Первое касается власти мирской. Ольговичи все больше слабеют. Великий князь Всеволод вот-вот помрет, если уже в ящик не сыграл, а его брат Игорь, мой давний недруг, который с момента своего освобождения из плена четыре раза посылал по мою душу убийц, отправится вслед за ним. Киевляне не любят Ольговичей, которые нечисты на руку и рассорились со многими своими союзники. Так что следующим великим князем станет переяславский князь Изяслав Мстиславич. У него много родственников и за него черные клобуки, которые по приказу Мстиславича порвут любого, кто выступит против него. Следствием усиления Мстиславичей в Киевской Руси станет новый виток междоусобицы и, при желании, через родную сестру князя Изяслава и мою хорошую знакомую датско-норвежскую королеву Мальмфриду Мстиславну, можно внедриться в местное общество и повести свою игру. Однако мне сейчас не до того и собственной агентуры до сих пор нет, а вот если мы отобьем крестоносцев, вполне реально откроить годик-другой, и прогуляться по Руси. Повоевать, поинтриговать, пограбить наиболее преданных партии Христа князей, бояр и епископов, а затем отбить себе кусочек земельки, где можно поставить крепкий форпост и посадить там своего человека.

Конечно, возникает резонный вопрос, а как на это отреагирует христианская церковь? Слабо отреагирует, потому что есть второе событие, которое привлекает мое внимание, и оно плотно пересекается с первым.

На Руси многие недовольны тем, что все митрополиты назначаются из Константинополя. Как правило, они люди чужие, по крови и по духу. Поэтому местных реалий зачастую просто не понимают. Взять хоть нынешнего Михаила, митрополита Киевского и всея Руси. Его мнение мало кого интересует, и доходило до того, что самого главного церковника на Руси сажали под замок и морили голодом, дабы был сговорчивей. В итоге, авторитета у него нет и многие епископы, кто не грек, а русич, чуть ли не в открытую посылают его куда подальше. Мол, да пошел ты через пошел, чурка греческая, мы сами прекрасно знаем, что у нас и как, и чему нам прихожан учить. Михаил пытается их как-то урезонить, постоянно конфликтует с князьями, которые грызутся между собой, и пишет кляузы константинопольскому патриарху. Но глава ортодоксальных христиан далеко и тоже не в курсе событий на Руси, ибо других забот хватает. Тут сельджуки наступают, при дворе императора вечная борьба за власть и католики усиливаются, так что ему просто не до киевских разборок.

Короче говоря, вскоре Михаил покинет свой пост и удалится в один из глухих монастырей. Одновременно с этим произойдет смена власти в Киеве и новый великий князь, Изяслав Мстиславич, сам выберет митрополита. Не чужака, а своего человека из местных кадров. Им станет Климент Смолятич, вполне адекватный человек, который (О, Боже!) посмел по-своему трактовать Библию, Евангелие и прочие христианские святые книги, и при этом частенько ссылался на труды Платона, Аристотеля, Сократа и других древних философов. С этого начнется раскол церкви, в котором славяне противопоставили себя иноземцам. Вот только жаль, что продержится Климент не очень долго. Как Изяслав Мстиславич умрет, так его с митрополитов и скинут, а епископов, которые стояли за создание РПЦ, разгонят по дальним скитам.

Это исходные данные, обмозговав которые, я задал себе вопрос. А что будет, если поддержать Климента и Изяслава? Где-то деньгами им помочь, где-то убийц к нашим врагам подослать, например, к тому же самому новгородскому епископу Нифонту, который поддерживает греков, а где-то правильный совет дать. Киевскую Русь обратно в язычество уже не вернешь, по крайней мере, не сейчас. Но сделать церковь не греческой, а русской и отдельной от Константинополя вполне реально. Но опять-таки, это планы с прицелом на будущее, и они будут претворяться в жизнь лишь в том случае, если через пару лет я все еще буду дышать воздухом и радоваться каждому новому дню, а не лететь вместе с прахом погребального костра в Ирий. Так что если выживу, то постараюсь влезть на Русь и попробую создать задел на равенство всех религий в пределах Руси. Это работа на десятилетия. Однако у меня в запасе века, и если организовать в Киеве и других крупных русских городах крепкие шпионские сети, основу которых составят вароги и мои дружинники, конечная цель может быть достигнута...

Я достал из сумки дневник и письменные принадлежности и приступил к работе — оформлению своих мыслей в планы. По грядущей военной кампании, по шпионажу, по церковному расколу, по княжеским фамилиям и кланам, которые дерутся за титул великого князя. Дело спорилось, и я настолько увлекся, что совершенно не заметил, как наступило утро. Ладони и рубаха были в чернилах, в дневнике прибавилось исписанных листов, а спину слегка ломило. Однако, несмотря на ломоту и бессонную ночь, я собой доволен.

Потянувшись всем телом, встал, и сделал легкую разминку. Затем подошел к мутному окну и поприветствовал восходящее солнце. После чего проснулась Дарья, которая улыбнулась мне так лучезарно, словно солнышко взошло не над миром, а прямо в этой комнате, и я подумал, что до завтрака еще есть время и его можно провести в постели. Однако любовная игра была отложена.

В запертую изнутри на крепкий засов дверь постучал один из дружинников, который сообщил, что прибыли степные атаманы и князь Иван Ростиславич. Вожаки наемников появились немного раньше, чем я ожидал. Видать, возле закрытых городских ворот ждали, когда они откроются, а от них сразу же направились ко мне. Ладно, поговорю с ними сейчас, это не проблема.

Поцеловав Дарью в сладкие губы, я огладил ее по упругой груди, оделся и прицепил на пояс верный клинок. После чего спустился со второго этажа в трапезную и огляделся. Моя дружина уже лопала сдобренную топленым маслом кашу, а гости, которых было четверо, сидели в центре и вместе с Василько Святославичем попивали горячий взвар.

Первые впечатления были хорошими и слова полоцкого князя подтвердились. Атаманы степняков на подбор, словно родные братья. Крепкие мужчины сорока-сорока пяти лет, на головах темно-русые чубы, у двоих в ушах золотые серьги, на теле плотные кожаные кожуха и заправленные в сапоги свободные степные шаровары, а на поясах сабли с потертыми рукоятками. Примерно такими я их себе и представлял, степных рыцарей, ставших предками казаков. Вот только не ожидал, что черный клобук окажется похож на приплюснутую казацкую папаху-пластунку из черного каракуля, но это мелочь.

Что же касается Ивана Берладника, на вид ему лет тридцать пять. Волосы светлые, взгляд уверенный и слегка нахальный с прищуром. Одет в добротный суконный кафтан, а из оружия имел прямой превосходный меч в богатых ножнах и пару кинжалов. Не дать и не взять, кондотьер, как он есть, хотя изначально я думал, что на первую нашу встречу он накинет красное княжеское корзно, дабы цену себе набить. Однако нет, Берладник обошелся без понтов. Значит, укатали сивку крутые горки, и для меня это хорошо.

"Ну что, начинаем разговор? — спросил я сам себя. — Да, тянуть не надо. Решил, делай".

Подойдя к столу, я присел рядом с Василько Святославичем, поприветствовал наемников, которые расположились напротив, и дождался их ответа. Потом получил от румяной служанки кружку с клюквенным взваром и спросил гостей:

— Кто я, знаете?

За всех ответил Берладник:

— Да. Князь Рарожский Вадим.

"Надо же, — подумал я, — кто же это меня до князя повысил? Надо будет узнать, хотя и так понятно, руянские приказчики, которые в Новгороде сидят, постарались. Для авторитета, своего и моего".

— Зачем венеды служилых людей набирают, понимаете?

— С германцами биться станем.

— Не только. Католики затевают Крестовый поход против славян, и в нем кого только не будет. Вся Европа против нас.

— Нам все равно, — хмыкнул один из степняков, кажется, Твердята Болдырь, если я правильно запомнил сделанные князем Васильно описания.

— Это хорошо, — кивнул я и спросил: — С нашими условиями ознакомлены?

Снова за всех четверых высказался Иван Ростиславич:

— Да. Приказчики руянские нам все подробно описали и купец Сокол из Ладоги про тебя кое-что поведал. Служба на три года. Нанимает нас храм Святовида, но подчиняемся мы тебе. Приказы выполняются беспрекословно. Оплата как у всех, кто тебе в Старшей Дружине служит. Гривна серебра ежемесячно простому воину. Полторы десятнику. Три полусотнику. Пять сотнику. Главному командиру по договоренности. В случае гибели воина или тяжкого увечья, ему причитается трехмесячная оплата. Оружие, доспехи, жилье, лошади и припасы с тебя. Добыча на отряд не делится, а полностью передается нанимателю.

— Все верно. Вас это устраивает?

— Конечно, а иначе бы нас здесь не было.

-Вопросы имеются?

— Само собой.

Наемники переглянулись, и Болдырь кивнул Берладнику:

— Ты первый, княже, а мы обождем.

Иван Ростиславич окинул взглядом помещение, наверняка отметил, что экипаж "Карателя" ведет себя тихо, десятки завтракают по очереди и все воины одеты однообразно. После чего слегка дернул шеей, хмыкнул и поинтересовался:

— Кто будет главным командиром в наемном войске?

— Никто, ведь вы не единая армия.

— А кому мы будем подчиняться помимо тебя?

— Моим ближним людям, кому я доверяю.

— И много таких над нами поставишь?

— Двух-трех человек, не больше.

— Добро. Ну, а где нам воевать придется?

— Об этом узнаете, когда на место прибудем.

— Не доверяешь?

— Остерегаюсь.

— Ладно. Воинов наших проверять станешь или нам на слово поверишь, что бойцы справные?

— Проверю. Вы где остановились?

— Деревенька Прость за городом.

— Знаю, где это, так что завтра ждите в гости.

— А что смотреть станешь?

— Все, но в основном стрельбу из лука и пеший бой строем.

— Так-так. А когда отправляемся в путь-дорогу?

— Через пять дней. Караван ждать не станем, сами пойдем. Меня в Перыни еще воины ждут, так что их тоже проверю. Затем погрузитесь на расшивы ладожских купцов, и двинем отсюда. Сначала на Руян, а затем на Зеландию, где ваши воины пройдут дополнительное обучение.

— Так не договаривались. Зачем дружине снова учиться? Мы все умеем.

— Посмотрим, а если не хочешь соглашаться на службу, то так и скажи.

Берладник, которому наверняка было неприятно, что ему кто-то будет отдавать приказы, нахмурился. Однако он себя сдержал, немного помолчал и продолжил:

— Когда роту давать будем?

— После проверки воинских умений твоих дружинников и степных воинов.

— А задаток за обещанные два месяца службы, когда получим?

— Завтра к вечеру.

— Вопросов больше не имею.

— А у меня к тебе есть парочка.

Иван Ростиславич прищурился:

— Спрашивай, Вадим из Рарога.

— Почему ты, князь, решил за серебро воевать?

— Скажу, как есть. Допекло меня, вот и согласился послужить.

— А с Ольговичами почему на Галич не пошел?

— А они разве туда собирались? — удивился Берладник. — Я в Киеве недавно был, так они мне ничего про это не говорили.

"Вот так-то, — промелькнула в голове мысль. — Очередное изменение истории на лицо. В моей реальности Ольговичи пошли на Галич, и Берладник был с ними, а сейчас про нечто подобное и разговора нет. Русь, вслед за Руяном и Европой, тоже поворачивает в новое историческое русло, и я к этому имею самое непосредственное отношение. Игоря Ольговича на деньги развел, и финансовая слабость аукнулась всему клану. Впрочем, об этом никому кроме меня и Векомира знать не стоит, поэтому уводим разговор подальше от скользкой темы".

— Не обращай внимания, Иван Ростиславич, это только слух, — сказал я Берладнику и задал новый вопрос: — Где свою семью оставил?

— В Смоленске.

— Хорошо. Позже еще поговорим.

— Обязательно.

Я посмотрел на атаманов и кивнул Болдырю:

— О чем вы спросить хотите?

— Нам лошадей точно дадут?

— Точно.

— А что за лошадки?

— С конезаводов князя Никлота, прусские кони и руянские.

— То кони добрые. А что в ваших землях насчет баб?

— Свободных нет, хотя рядом с Рарогом имеется пара трактиров, где гулящих женок немало.

— А на войне что?

— На войне как на войне. На своих землях никаких бесчинств, а во владениях врага погуляете от души, разумеется, если сумеете.

— Деньги на родину нам как отсылать?

— В моем владении есть фактория ладожских купцов, и через них можно отправить серебро на Русь. Обмана пока не было, все доставлялось вовремя и в целости.

— Добро. А что по припасам? Чем кормить станешь?

— Не переживайте, атаманы-молодцы, и мяско будет, и овощи, и крупы.

— А питье хмельное?

— Только по праздникам.

— Языческим?

— Разумеется. А вы разве христиане?

— У нас народ разный. Поэтому мы, на всякий случай, всех богов чтим.

— Еще вопросы имеются?

— Только по службе. Но про это лучше завтра поговорим, когда воинов посмотришь.

— Идет.

Еще некоторое время мы говорили на общие темы, а потом Берладник и атаманы засобирались в путь. Им предстояло подготовить воинов, чтобы лицом в грязь не ударить, и я вожаков не задерживал.

Наемники покинули постоялый двор, а я, глядя им вслед, подумал, что очень немногие из них вернутся обратно на родину. После чего на ум пришла старая казачья песня, которую я слышал в прошлой жизни всего один раз. И вроде бы я не казак, но песня хорошая, душевная, тягучая и поется без музыкального сопровождения, а потому запомнилась, и сама на язык легла:

"Черный ворон — друг ты мой залетный,

Где летал так далеко?

Ты принес, принес мне черный ворон,

Руку белую с кольцом.

Вышла, вышла, скажем, на крылечко,

Пошатнулася слегка.

По колечку друга я узнала,

Чья у ворона рука.

Это то рука, рука мово милого,

Знать, убит йон на войне.

Йон убитый, лежит не зарытый,

В чужедальней стороне.

Йон пришел, пришел сюда с лопатой,

Милостливый человек.

И зарыл, зарыл в одну могилу,

Двести сорок человек.

И поставил крест йон там дубовый,

И на нем йон написал:

Здесь лежат, лежат с Дона герои,

Слава донским казакам!

Знаю, ворон, знаю твой обычай,

Ты сейчас от мертвых тел,

Ты с кровавою добычей,

К нам в станицу прилетел.

Где же ты летал по свету,

Где кружил над мертвецом,

Где спохитил руку эту,

Руку белую с кольцом.

По колечку я узнала,

Чья у ворона рука.

Кровь брызнула на сердечко,

Встрепенулася душа.

Под Варшавой есть местечко,

Где кипел кровавый бой.

Бой кровавый мир богатый,

Будет помнить целый век.

Приходил туда с лопатой,

Милостливый человек.

Йон погреб в одну могилу,

Всех бойцов богатырей.

Йон поставил крест дубовый,

И на нем йон написал:

Здесь лежат с Дона герои,

Слава донским казакам!"

Песня сложилась в голове, и я решил, что ее надо записать. Пригодится. А вспомнилась она мне потому, что передо мной сейчас сидели не просто степняки-половцы, а наши степняки. Предки казаков и потомки воинов Святослава, которые берегли южные рубежи своей родины, а теперь вынуждены сидеть в Переяславле, с кочевыми ордами лукоморцев вдоль Черного моря бродить или наемничать...