|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Декан прошелся по кабинету. Шумно вздохнул, раздувая усы.
— Что же вы, Северус, ведь это в голове не укладывается... Право, нельзя же так, милый друг!
Милый друг ничего не промолвил в ответ. Стоял как стоял, в полной неподвижности и тупом равнодушии. Понятно, шестикурсника, с отличием сдавшего СОВ, строгим внушением не испугаешь. Но хотя бы для пристойности выразил что-нибудь вроде смущения и сожаления!
Горацию Слагхорну не впервой было изображать благодушие перед теми, кто раздражал его. На детей нельзя повышать голос — ибо в жизни, если она достаточно долгая и насыщенная приятными событиями, бывает всякое: сегодня он безнадежно молчит у тебя на экзамене, а через каких-нибудь тридцать лет ты ожидаешь своей очереди перед его кабинетом в Министерстве... Но с этим полукровкой, грубым, неопрятным и дурно воспитанным, его выдержка подвергалась серьезным испытаниям.
Может ли первый в учебе (по зельеварению уж безусловно первый, даже если сравнивать со старшекурсниками!) быть в то же время и позором факультета? Полбеды, что полукровка — хоть он и пытается это скрывать, в Слизерине секреты такого сорта рано или поздно выплывают на свет... Однако чтобы к шестому курсу юноша, всерьез думающий о карьере, не усвоил себе мало-мальски приличных манер... да куда там, хотя бы правил гигиены! Видит Мерлин (тем паче Мерлин и сам, согласно легенде, был не то полукровкой, не то вовсе грязнокровкой) — Слагхорн никогда не стоял в одном строю с оголтелыми магглофобами. Но ведь магглы, как и мы, не все одинаковы! Плебейство, леди и джентльмены, — неизлечимая болезнь. Неизлечимая. Полюбуйтесь на него: шестнадцать лет балбесу, а все ногти объедены, как у сопливого первокурсника.
Парень, который выглядит и держится так, как этот Снейп, по всем законам естества просто обязан быть тупее тролля. Но мерзкий малый был умен, невероятно, противоестественно умен. И вдобавок одарен в двух областях: в собственном его, Слагхорна, предмете, зельеварении — и в прикладной защите от темных искусств (боевой магии, называя вещи своими именами), в которой он, Слагхорн, не достиг особых высот. Правда, больше никаких талантов за мистером Снейпом не числилось. В особенности светских.
Сколько помнил Слагхорн, с ним всегда были проблемы. Из бедной семьи, мать лекарша в св.Мунго, отец, сами понимаете, маггл, с женой и сыном не живет. Как этого Снейпа занесло в Слизерин, можно только гадать. Не иначе Шляпа оценила неуемное желание выбиться из нищеты. Но тут мало одного желания! Кто хочет чего-то достичь, тот должен начинать с вежливости и осмотрительности. Этого же колотили все, с самого первого курса. Такой уж у него, видно, от рождения дар располагать к себе людей. И всё какие-то дурацкие, позорные истории, так что и не жалко его, а противно. То свои же отлупят в заброшенном туалете, то сам он раскровянит лицо дылде-старшекурснику — и ладно бы разбил, а то расцарапал, как взбесившийся кот! Даже кроткие хаффлы сыпали ему за шиворот семена чесоточника, будто знали, что за этого факультет не заступится.
Но то была присказка, а сказка началась, когда этот идиот умудрился как-то насолить большой гриффиндорской четверке, любимчикам Альбуса. С тех пор бои не стихали — и завершались обычно не в пользу Слизерина. Врагов, знаете ли, тоже надо выбирать с умом! Один только кошмарный инцидент в конце прошлого семестра стоил Горацию не менее чем года жизни. Он даже зажмурился, снова, как наяву, услышав хохот, свист и улюлюканье, девичий визг, увидев голые ноги, беспомощно дрыгающие в воздухе... Это же надо было так подставиться, позволить так опозорить себя среди бела дня — и весь свой факультет заодно, а значит, некоторым образом и декана!..
Слагхорн усилием воли подавил гнев. В конце концов, сейчас речь не об этом.
— Северус, друг мой, но не может быть, чтобы у вас не было каких-то иных причин для подобного поступка! Чтобы вот так, из-за товарищеской шутки, пусть и не слишком умной, согласен... но нет, воля ваша, мне трудно поверить! ...Северус?
— Я уже все сказал, сэр.
О-о, до чего тяжел ты, хлеб учительский! Стоит как пень, как столб. Мантия расстегнута, несвежая рубаха местами заправлена в брюки, пуговиц у ворота не хватает (он что, даже эльфов сумел восстановить против себя?!). Руки сцеплены за спиной. Будто у него там палочка наготове.
...Что-то с ним не так. Какой-то он стал за лето... другой, да простится мне нелепость формулировки. Ага — зрение ему исправили. Весной он был совсем подслеповатый, книгу держал в трех дюймах от глаз. Теперь вылечился, только иногда, пристально вглядываясь, по привычке щурится и щерится. Как и прежде, не красавец, хотя и подрос — спина сгорблена, плечи неширокие, жидкие сальные патлы, прыщи... впрочем, виноват: прыщей нет. Не иначе, на каникулах воспользовался благосклонностью какой-нибудь такой... из фабричных, фу, Мерлин сохрани... Но не только это.
Раньше Слагхорн всякий раз, как наблюдал за Снейпом в классе, вспоминал гравюру из маггловской старинной книжки: разрезанная лягушка, прикрепленная к какому-то пыточному станку, согласно подписи, "отзывалась частыми и сильными судорогами на электричество любой природы". (За что ученые магглы невзлюбили ту лягушку, Слагхорн не понял. И они еще смели обвинять колдунов в бессердечии и богопротивных деяниях!) Вот и этот был как будто с ободранной кожей и в перманентных судорогах, как будто еле терпит боль — и то и дело срывается. А теперь... теперь стал, наоборот, бесчувственный. Лицо замороженное, лишнего слова не скажет, да и нелишние — еле цедит. И не то чтобы сонный, усталый, нет — взгляд живой и внимательный, ох и внимательный. Но смотрит, как через стеклянную стену. Взглядом на взгляд, улыбкой на улыбку не отвечает. Вроде не декан с ним доверительно беседует, а лягушка квакает из банки.
Пора в отставку, подумал он. Что-то нехорошее делается в стенах родного факультета, над чем ни декан, ни ректор не имеют власти. Все чаще этот липкий ужас, холод по спине от вот такого же взгляда, шатание и ненадежность опор мироздания, будто безумец упер палочку тебе в горло, и не спасут ни деньги, ни связи, ни лучшие зелья...
Слагхорн мотнул головой, отгоняя наваждение. Что за чушь, в самом деле. Парня вчера обследовали врачи, сам Дамблдор его осмотрел и не нашел ни пресловутой метки, ни Империо, ни следов Империо, ни иных неприятных признаков. Слагхорн лично проверил его на зелья — ничего кроме того, в чем он сам сознался. И сам же аппарировал в Ливерпуль к его матери, пытался поговорить с ней. Поговорил, извольте видеть... Ведьма-колдомедик, некрасивая и безвкусно одетая, в ответ на деликатно высказанный вопрос о вероятной причине прискорбных перемен в характере ее сына звенящим от ярости голосом посоветовала поискать причину в Хогвартсе. И добавила: "А когда найдете, будьте любезны, поделитесь со мной". И так сверкнула на него своими очками, что Слагхорн почел за лучшее откланяться.
Нет, никаких причин, никаких странных знакомств, никаких тайных побуждений. Просто дикая выходка неуравновешенного юнца.
Альбус потребовал взять воспоминание об этом эпизоде у одного из свидетелей, так что Слагхорн имел сомнительное удовольствие увидеть собственными глазами все это... это... язык не поворачивается вымолвить: безобразное побоище в гостиной Слизерина!
* * *
— ...А что, Нобл, "Кабанью голову" назвали в честь Дамблдора?
— Ха! Откуда ты это взял, Догерти?
— Ну а как же: Hog"s — Head. Кто у нас в Хоге глава?!
Теплая (во всех смыслах этого слова) компания у камина расхохоталась. Догерти, главного остряка шестого курса, одобрительно пихнули в плечо, протянули ему бутылку огневиски, из той же "Кабаньей головы", надо полагать. Нобл продолжил тему: потому ли так назвали паб, что глава Хогвартса часто в него захаживает, или, наоборот, престарелый любитель гриффиндорцев ("...и гриффиндорок!") туда повадился после того, как хозяин увековечил его на вывеске...
— Потише нельзя? — послышалось из-за стола.
— Слушаюсь, сэр! — рявкнул Нобл. Тише, разумеется, не стало. Снейп потер пальцами веки и принялся раскручивать новый пергамент.
Кроме него, за уроками сидели три девчонки с разных курсов. Остальные занимались более приятными делами: кто уже закончил домашние задания, кто и не думал приступать. Места за столами было полно, но Ширли Старлинг зачем-то уселась рядом с ним. Так близко, как только позволяли Снейповы книги и пергаменты, устилавшие стол.
— Северус...
— Чего тебе, Старлинг?
— Северус, извини, я вот тут не понимаю...
Снейп, незаметно вздохнув, потянул к себе учебник, в который тыкал наманикюренный ноготок.
— Чего не понимаешь?
Не понимала Старлинг, какой компонент Раздувающего зелья считается активным, а какие дополнительными. Снейп объяснил ей, что это учат на втором курсе, и посоветовал взять учебник у кого-нибудь из младших.
Ширли обиженно захлопала глазами. Худая, нескладная, волосы бесцветные. Хрящеватый носик, как хоботок у муравьеда, прекрасно уравновешивается длинной прямоугольной челюстью.
— Северус, а мне еще к послезавтра надо эссе писать. Ты не сходишь со мной в библиотеку?..
Снейп уставился на нее с таким удивлением, которое было обидней всякого "нет". Потом вспомнил.
Перед каникулами, в июне — в той, прежней жизни — он рассудил, что кто-кто, а Старлинг ему не откажет. Не с ее физиономией. Подарил ей флакон собственноручно изготовленного Эйфорийного эликсира для вдыхания, слегка ароматизированного экстрактом нарциссов ("Чтобы тебе, Ширли, всегда было весело") и пригласил прогуляться к озеру. К несчастью, дурехе, впервые в жизни приглашенной к озеру, эйфория ударила куда-то не туда, и она надумала пококетничать. Два дня отговаривалась какой-то ерундой, хихикала с другими девчонками у него за спиной, потом начались экзамены, а потом... потом уже ничто не имело значения. Ничто, кроме одного, и это одно никак не касалось уродины Старлинг. Он совсем забыл про нее. А она, выходит, не забыла.
— Извини, мне завтра некогда. Слагхорн очень много назадавал.
— Ой, бедный ты... — Ширли было некуда отступать. Соседки по комнате ей жизни не давали всю неделю: один был кавалер — Нюниус, и того упустила. — Но ты же все равно пойдешь в библиотеку? Мы могли бы вместе...
— Гы-ы... и чего она в нем нашла?
Оказалось, парни у камина давно перестали обсуждать моральный облик ректора и с интересом прислушиваются к писклявому голосу Старлинг.
— Не скажи, Догерти, Ширли у нас девочка не промах, — верно?
— Своего не упустит... чье бы оно ни было...
— Старлинг, а ты в прошлом году с ним к озеру гулять ходила, да?
— Она к озеру ходила после СОВ! Все представление видела, что с ним гриффиндорцы устроили! — Слова Догерти заглушил обвальный хохот. Ширли залилась краской, на глазах у нее выступили слезы. — Успела разглядеть...
* * *
...Дальше воспоминания очевидца становились неотчетливыми. Догерти, судя по всему, сразу словил обыкновенный Экспеллиармус — правда, почему-то на лбу у него остался синяк. Что происходило затем, когда на обнаглевшего Нюниуса кинулись другие ребята, установить в точности не удалось. Снейп, по образному свидетельству одного из младших, "просто взорвался, как большая навозная бомба". Первым нападавшим он залепил физиономии едкой зеленой слизью, некоторые просто вымокли, другие обварились горячим паром, третьи получили ушибы различной степени тяжести, четвертые... у четвертых на руках обнаружились порезы, тонкие, глубокие и весьма болезненные. Будто от бича из волосяной проволоки, которая легко рассекала и одежду. Что это за мерзость, так и не выяснили, даже с помощью профессора защиты от темных искусств: Снейп на все расспросы тупо бубнил, что был очень зол и ничего не помнит. Ну конечно — не помнит он! Ясно как день, милый юноша развлекается придумыванием Повреждающих заклятий. Знать бы, где он их записывает... или полагается на память?..
Нет, его не одолели старшие ученики либо преподаватели (которых никто не успел позвать). Инцидент исчерпался сам собой, когда кончились желающие атаковать опасного психа. Здравомыслие всегда было сильной стороной Слизерина: безобразной драки в родном подземелье никто не ожидал, у многих и палочек-то не было под рукой, и тем более не ждали ничего подобного от этого несчастного зельевара... Снейп тут же перестал психовать. Будто и вовсе не нервничал. Спокойно вышел и с гордым видом отправился к декану, докладывать о своих подвигах, оставив позади стонущих коллег и загаженную гостиную.
Кстати о гостиной. В начале беседы Слагхорн, деликатно покашливая, намекнул ему, что факультет понес некоторый материальный ущерб, не вполне устранимый даже магическим путем. (И в самом деле, леди и джентльмены, что же это будет, если всякий нищий полукровка начнет ронять люстры шестнадцатого века, поливать кресла и раритетные драпри неизвестной липкой дрянью?..) Думал пристыдить его хоть так, но проклятый Снейп молча вытащил из кармана потертый маггловский кошелек. Отделение для монеток было набито галлеонами. "Гонорары за статьи, — снизошел до пояснения. — Сколько нужно?" Причин не верить не было, Слагхорн знал, как хорошо платят в "Успехах зелий", и все же...
Тьфу, чего только не лезет в голову. Особенно когда он стоит вот так неподвижно и молчит. Батюшки мои, прямо-таки статуя! Римский воин Северус Нюниус. (Декан Слизерина никогда не унизился бы до произнесения вслух дурацкой клички. Но про себя можно.) Нос, правда, великоват даже для римлянина.
— Северус, вам не совестно? — на самых печальных нотах вопросил он. — Ведь там были младшие курсы... девочки... что они-то вам сделали? Маленькая Гвендолен после вашей атаки потеряла сознание, у крошки Мэй вывихнута рука — так неудачно упала, бедняжка, мадам Помфри даже подозревала перелом... Северус, дорогой мой, Слизерин бьет без пощады, верно, но Слизерин не совершает напрасного зла — это удел глупцов. Вы согласны со мной?
Он взглянул на Снейпа в упор, с облегчением и злорадством видя, что на сей раз трансфигурация удалась — римская статуя преобразилась в нашкодившего подростка. Взгляд ушел вбок, на скулах проступили красные пятна.
— Сэр, я не хотел ударить ее, честно! Она просто... я... — И, покраснев еще больше: — Это моя вина, сэр, я не удержал палочку.
— Ну вот видите, — снисходительно, уже без драматических нот, сказал декан. Кого "ее", пояснять не требовалось. Очевидно, что речь не о толстушке Гвендолен.
Великолепная и неподражаемая Нарцисса Блэк уже два года как покинула Хогвартс, но по сей день в полумраке слизеринской гостиной сияли белым золотом десять очаровательных головок, со второго по седьмой курс. Младшие, поди, и видали-то "нашу Цисси" только на страницах "Ведьмополитена". Зелье для высветления волос не относится к сложным, рецепт его доступен даже девичьему уму, труднее перенять ледяную брезгливую мину древнейшего и благороднейшего рода. У четверокурсницы Мэй Прюэтт получалось особенно плохо. Тем не менее (а может быть, добавлял про себя декан, именно поэтому) из нее вышла самая привлекательная копия.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
