Повесть о каменном хлебе.

Аэниэ вздохнула, переступила с ноги на ногу, и тут дверь открылась, впуская нового посетителя. Точнее, посетительницу. Невысокая худощавая женщина в синих джинсах и белом вязаном джемпере с высоким воротником уверенно шагнула в зал, огляделась — цепкий взгляд мазнул по Аэниэ — и прошла к картинам, ломким жестом поправляя очки в тонкой металлической оправе. Девочка поежилась, наблюдая за ней: так изучали работы студентов преподаватели в ее колледже. "Вот, блин, повезло — даже тут на училку нарвался..." Сразу вспомнились все недочеты и ошибки. Конечно же, когда она рисовала, то выкладывалась на полную, старалась сделать все идеально, и все поначалу и казалось идеальным, но стоило немного остыть... "Тут напорола, а там вообще рука какая-то левая..." Не удержавшись, хихикнула — эта самая рука была левой еще и в прямом смысле. "А там... Уй... Можно, можно было лучше!" Как только женщина оказалась спиной к Аэниэ ("Патруль скоя'таэлей на отдыхе" — разумеется, с Филавандрелем), та тихонько прошмыгнула к затянутому тяжелой синей занавесью окну, уселась на жесткий стул из светлой фанеры и достала карандаш и блокнот. Все равно работать надо — можно, к примеру, сделать набросок того эльфа, что вчера прошел на второй тур конкурса менестрелей... А эта дама как раз про нее благополучно забудет — да и вообще не факт, что с такого расстояния можно было прочитать надпись на бейджике...

— Простите... — высокий журчащий голос.

Аэниэ подпрыгнула на месте и выронила карандаш.

— Простите, я не хотела Вас пугать, — та самая женщина легко нагнулась, подняла карандаш и вручила его девочке.

— Спасибо... — Аэниэ смутилась. "Даже шагов не слышала... Ой..."

— Не стоит. Ведь это Вы автор? Аэниэвьель?

— Да... — девочка хотела было поправить женщину, ведь она неверно поставила ударение в ее имени, но не решилась. — Я...

Женщина присела на корточки, и ее глаза оказались на одном уровне с глазами Аэниэ.

— Меня зовут Гвендалин.

— Очень приятно, — полушепотом.

— Взаимно, — легкий наклон головы, — Вы ведь где-то учитесь, так?

— Да... — запинаясь, девочка выговорила полное название своего колледжа.

— Это заметно. Вы хорошо рисуете. Знаете... — Гвендалин улыбнулась, и тут же ее плоское широкоскулое лицо утратило часть своей замкнутости. — Ваши рисунки напомнили мне... меня. Весьма похоже. Когда-то я рисовала почти так же...

— А сейчас?

— Сейчас... — рассеянно убрала за уши выбившиеся пряди коротких черных волос, — немного сложно сказать. А Вы — из Москвы? — дождавшись кивка Аэниэ, продолжила. — Очень хорошо, я тоже. В Москве я веду художественную студию — Вы могли бы как-нибудь приехать, посмотреть работы, свои показать, может быть...

Аэниэ открыла было рот, чтобы ответить, что да, она с удовольствием... Но тут дверь распахнулась, словно от хорошего пинка, и в зал влетела Лави под руку с кем-то смутно знакомым, в сопровождении нескольких существ из свиты. Эльфка завертела головой, углядела Аэниэ и бросилась к ней с криком:

— Ага, вот ты где, пушистая!

Аэниэ бросила виноватый взгляд на Гвендалин, радостный — на Лави, и поднялась навстречу, на этот раз уронив не только карандаш, но и блокнот. Девочка засуетилась было, но Гвендалин быстро нагнулась, подняла все оброненное — и почему-то не спешила отдавать, застыв на корточках вполоборота, глядя на приближавшуюся эльфку

— Мяу, пушистая! — эльфка улыбалась во весь рот, и Аэниэ засияла в ответ. — Смотри, кого я привела — аж целого Ородрета! Пусть полюбуется, как мои пушистые рисуют... И пусть только попробует на следующий год тебе места не дать! Рразорву!

Высокий полноватый мужчина, поддерживавший Лави под локоток, смущенно улыбнулся, но промолчал.

— А... — тут взгляд Лави остановился на Гвендалин, все еще державшей блокнот и карандаш Аэниэ, но уже успевшей подняться. Улыбнулась, не разжимая губ — девочка хорошо знала эту ее холодную улыбку, не затрагивающую глаз. — Ну здравствуй.

— День добрый. — отозвалась Гвендалин, слегка наклонив голову. Протянула девочке ее вещи.

— Спасибо... — еле слышным шепотом.

— Так она... с Вами? — женщина зачем-то снова поправила очки, уставилась Лави прямо в глаза. Та властным жестом притянула к себе девочку, обняла за плечи:

— Конечно. Правда, у нее великолепные картины?

— Талант, — сухо проронила Гвендалин.

— Ну так! Иначе никак! — гордо тряхнула волосами Лави, и ответная улыбка Гвендалин оказалась не менее натянутой:

— Ну, да, разумеется. Не сомневаюсь. Позвольте вас оставить... — уверенно шагнула вперед — Лави невольно посторонилась, пропуская ее, но женщина приостановилась, взглянула на девочку:

— Надеюсь, мы еще увидимся, — и пошла к выходу.

Аэниэ кивнула и недоуменно уставилась ей вслед, но эльфка легонько щелкнула ее по носу:

— Тю, пушистая, не спи, замерзнешь! Ородрет, между прочим, страшный человек! Пардон, эльф! Вот ка-ак посмотрит он, и на будущий го-од...

— Да что ж ты из меня монстра делаешь? — шутливо запротестовал Ородрет, но Лави замахала на него руками:

— А ты и есть монстр! Кто весь паркет клыками пропахал?!

Тут девочка вспомнила, что видела этого типа среди оргкомитетчиков на открытии КОНа — на собрании, обозванном Лави "говорильней", где сидеть было смертельно скучно, но нужно.

— Аюшка, ну-ка расскажи, что ты хочешь на будущий год приволочь?

— Так рано же еще... — смутилась Аэниэ, — Я пока не знаю точно...

Но Лави не стала слушать:

— Думать об этом надо уже сейчас! Ну и ладно, сам тогда скажу! — и вывалила на Ородрета кучу своих соображений и предложений, а под конец заявила:

— В общем, ближе к делу я с тобой свяжусь и скажу, что к чему, а место нам ты все-таки забей. И не вздумай забыть! — и снова потащила его по выставке, указывая на отдельные картины и что-то возбужденно ему втолковывая. Ородрет молча улыбался, свита уже успела разбежаться по углам, а некоторые так и вовсе ушли — они-то все работы девочки уже давно видели. Всеми забытая Аэниэ так и осталась стоять возле своего фанерного стула, прижимая к груди блокнот и карандаш, и в ней начинало закипать тихое возмущение: "Но это же моя выставка! Это же... Это мое! Не хочу я сюда ювелирку тащить, я же еще не умею как следует... Но... Лави... А как же я?"

* * *

— Лав, а ты не знаешь, где у Гвендалин студия?

— А зачем тебе? — Лави оторвалась от пришивания пуговицы к рукаву и взглянула на девочку.

— Она меня приглашала в гости, а где это, не сказала...

— Вот что, Артануш, — эльфка внезапно посерьезнела, — сейчас... Погоди. — воткнула иголку в ткань, закрепила нитку и отложила рубашку. — Поди сюда.

Недоумевая, Аэниэ подошла и присела рядом.

— Пушистая... — Лави испытующе заглянула ей в глаза. — О чем ты с ней разговаривала?

— Да так... Ерунда всякая...

— А все-таки?

— Она спросила, где я учусь, что еще умею... Похвалила... Сказала, что сама похожее рисовала.

— Да ну?

— Ну... — Аэниэ потупилась, — вроде и все.

— Точно все?

— И еще в студию пригласила...

— Она к тебе не прикасалась? Ничего у тебя не брала?

— Что? Нет, ничего...

— Это хорошо... — эльфка вздохнула с видимым облегчением. — Пушистая, мой тебе совет — не общайся с ней. Гвендалин — существо опасное.

— Как? Чем?

— Чем... — Лави задумчиво потерла переносицу. — Понимаешь, она... Инвольтирует.

— Чего?

— Она магичит всерьез — и всех завязывает на себя. Понимаешь? Она делает так, чтобы от нее зависели, чтобы ее слушались, подчинялись, обожали... А наигравшись, она таких выбрасывает. И плевать ей, что они теперь жить без нее не могут. Почему я и спросил, брала она у тебя что-нибудь или нет... По волоску, по фотографии — она может. А я за тебя боюсь, кыся моя. Не надо тебе с ней контачить, хорошо?

Аэниэ истово закивала:

— Конечно! А знаешь, когда она только зашла, я почувствовал что-то не то... — девочка пошевелила в воздухе пальцами, пытаясь показать это самое "не то".

— Конечно, ты почувствовала! — эльфка улыбнулась и обняла ее за плечи. — Ты же у меня умница, ты хорошо такие вещи просекаешь. Ну, муррр?

— Муррр! — с готовностью подтвердила Аэниэ, и эльфка, рассмеявшись, легко коснулась губами кончика ее носа:

— Ну и отлично, теперь я за тебя спокоен, — и снова взялась за шитье.

— Лав, давай я помогу... — застенчиво предложила Аэниэ, и Лави, поотказывавшись немного, согласилась.

* * *

Маленький отряд легко прорезал обычное коридорное столпотворение. Во главе шла Лави: развевался черный бархатный плащ, колыхались в такт шагам беличьи хвосты — на берете и на плечах; возле нее шагала Чиаран, придерживая меч на бедре, позади двигалась свита. Аэниэ плелась в самом хвосте, обхватив обеими руками пластиковый пакет с печеньем и еще какой-то, как выражалась Лави, "грызью". Народ, расступившийся перед эльфкой, так и норовил сомкнуться перед девочкой, и ей приходилось быть осторожной, чтобы не споткнуться, ни в кого не врезаться и не выронить сумку. Внезапно она ткнулась в спину остановившейся Нэр:

— Эй, ты чего?!

— А? А смотреть кто будет?

— У меня ж сумка!

— Да ладно...

Девочка вытянула шею, чтобы посмотреть, почему это они все вдруг остановились.

Возле правой стены коридора кто-то расставил ряды стульев — уродливых, обитых коричневой пародией на кожу, сцепленных вместе по три или четыре, какие обычно ставят в актовых залах школ. На одном из них притулилась девочка с копной мелко вьющихся золотистых волос ("Крашеная, небось..."), в свитерке и джинсах, и легком помятом плащике ("Занавеска, одна штука, фи..."). На коленях девочка держала гитару, рядом с девочкой сидели еще какие-то малявки, видимо, ее подруги, но смотрела она не на них.

Возле нее стояла Лави — стояла, чуть склонившись к ней и положив руку на плечо, и что-то говорила. Аэниэ не слышала ни слова — слишком далеко, да и шумно, но прекрасно видела, как сияет обращенное к эльфке лицо "мелкой". "Мелкая" что-то ответила, смущенно улыбнулась, Лави запрокинула голову...

"Смеется..." — Аэниэ закусила губу, поудобней перехватила тяжелый пакет, — "И что он в этой... этой... этой кукле нашел!"

Отсмеявшись, Лави протянула "кукле" руку — такой знакомый жест! — и девочка приняла ее, чтобы встать. Оказалось, что роста в ней чуть меньше, чем в Аэниэ — пушистая, слово увенчанная золотистым нимбом головка едва доходила эльфке до бронзовой застежки плаща на горле. Лави легко перехватила гитару девочки, повесила себе на плечо. Снова — сияние улыбки, снова — о чем-то говорят... Аэниэ закусила губу. Как-то сразу — по блеску глаз Лави, по ее преувеличенной галантности — она поняла, что это — надолго.

Разумеется, и раньше бывало, что Лави, в сопровождении свиты гордо шествовавшая по Эльфятнику, останавливалась возле какой-нибудь стайки девочек, привлеченная милой мордашкой, симпатичным прикидом или голоском чуть лучше, чем "вой менестреля, что чернее ночи". Эльфка подходила рассмотреть подобное явление, и девочки узнавали ее (а кто не узнавал, того быстро просвещали). Девочки приседали под тяжестью оказанной им чести, дышали чаще и отвечали на вопросы едва слышными голосками, срывавшимися в писк — а то и в благоговейный шепот. Лави благосклонно кивала, улыбалась и пыталась беседовать. Но как правило уже после двух-трех вопросов на ее лице появлялась легкая презрительная гримаска — ухмылка в уголке губ, чуть приподнята бровь — и девушка сворачивала разговор и уходила. Правда, бывали и забавные случаи — как-то раз эльфка поставила на место очередную новоявленную Сауронушку, разразившись длиннющей фразой на Ах'энн и многозначительно выгнув бровь в ответ на беспомощное "Чего?".

Все это было не так. Аэниэ даже гордилась тем, как здорово Лави ухитряется высмеивать этих девочек — причем так, что вся свита падала со смеху, а объект веселья до последнего ничего не понимал. Аэниэ смирилась с тем, что у Лави есть еще и Чиаран... и Гэль... и Нэр... Но это все — свои... А сейчас?!

Придерживая на плече ремень гитары, Лави двинулась дальше. Свободной рукой она приобняла за плечи кудрявую девочку — губы ее шевелились, она улыбалась, и девочка улыбалась в ответ.

За Лави двинулась вся свита, и в самом хвосте плелась Аэниэ, задыхаясь от слез.

* * *

Очередь в столовой двигалась медленно — две дородные тетушки едва успевали наваливать пельмени в тарелки, разливать кофе-чай-компот ("Кофе или чай? Чай. А вот и не угадали, кофе..." — съязвила про себя девочка) и считать деньги, и Аэниэ прикрыла глаза и задумалась. Сколько еще надо было успеть за сегодня: беготня по семинарам вместе с Лави и всей свитой отнимала кучу времени, а надо было еще зайти на свою выставку, и попробовать попасть на концерт древней испанской музыки — и кого-нибудь с собой сманить, а если не получится, то не пойдет она ни на какой концерт, лучше побудет с эльфкой, а ближе к вечеру еще семинар, но может быть на него тоже не удастся попасть, если Лави передумает. А без нее идти... Как-то неуютно одной... А если пойти одной — то Лави будет со всеми — и с этой новенькой... Как там ее — Золотинка? Кажется, так...

— Аэниевьель? — знакомый журчащий голос. Девочка обернулась:

— Здравствуйте... — вежливое приветствие далось с трудом — уж слишком отчетливо вспомнилось предупреждение Лави. Аэниэ во все глаза глядела на Гвендалин, пытаясь обнаружить признаки обещанной злокозненности, и даже ухитрилась найти их. "Выдающиеся скулы — признак хитрости" — всплыла в памяти строка из прочитанной в детстве приключенческой книги, и сейчас девочка готова была в это поверить, — "Ой... Отвязаться бы побыстрее... И в глаза не смотреть!"

— Я Вам не успела дать адрес своей студии... И свой телефон. Держите, — Гвендалин протянула девочке картонный прямоугольничек. "Ой, визитка..." — девочка помедлила, но все же взяла карточку. "Надо потом Лави отдать. Или выкинуть... Еще намагичила что-нибудь..."

От Гвендалин не укрылось ее колебание, и тонкие губы женщины тронула горькая усмешка:

— Скажите, пожалуйста — Вы давно... с Филавандрелью?

— Нууу... — Аэниэ прикрыла глаза, прикидывая. — Года два.. Или три. А что?

Женщина кивнула, но на вопрос не ответила. Рассеянно покрутила кольцо на безымянном пальце:

— Вы все-таки приходите как-нибудь. — хотела еще что-то добавить, передумала, зачем-то поправила очки, хотя они были в полном порядке. — Что ж, удачи. Аэниевьель. — и отошла, не дожидаясь ответа девочки.

"Ффффу..." — с облегчением выдохнула Аэниэ, — "пронесло..."

* * *

Темная комната — и за окном темно, плотные облака затянули небо, так что не видно ни луны, ни звезд, и даже фонари не горят. Бледно-зеленые стрелки на слабо светящемся циферблате будильника показывают полночь. Лежащего на застеленном диване человека совсем не видно, и не угадать очертаний среди складок и теней.