Полцарства за шута

Утром Форибальда разбудил шут. Не то чтобы Ро Ли сделал это специально. Просто, придя в его комнату сразу же после рассвета, он честно попытался дождаться, когда тот проснется. Но устал сидеть на подоконнике. Не нашел иной плоскости, на которую мог бы взгромоздиться. И попытался осторожно перебраться на самый краешек кровати. Форибальд почти тут же проснулся. Когда-то в школе для правящих особ, он прошел особый курс, суть которого сводилась к тому, что настоящему королю всегда нужно быть на чеку, особенно, в собственной постели.

Не открывая глаз, лишь взглянув из-под ресниц, он увидел шута, сидящего у него в ногах тихо, как мышка. Колпака на нем не было. Видимо, снял, чтобы не разбудить звоном бубенцов. Без потертых рогов и потемневших от времени бубенчиков, Профи-Тролли выглядел совсем юным, даже маленьким. Вопрос возраста оставался открытым, впрочем, как и его способность видеть в темноте. Король сначала хотел еще полежать и понаблюдать за шутом, но чуть позже передумал. Открыл глаза и спросил.

— Давно не спишь?

— Я мало сплю, — уклончиво ответил шут и пожал плечами.

Сегодня в нем не было того бесшабашного веселья, как в ночь, когда он пришел к королю со своей добычей. Шут был молчалив и грустен. Обычное его состояние. Форибальд поймал себя на мысли, что начал к нему привыкать.

Король откинул одеяло и сев в кровати, протянул руку к шуту, прежде, чем встать. Тот не пошевелился, продолжая отстраненным взглядом смотреть в окно. Там в бело-голубом, утреннем небе, робко светило солнце, подсушивая землю, вымоченную ночным дождем. Волосы Профи-Тролли, действительно, были белыми, но не седыми — мертвыми, а живыми. Гладкие, длинные и шелковистые на ощупь, они струились по спине, до лопаток. Проведя по ним ладонью, король убрал руку, спустил ноги на пол, постаравшись не задеть шута. И произнес.

— Иногда мне кажется, что ты не человек.

Встал и ушел в небольшой закуток умываться. Дверь за собой не закрыл. Так и оставил приоткрытой. Но ответа шута на свое замечание так и не услышал.

Вода смыла последние крохи сна. Босые ноги на холодных половицах стали замерзать, и король, вернувшись в комнату, поспешил первым делом обуться. И вдруг сообразил, вновь глянув на притихшего шута. Обдумал и спросил.

— Чего ты боишься?

— Не знаю, — пожал плечами шут. Встал на ноги и подошел к окну. Открыл. Впустил в комнату соленый ветер с моря. Вдохнул полной грудью. — Наверное, того, что могу там найти.

— Где? — Не понял король.

— Под пяткой конька, — слабо улыбнулся ему шут, обернувшись. — Не знаю, как буду жить дальше. Так привык думать только о том, что когда-нибудь найду то, что он спрятал, даже палачам ничего не сказав. А они ведь спрашивали.

— Я знаю, — настроение шута передалось королю. Он тоже почувствовал необъяснимую тоску. Подошел к нему со спины. Встал рядом. — Я поднял старые хроники и записи допросов. Все, что смог о нем найти. Мой отец был уверен, что казну обчистил именно он.

— Он ошибался. — С нажимом откликнулся шут.

Король не стал с ним спорить.

— Не бойся, — подумав, бодро начал он. — Если там книга или, еще лучше, артефакт, сможешь посвятить дальнейшую жизнь их изучению. Или тебе интересен сам процесс поисков, как... — он оборвал себя, решив, что прозвучит немного не по-королевски. А шут повернулся к нему и впервые за утро искренне улыбнулся.

— Как тебе, королек?

— Ох, и злит же меня это твое слово, — пробурчал он, но беззлобно. Напрямую не запретив так себя называть.

Шут окончательно повеселел.

— Там, под пяткой, может быть вовсе не последняя подсказка, а одна из многих.

— Или вообще ничего не быть. Мы могли ошибиться и не туда приехать, — рассудительно заметил король, и они понимающе улыбнулись друг другу.

Спустились вниз. Заказали завтрак на двоих. И принялись, пока хозяин ушел на кухню и не видит, обхаживать его любимую зверушку. Губошлюп мирно дрых на каминной полке и в ус не дул на все их телодвижения.

Шут не решался просто снять его с каминной полки и, тем самым, облегчить им обоим жизнь. Он просто стоял рядом и переминался с ноги на ногу. Королю, который стоял с другой стороны от зверюги, надоело на это смотреть.

Губошлюп взвыл дурным голосом, а Форибальд только и сделал, что отодрал его от полки и попытался взять на руки. В итоге, король так и застыл, удерживая дико визжащую зверюгу на вытянутых руках. Та орала, как резанная, но не шевелилась. Словно вопль воплем, а он, губошлюп, тут совсем не причем. Шут, в испуге, спешно шарил по каминной полке. Нагретое тушкой зверя дерево казалось гладким и ровным. Никаких надписей и скрытых рычагов или еще чего.

С кухни прибежал хозяин. Стал что-то кричать, махать руками, лезть к королю. Тот отважно отбивался от него, его же зверем. Зверь выл, но не вырывался. И в этой какофонии звуков, вдруг раздался тихий пересвист. Губошлюп оборвал свой вой. Король и трактирщик переглянулись и, как один, повернулись к шуту. Больше некому было свистеть. Столь ранних посетителей в таверне не наблюдалось. Губошлюп повращал глазами, дернулся и каким-то немыслимым образом умудрился оттолкнуться от воздуха, невзирая на избыточный для его тельца вес. На плече шута он оказался в одно мгновение, оправдав славное имя морского скакуна. Потерся о щеку мальчишки и закурлыкал, как луговая собачка. Тихо и призывно, словно благодаря за что-то. За понимание?

— Твой шут, рыцарь... — хриплым голосом принялся бормотать трактирщик.

Король вскинул руку и покачал головой. Посмотрел прямым, непреклонным взглядом в выцветшие на морском солнце глаза.

— Не хочу знать.

Трактирщик осекся. Помолчал. Кивнул.

— Как знаешь, — пожал плечами, хмыкнул, подмигнул шуту и ушел.

— Даже спрашивать не буду, почему ты сразу так не сделал, — махнул рукой король. Подождал. Шут ничего ему на это не сказал. И продолжил. — Захочешь, сам расскажешь. — И сменил тему, кивнув на камин, — нашел что-нибудь?

— Нет, — тихо отозвался Профи-Тролли, а потом вдруг снова засвистел, как-то по-особому сложив губы в трубочку.

И губошлюп ответил. На этот раз тоже свистом, а потом взял и поднял сначала одну лапу, демонстрируя королю маленькую, четырехпалую конечность, потом другую и лишь на третьей Фарибальд увидел нарисованный, скорей всего, магически вытатуированный на ней символ.

— Можешь опускать, — мягко сказал король, не замечая, что обращается к зверю. Тот подчинился даже без дополнительного свиста.

— Что там? — Взволнованно спросил шут.

— Один символ. Им обозначают заброшенные рудники.

— Здесь... есть? — Запнувшись, спросил Профи-Тролли.

Король вдруг почувствовал, что пожалеет о том, что сейчас скажет и, скорей всего, о том, что потом сделает. Но сказал.

— Да. От северного причала пару лиг на северо-восток. Там скалистая местность, волны бьются о высокий берег. Много пещер и среди них есть заброшенный медный рудник. Есть и другие рудники, но они десять лет назад точно были действующими.

— А сейчас?

— И сейчас.

— Хорошо. Значит, ошибки быть не может. — Приунывший шут пересадил губошлюпа на каминную полку. Тот на прощание мазнул по его щеке длинным полосатым хвостом и привычно устроился на излюбленном месте.

Они выехали сразу же после завтрака. Трактирщик, собравший им в дорогу нехитрый провиант, денег за него не взял. Король с вопросом выгнул брови, а Прятки хмыкнул, глядя на шута, выводящего лошадей из конюшни, и сказал.

— Мальчишку не спросил, меня пытать будешь?

— Не буду. Просто ответь, из-за него такая щедрость?

— Из-за тебя, величество, — бросил на это бывший пират. — Мы тут хоть и в медвежьем углу живем, но последние новости из первых уст получаем. То побоище на балу много пересудов вызвало. А я как услышал, что шут твой слишком юный на вид, но дерется хоть куда, и убийц за плащами москитонными увидел, сразу подумал... — он недосказал, помня о просьбе короля. Вздохнул, набил трубку, вынутую из-под замусоленного фартука. Повертел в руках. Раскуривать не стал. — Сразу вас обоих не признал. А как свист его услышал, вспомнил, свои мысли о королевском шуте и понял, что и ты не странствующий рыцарь. Что хоть ищите?

— Наследие одного чудака. — Форибальд кивнул на шута. — Он считает, что это книга о шутовском мастерстве.

— Я тут вспомнил, — трактирщика вдруг осенило. — Ты ведь и раньше...

— Да, когда отплывал на учебу, — король улыбнулся и дружески хлопнул бывшего пирата по плечу.

Спустился по ступенькам к шуту и заговорил с ним. Трактирщик посмотрел на них. Покачал головой и ушел в трактир, раскуривать трубку у камина. Было о чем подумать. Интересные постояльцы ему достались. Интересная пара. Последняя мысль показалась сначала дикой, но напомнил о себе некогда не менее дикий пиратский нрав. Прятки погладил по чешуйчатой спинке своего скакуна, тот даже ухом не повел и не проснулся. А что, все может быть под этим небом. Все может быть...

Король предлагал захватить с собой лопаты. Но шут сказал, как отрезал, что выкапывать сундуки или еще что-то в этом роде им не придется. Он был уверен в своей правоте.

Лопаты не понадобились. Но, следуя подсказкам, найденным сначала на камне у входа (там был нарисован, особым, нестирающимся мелком шутовской колпак), потом на стенах самого рудника, они нашли яму, прикрытую сверху просмоленной, грубой парусиной, и присыпанную сверху камнями. На одном из них они снова нашли нарисованный мелом колпак. Разбросали в стороны камни, с трудом отодрали окончательно загрубевшую ткань. И нашли сундук. А в нем самоцветы. Целое состояние. Или часть казны какой-нибудь страны. Они знали какой.

Король сначала возликовал. Даже воскликнул, радуясь находке. И осекся, увидев, как остекленел взгляд шута. В свете факелов, что они принесли с собой, мальчишка-шут привалился плечом к грубой стене рудника и сполз на землю. Он смотрел на самоцветы, на золото, изредка мелькающие среди них, и в глазах его стояли слезы.

— Он на самом деле был всего лишь вором, — прошептал он непослушными губами и медленно, словно умирающий, закрыл глаза.

Король наплевал на все. Клад окупил бы в глазах советников и дворянства любое его сумасбродство. Он расстегнул куртку, вытащил из-под рубахи семейный медальон и вызвал тени. Два существа без лиц, в доспехах из роговых пластин неведомого зверя, вышли прямо из стены.

— Что требуется, хозяин?

— Сундук и нас с ним, — король подошел к шуту и, подхватив под локоть, рывком поставил на ноги. Прижал к себе. — Во дворец. В каминную залу.

— Будет сделано, хозяин, — хором откликнулись тени.

Через мгновение он опускал шута в огромное кресло, в котором сам любил сидеть перед камином.

— Еще что-то желаете, хозяин? — Спросили тени снова хором.

— Огонь, — король кивнул на камин.

Пламя вспыхнуло и принялось лизать появившиеся из ниоткуда поленья.

— Это все. Будьте покойны до срока. — Проговорил он, с тоской глядя на шута. Тот словно потерялся. Сидел и смотрел в одну точку. Королю было больно это видеть.

Тени беззвучно ушли. Втянулись в стены.

Прибежали слуги, прослышав, о возвращении короля. Пришел начальник стражи. Они переговорили, то и дело, оглядываясь на шута. Тот сидел в той же позе, в которой его оставил король и смотрел на огонь.

Сундук унесли в казну. Форибальд отдавал распоряжения, несколько раз покидал комнату, чтобы убедиться, что все исполнено в точности так, как он приказал. Но, возвращаясь, всякий раз заставал шута неподвижным и безжизненным. Только сейчас он начал понимать, в чем причина. Ро Ли был окрылен самой мыслью, что сможет оправдать, пусть и посмертно, хорошего человека. Который, похоже, при жизни ему очень нравился и многому его научил. А тот оказался обыкновенным вором. Правда, с выдумкой. Но что с того?

Королю принесли еще одно кресло. Поставили рядом с тем, в котором беззвучно и неподвижно тосковал о несбывшейся мечте шут. И оставили их одних. Стражники не пустили в каминную залу даже Смолентину, которая рвалась лично поздравить его величество с находкой и напроситься на ночь, под благовидным предлогом — в благодарность, так сказать, за изумительный, мурлыкающий подарок.

Когда тишина стала совсем невыносимой, шут вдруг заговорил. Король вздрогнул. Он не ожидал услышать его голос так скоро. Они оба сидели и смотрели в камин, на огонь, пляшущий на поленьях свои дикие танцы.

— Он был моим первым и единственным любовником.

От этих слов, сказанных спокойным, ровным тоном, король похолодел. Шут стянул с головы колпак. Белоснежные волосы свободно заскользили по плечам. Он смял, его в руках, не глядя. Его взгляд был все еще отдан огню. Король молчал. Он думал, что что-то недослышал. Недопонял. Пропустил. Но шут снова заговорил.

— Он соблазнил меня своими рассказами о шутовской доле. О секретах мастерства, которые он пока не может мне открыть. Я впервые почувствовал, что не один, что с кем-то. С ним. Мне не нравилось, что за рассказы, он брал натурой. Мне хотелось больше говорить и слушать, обсуждать. Ему... совсем другого. Но я не жалею. Я...

— Довольно. — Оборвал король и резко встав, подошел к камину. Остановился у огня близко-близко. Жар опалил колени и лицо. Он уперся рукой в высокую каминную полку. Сгорбился совсем немного, словно под невидимой для взора тяжестью. И обронил.

— Если бы он все еще был жив, я бы сам его прикончил.

Шут пожал плечами. Он был все та же тих и несчастен. Что может быть комичнее несчастного шута? Король подумал об этом. Но ему было не смешно. Его душила ярость. Вспомнилось шутовское прозвище Ро Ли "Муха-в-Слезе". Похоже, настало время слез. И в этот раз их солнечность им не поможет.

В тишине, разбавив треск поленьев в камине, шепот шута прозвучал, как набат.

— А я его любил.

6. Мой шут несчастен

В августе ищут себя и любви...

Шут стал личным помешательством короля. Он днями напролет думал о нем. Переживал, тоскуя о грустной улыбке и озорном блеске глаз, но не знал, как помочь. Шут был безразличен ко всему. Не реагировал на раздражители. Целыми днями безвылазно сидел в своей комнате. Чтобы он не умер в одиночестве от голода, король взял за правило завтракать, обедать и ужинать, только когда шут ест вместе с ним. И даже тогда Ро Ли ни слова не проронил о переменах в своем распорядке дня. Молча, жевал предложенные яства, молча уходил, возвращаясь в добровольное заточение.

Тогда, в один из совместных завтраков, король, доведенный его молчанием до бешенства, швырнул перед ним на стол контракт и с силой приложил по бумаге ладонью. Шут поднял на него безжизненный взгляд.

— Я перечитал контракт, — объявил, Форибальд, недобро щурясь. — Как бы тошно тебе не было, на балах и королевских празднествах, ты обязан быть шутом. Завтра я устраиваю бал.

Шут опустил глаза на контракт под его ладонью. Помолчал. Сказал.

— Я приду.

Шут снова был весел на том балу и веселил гостей. У него это получалось легко и непринужденно. Свое дело Профи-Тролли знал. Только король весь вечер был мрачнее тучи. Он видел, что все это только притворство. Бал не взбодрил шута, не оправдал надежды. Профи-Тролли еще сильнее замкнулся. "Одел сердце в броню", — мелькнула в голове цитата из книги, прочитанной еще в школьные годы. Король задался вопросом, и что ему делать теперь? Как расшевелить шута и вытащить его из панциря на свет божий.