перебила его вторая медсестра — полная безвкусно накрашенная шатенка. — Это она, небось сейчас надрывается, не беспокойтесь она к вам еще знакомиться придет, всему отделению уже как кость в горле.
— Может, все-таки посмотрите, что там с ней? — робко протянул купюру Деметр, (это, оказалась пятьсот рублевка!) и чуть замешкавшись, сунул ее в оттопыренный карман первой медсестры, где как он успел увидеть, лежали другие смятые купюры разного достоинства.
— За старушку? — медсестра посмотрела на Деметра, как на душевно больного. — Она вам кто? Не дурите, забирайте деньги.
— Давайте будем считать, что это за знакомство, — Деметр неуклюже развернулся, задержавшись в дверях, он набрался сил и бросил через плечо, — вы все же гляньте...
Еще минут пятнадцать доносилось "помогите", медсестры выдерживали паузу, показывая, что их, дескать, нельзя купить, только задобрить. Пятьсот рублей оказались хорошим добром, четыре раза они подходили к старушке, отрабатывая хлеб, пытались объяснить в тысячный раз про памперс, вкололи успокоительное, но пожилая женщина была не в себе. Она никого не слушала и только повторяла, как заведенная: Помогите, помогите, помогите, помогите, помогите. Деметр понял, что он был не прав, думая про медсестер плохо. Старушка себя явно не контролировала и не воспринимала адекватно окружающей мир.
Любое даже самое прекрасное слово будет обесценено, если его произносить миллионы раз. Что будет с человеком, если он в течение часа услышит призыв, о помощи повторяющийся с периодичностью стука сердца при аритмии. Представьте такую ситуацию, когда вас, пусть даже косвенно умаляют, а вы не можете помочь с начала от нежелания, а потом разжалобившись от беспомощности. И услышав, "помогите" бессчетное количество раз, "помогите", ставшее, чем вроде стука отбойных молотков на стройке или трескотни вечно включенного радио. Вы становитесь бесчувственный атрофированным, аморфным, а потом когда помощь нужна уже вам, недоумеваете, почему мир так глух к вашим стонам. Нет медсестры не виноваты... Они продукт среды: гниения, смерти и дерьма. И что бы остаться человеком нужно нечто большее, чем простое пусть даже добросовестное выполнение своих обязанностей, нужна Вера.
— Георгий Петрович, — отвлек Деметра от раздумий лечащий доктор. — Сейчас пойдете, сделаете рентген легких. Снимки заберете и сразу отнесете их мне в ординаторскую.
— А зачем? — удивился Деметр. — При поступлении уже делали, вроде все нормально было.
— Вроде в огороде, — отрезал доктор. — Это же для вашего блага. Есть пока легкое подозрение на туберкулез, лучше его снять или диагностировать на ранней стадии.
— Ну, ни хрена себе! — не сдержался Георгий Петрович.
— Ничего-ничего, — хлопнул его по плечу врач, — это только подозрение, давайте не тяните, быстрее сделаете, быстрее все выясним.
* * *
— Цепочку свою снимите, — рентгенолог кивнул на крестик. Деметр покорно стянул через шею распятье и положил его на стул, после чего прижался грудью к холодной стенке рентгеновского аппарата.
— Не дышите, — строго предупредил его доктор. Деметр послушно задержал дыхание. Предположение о том, что он, возможно, инфицирован туберкулезом, выбило Георгия Петровича из равновесия.
— Ну, вот и все, — подождите минутку в коридоре. Когда Деметр вышел доктор воровато схватил лежащий на стуле забытый крестик и выбросил в открытую форточку. Его лицо до этого напряженное немного смягчилось, тыльной стороной ладони он вытер выступивший на лбу пот.
— Возьмите, — спустя пять минут рентгенолог протянул Георгию Петровичу снимки.
— Что со мной? — старясь, что бы его голос прозвучал твердо, поинтересовался Деметр.
— Поздравляю, наши опасения не подтвердились, во всяком случае, легкие в полном порядке.
— Фууу, ну, слава богу! — лицо Георгия Петровича посветлело. На радостях он забыл обо всем, и даже запах мочи бьющий с порога его палаты серией нокаутирующих обоняние ударов, не смог побороть хорошего настроения.
Деметр решил сходить в столовую, что ранее не позволял себе. Однако сколь бы он не был благодушным в этот миг, сил есть неопределенное нечто, которое звалось супом и имело вид одушевленного дерьма, у Георгия Петровича попросту не нашлось. А конгломерат бомжей хлебал и ничего, за добавкой бегали...
Остаток дня и ночь прошли скучно, если не считать еще одной смерти, в палате напротив умерла надоедливая старушка. Она так всех достала своей мольбой о помощи, что персонал и пациенты вздохнули с облегчением.
На следующий день, лечащий врач, сообщил Деметру, что его дырка прекрасно зарастает и что через три дня Георгий Петрович будет дома, обрадованный он начал считать часы, чемоданное настроение завладело им. Деметр даже в движениях приобрел некую стремительность, душа рвалась домой. Очередная ночь преподнесла сюрприз.
* * *
Ситуация повторилась почти полностью, только на это раз Деметра разбудил не холод, а страх. И сразу без всякого перехода, Георгием Петровичем овладела паника. Напрасно он старался внушить себе, что это всего лишь дурной сон, разум, стиснутый в обездвиженном теле, лишенный возможности позвать на помощь стремительно погружался в пучину животного ужаса.
Как и в прошлый раз, палата преобразилась — мебель исчезла, Баркаева тоже не было, его койка стояла заправленной, будто на ней целый век никто не спал. Зато около темного окна повернувшись лицом к стене, мирно посапывал шпанец, неподозревающий, о происходящей в душе Деметра панике.
Георгий Петрович, напрягая, все свое существо попытался дозваться до Володи, но тщетно из парализованного горла не раздалось даже хрипа. Тогда Деметр не дожидаясь, когда из зловещего окна покажется темное нечто, мысленное потянулся к крестику на груди и взвыл еще сильнее, вспомнив, что распятие осталось в рентгеновском кабинете. Деметр ощутил себя по-настоящему нагим тотально беспомощным, отрезанным от последнего шанса на спасение.
Взгляд Георгия Петровича, повинуясь невидимой силе, приклеился к черному зеву окна, тревожный свет залил палату и обезглавленный голем, сотканный из темного тумана шагнул на подоконник.
Деметра словно всего вскрыли, кожа лопнула миллионами микроскопических дырочек, тело полностью оказалось в собственной крови и сущность, составлявшая основу Георгия Петровича сначала нехотя, а потом все быстрее потянулась к инфернальному нечто.
Голем, колыхаясь полым телом соскочив с подоконника, сделал первый шаг. Деметра облила новая волна собственной крови. Казалось боль страх, обрушившийся на Георгия Петровича не могут быть еще более запредельными, но каждый шаг колесованного монстра вызывал еще более сильную боль, еще более сумасшедший ужас, сквозь пелену которого в голове Деметра билась всего одна мысль — хочу умереть!
Монстр, не останавливаясь, миновал спящего шпанца. Георгий Петрович надеялся, что чудовище отвлечется на Володю, и подарит шанс. Какой? Хотя бы прожить на минуту дольше! Но голем медленно, однако целенаправленно шел к истекающему кровавым потом Деметру.
И тут произошло странное! До этого спавший Володя приподнимается на кровати, в руке шпанец сжимает шприц, наполненный желтой на вид густой жидкостью, в которой, суетясь, плавают черные точки, и резко вонзает себе в шею иглу. На секунду его лицо деревенеет, и мгновение спустя под кожей разом вздуваются сотни шевелящихся вен, когда они отхлынули, кожа приобрела цвет муки, а глаза стали светиться, ровным синим пламенем.
Чудовище казалось ничего не заметило, оно сделало следующий шаг по направлению к Деметру, вызывая очередной кровеотток. Тело Георгий Петровича начало дымить розовым дымом, но сквозь него взглядом, наполненным мольбой и надеждой Деметр увидел, как шпанец ломает себе пальцы рук, выворачивая их в невозможную фигуру. Голему до Георгия Петровича остается пару шагов, когда монстр, что-то чувствует и кажется, хотя утверждать точно невозможно, поворачивается к шпанцу. Володя выбрасывает скрюченные пальцы в сторону чудовища, его лицо в этот момент белее снега. Монстра словно отбрасывает гигантским молотом, кажущаяся полой фигура тяжело преодолевая сопротивление воздуха, летит к потолку. Удар! Потолок лопается штукатуркой, осколками бетона и арматурой. В месте столкновения огромная вмятина, повторяющая контуры чудовища. Голем падает вниз, продавливая линолеум и пол под ним.
Потрясенный Деметр чувствует, что невидимая сила его отпустила, члены снова готовы повиноваться хозяину, но Георгий Петрович предпочитает не двигаться. Тем временем поверженная фигура начинает терять зыбкость на месте человекообразного сгустка тьмы, проступают черты старика Баркаева!
Шпанец разлепляет руки и приставляет их к своим бокам. Сквозь кожу вытягивает из тела два странных окровавленных револьвера! Встав с постели, он идет к поверженному противнику и наставляет на него пистолеты. Глаза Володи яростно сверкают, синим пламенем, от его облика веет такой угрозой, что Деметр невольно съеживается.
Баркаев смотрит на шпанца немигающим взглядом, жалкая фигура тощего окровавленного старика вызывает сочувствие. Но в глазах Володи сочувствия нет.
— Сдохни сука, — холодно говорит он и нажимает на спусковые крючки.
* * *
Лютнев добрался до икры, не обращая никакого внимания на застывшую в двух шагах увядающую иностранную звезду, графских, между прочим, кровей, он с упоением втыкал ложку в деликатес, сожалея лишь о том, что ложка чайная. Радостно пыхтя, журналист пытался добраться до всего, на что падал закаленный в сотнях вечеринках и презентациях очередных бездарных отпрысков, глаз. Вечеринка не отличалась от многих других, модных тусовок Москвы. Только вместо деток богатеньких родителей, раскручивали молоденькую любовницу. Никто из приглашенных гостей не мог бы точно вспомнить ее имени, обыватель же увидев невыносимое для ума кривляние, при стоит признать, довольно красивых ногах, привычно бы назвал девушку длинным, но точным именем "Аэтоещекто?".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
