Маргарита Бурсевич Мамочка в подарок

Лорд Холлидей нервно поджал челюсть и сжал до хруста кулаки.

— И вот, что мне интересно... как часто ты смеешь устраивать подобные развлечения в моем доме?

Мне на миг показалось, что я безнадежно теряю нить беседы, но остальные не казались удивленными.

— Это ты виноват! — взвилась леди Холлидей. — Тебе давно пора было жениться. А ты все тянул, перебирал, ждал чего-то.

Женщина раскраснелась и нервно задергала край платья, словно не знала, как еще выказать накопившуюся обиду.

— Какое отношение мое семейное положение имеет к порочным развлечениям твоего мужа?

— А то ты не понимаешь?! Пока в доме нет хозяйки — это практически охотничьи угодья для блудливых мужиков. Молоденьких гувернанточек и служаночек ему подавай! — это уже мужу. — Я устала год за годом наблюдать за твоим беспутством и терпеть все эти ухмылки и ужимочки твоих испорченных друзей.

Семейный скандал набирал обороты, а я с ужасом начала осознавать, как мне невероятно повезло избежать более раннего знакомства с этим человеком. Если бы не их путешествие по Европе...

Многое встало на свои места: и желание леди Холлидей женить брата и необъяснимая смена гувернанток, которые, по всей видимости, просто сбегали от навязчивого внимания ее мужа. А если вспомнить его сегодняшнее поведение, то есть огромная вероятность того, что одним вниманием дело не обошлось.

— Завтра утром я свяжусь со своим поверенным, — проговорил капитан, сжимая руки в кулаки.

Он с беспокойством посмотрел на меня, а потом устало прикрыл веки. Судя по его лицу, он пришел к тем же выводам, что и я.

— Логан, не горячись, — примирительно заговорил Этан Холлидей, забыв о продолжающей истерику жене.

— С этого дня счета, чеки и бухгалтерию более мне не направлять, — закончил свою мысль Олбани.

Леди Холлидей прервала стенания и неверующе уставилась на брата.

— Логан, ты не можешь так со мной поступить, — завила она. — Я — твоя семья.

— Удивительная способность помнить об этом только тогда, когда тебе это выгодно, — разозлился капитан. — Я сыт по горло вашей семейственностью. Твоя семья — это твой муж, которого ты сама выбрала, невзирая на предупреждения. И теперь я позволю вам решать ваши семейные проблемы самостоятельно, а сам займусь своей семьей.

Леди Холлидей на миг замерла, а потом словно сорвавшаяся пружина, дернулась и, упершись руками в стол, наклонилась к брату, выплевывая слова с шипением.

— Чем ты лучше? От тебя даже жена сбежала! Твоя семья? Где твоя семья? Дети? Ну да, конечно, дети! Черт тебя подери, Санни даже не твоя дочь!!!

Леди Холлидей осеклась и побледнела, но было уже поздно, слова были произнесены и повисли в воздухе гнетущим облаком.

* * *

Я так и застыла на полувздохе. В комнате стало тихо, как будто люди, находящиеся здесь, были всего лишь картинами. И вообще, вся эта сцена напоминала полотно сюрреалиста: неправильная, грубая, необъяснимая. Все это было ошибкой: эта сцена, эти слова, эта никому не нужная правда.

Леди Холлидей стала белее мела. Она медленно отклонилась от стола и растеряно оглянулась на мужа, снова повернулась к брату и закрыла лицо руками. Жалеет о несдержанности? Вероятно, но сказанного назад не воротишь.

Ее муж устало сел назад в кресло и плеснул в бокал еще бренди. Отсалютовав в сторону не видевшей этого жеста жены, он выпил жидкость залпом и даже попытался изобразить беззвучные аплодисменты.

Наблюдать за этим было мерзко, но отвернуться я была не в силах, потому как на капитана Олбани смотреть избегала. Почему-то было до такой степени стыдно быть свидетелем подобной низости, что невольно почувствовала себя запачканной. Бить по самому дорогому, прикрываться детьми, которые не способны защититься — большую гнусность сложно себе представить.

Текли секунды, но молчания никто так и не прервал.

Собравшись с духом, я обернулась к капитану, готовая ко всему. Почти ко всему... Я лишь не ожидала того безмятежного спокойствия, которое было написано на его лице. Причем это не была та каменная маска, за которой он обычно прячет обуревающие его эмоции. Нет. Это было именно спокойствие, которое я могла не только увидеть, но и почувствовать. Он, словно очень мудрый взрослый, следивший за неразумными детьми, усмехался снисходительно и немного насмешливо.

Перехватив мой недоуменный взгляд, он улыбнулся знакомой кривой улыбкой, и слегка прищурился, безмолвно делясь своей иронией.

— Логан, я ... — не отнимая рук от лица, промямлила сестра капитана.

— Хм, — невесело усмехнулся Олбани. — Неужели ты действительно думаешь, что рассказала мне хоть что-то новое?

Леди Холлидей открыла лицо, но сказать ничего не успела, прерванная братом.

— Я удивлен другим, Софи. Честно говоря, не ожидал, что ты сможешь держать подобное знание при себе столько лет и не проболтаться.

Бутылка стукнулась об стакан в руках лорда Холлидея.

— Да, да, — кивнул капитан в сторону родственника. — Я так же знаю, чья кровь течет в венах Санни.

Что бы ни собиралась сказать леди Холлидей, после этого заявления она промолчала и отвернулась к окну.

— Конечно, Софи, я понимаю, почему тебе было столь неприятно заботиться о детях в мое отсутствие, но согласись, и ты свою выгоду не упустила.

Женщине нечего было сказать и она, сложив руки на груди, продолжила смотреть в окно, за которым не было видно ничего, кроме темноты ночи.

Наверное, я все же лучше думала о людях, именно поэтому раскрытые семейные тайны столь сильно ранили. Три взрослых человека и два ребенка, а скелетов в шкафу столько, сколько не в каждом склепе наберется. Я перестала понимать их мотивы и отказывалась думать об их поступках. Я не хотела иметь ничего общего с семейством Холлидей и на самом деле начала раздражаться тому обстоятельству, что приходится находиться здесь.

Единственным светлым пятном в ситуации стало понимание, что капитану безразлично истинное происхождение Санни. Она была, есть и будет его дочерью. Отношение Олбани к невинному ребенку, заложнику ситуации, которая от него не зависела, лишь подтвердила мое мнение о капитане. Способность принимать жизнь такой, какая она есть — редкий дар, и я его безгранично уважала за это.

— Раз уж мы заговорили начистоту... — несколько пьяная, наглая улыбка расползлась по лицу лорда Холлидея. — Может, обсудим условия дальнейшего сотрудничества?

— Я недостаточно четко объяснил свою позицию? — прищурился капитан.

— Обстоятельства изменились и ты не оставляешь мне выбора, — наигранно покаянно заметил мужчина.

— С твоей стороны, Этан, это слишком смело и нагло, так что даже интересно.

На самом деле капитан выглядел безразлично и даже лениво откинулся на спинку кресла.

— Как насчет того, чтобы выкупить права на дочь?

Я всегда была противником применения силы, но после сказанного захотелось встать и стукнуть этого человека чем-нибудь тяжелым по голове. Как сдержался капитан, даже не представляю.

— Плохая попытка, Этан, — спокойствию Олбани можно было только позавидовать. — Санни родилась в браке и, следовательно, по всем законам она моя.

— А...

— А если у тебя появится мысль поделиться данной информацией хоть с одной живой душой... — капитан многозначительно замолчал.

— Ты ничего мне не сделаешь, — подобрался Холлидей и даже выпрямился в кресле от напряжения.

— Конечно, я не буду пачкать о тебя руки... сам. Но ты не хуже меня знаешь, сколько доброжелателей успел нажить, и они будут безмерно счастливы перекупить твои долговые расписки. И вот тогда за твою жизнь никто и ломаного гроша не даст.

— Олбани, ты не посмеешь...

— Уверен?

После этого слова холод пробрал до костей даже меня, хотя и сказано оно было другому человеку. Стало кристально ясно — может и сделает. И я должна была бы напугаться, но... Но в это мгновение мое безграничное уважение, симпатия и нежность обрели истинный облик. Я осознала, что люблю этого мужчину.

Сильного в своей несгибаемости. Справедливого к человеческим слабостям и порокам. Невероятно преданного своей семье. Способного понять, защитить, отстоять. И пусть Санни не была его дочерью, он все равно был ее отцом. Всегда и во всем. Настоящий мужчина. Любимый мной мужчина.

И не было страшно от этой мысли. Такого человека легко любить, более того, его невозможно не любить. И пусть я обычная гувернантка, а он мой хозяин. Пусть мои чувства навсегда останутся при мне. Пусть мне не на что надеяться. Все равно он достоин такого отношения. Я буду рядом столько, сколько будет нужно, и когда придет время, уйду с легким сердцем, зная, что сделала все, что могла.

Осознание всего этого стало не столь неожиданным, как несвоевременным. Не то время, не то место и уж точно не самая подходящая компания. Но все самое важное в наших жизнях чаще всего случается неожиданно, и я не стала исключением. Потому бушующие эмоции не удалось спрятать внутри себя.

Капитан то ли почувствовал перемену во мне, то ли так сложились обстоятельства, но наши взгляды встретились именно тогда, когда в голове четко засияла мысль: "люблю!".

Увидел. Услышал. Понял.

* * *

Это была короткая секунда и в то же время бесконечно долгая. Люди, вещи, слова все растворилось в этот миг. Были только он и я. Ноющее чувство в груди чем-то неуловимо напомнило голод, как будто могу лишь посмотреть на обожаемое пирожное, но не могу попробовать. Как будто мне дали лишь прикоснуться к чему-то важному и нужному, но не взять себе. Черные глаза сверкнули триумфом, а появившаяся на губах улыбка была полна обещания. Капитан словно весь подобрался и как будто сбросил с плеч груз. Отпечаток усталости и разочарования растворился в кривой усмешке.

— Я уже все сказал, осталась лишь формальность, — слова капитана стали полной неожиданностью, и я даже не сразу поняла, что сказаны они не мне. Оказывается, разговор все это время продолжался, и только я, погрузившись в себя, потеряла нить беседы. — Мисс Блю, — уже совсем другим тоном обратился Олбани непосредственно ко мне. — Мне очень жаль, что Вам пришлось стать свидетелем столь неприятного разговора, но это было необходимо. Олбани легким движением встал из-за стола и вынул из секретера свернутые рулоном бумаги. — Я искренне надеялся, что они не понадобятся, — он немного рассеяно стукнул свертком по ладони, приглушая хлопком сожаление в голосе. — Но был готов к тому, что этот день настанет.

Листы были бережно расправлены, а перо погрузилось в чернильницу.

— Это официальное обязательство о сохранении тайны, его нарушение приведет вас в долговую тюрьму, — он протянул перо лорду Холлидею, приглашая подписать документ. Тот не сдвинулся с места. — У тебя нет выбора, Этан, иначе ты лишишься последнего.

— Ты и так ничего нам не оставил, — со всхлипами промямлила сестра капитана.

— Загородный дом, в котором вы проживаете, это наследство, передаваемое по материнской линии, так что его твой муж прогулять не сможет. Более того, если у вас хватит благоразумия добровольно подписать бумаги, то Этану останется его жизнь, а тебе так лелеемый тобою титул с приставкой "леди".

— Нам подписать? Ты намерен стребовать подпись и с меня? — возмущение леди Холлидей было до неприличия громким.

— С тебя в особенности, — не стал жалеть ее самолюбия Олбани. Женщина от неожиданности закрыла рот и захлопала глазами. Понимая безнадежность положения, она схватила перо, и почти ткнув им в грудь капитана, спросила:

— А что ты будешь делать, когда придет время очередного рейса?

— Мисс Блю замечательно справлялась, надеюсь, она и в дальнейшем не откажется от роли опекуна.

Опекуна? Отказаться? Да ни за что! Это же шанс остаться здесь, с детьми, рядом с любимым мужчиной. Теперь у меня есть возможность соприкасаться с его жизнью и быть счастливой этим. Да и Виктора с Санни я очень люблю. Будучи опекуном, я имею права на большую близость с ними, чем в должности гувернантки. Это практически приглашение стать частью семьи. Капитан продолжал смотреть на меня в ожидании ответа, пока я улыбалась все шире, до неприличия радостная от такого предложения.

— Судя по всему, мисс Блю со многим хорошо справляется, — похабно улыбнулся лорд Холлидей, ставя свою подпись на документе. — Мне даже жаль, что не успел оценить ее таланты.

Он собирался добавить еще что-то, но был вынужден закрыть рот, когда тяжелый кулак капитана врезался в его челюсть. Раздалось клацанье, и сразу послышался противный хруст. Низкий столик, на который лорд Холлидей поставил свой бокал, не выдержал веса упавшего на него мужчины и сломался. Леди Холлидей взвизгнула, а я с неприличным злорадством покосилась на поверженного нахала. Его слова не были для меня оскорбительными, потому как вызывали лишь безразличие. Этот человек недостоин того, чтобы воспринимать его слова близко к сердцу. И впервые чужая боль не вызвала сочувствия. Сколько жизней он покалечил? Пусть это лишь малое наказание за его поступки, но, несомненно, нужное.

— Ты сломал ему челюсть... — запричитала леди Холлидей.

— Отлично, — ничуть не переживая по этому поводу, заметил Олбани. — Еще долго не сможет говорить гадости.

— Из-за какой-то девки...— продолжила женщина.

— Софи, — окрик был полон холодного бешенства. — Я бы на твоем месте не пользовался тем, что я не могу ударить женщину. Поверь, наказание можно найти для любого.

— Логан! — почти возмущенно.

— Софи... — предостерегающе. — Мисс Блю, — повернулся ко мне капитан. — Вынужден, в очередной раз, просить прощения за своих гостей.

То, что он назвал их гостями, а не родственниками, заметила не только я, но и леди Холлидей. Она вскинулась, чтобы что-то сказать, но под взглядом капитана сникла и пошла помогать мужу подняться с пола.

— Ну что Вы, — произнесла, слегка покраснев, прежде чем призналась. — Стыдно говорить, но похоже, я получила удовольствие от увиденного.

Мой кивок в сторону стонущего мужчины стал красноречивым намеком на то, что именно мне понравилось.

— Не могу вас в этом винить, — поддержал меня капитан. — Сам грешен.

Лорд Холлидей что-то мычал, сломанная челюсть не позволяла большего, но с помощью жены смог встать.

— Последний момент, — остановил он пару в дверях. — Мисс Блю, будьте любезны поставить свою подпись в качестве свидетеля совершенной сделки.

Не могу сказать, что я сделала это с удовольствием, но определенно с пониманием и одобрением. Три одинаковых страницы, три подписи, три точки. Один из листов был протянут леди Холлидей, которая взяла его с неохотой, но гордость не позволила отказаться. Второй лист был убран в секретер под замок. А третий, к моему удивлению, был передан мне.

— Уверен, что могу доверить Вам благополучие своих детей.

Я была тронута почти до слез, ведь то, что он мне дал — это гораздо больше, чем просто документ. Бумагу я приняла и осторожно свернула ее рулончиком, прижала к себе как самое ценное, что только может быть, хотя у меня ценней действительно ничего и не было.

— Ты еще пожалеешь, — заявила леди Холлидей, прежде чем захлопнула за собой дверь. Проводив чету Холлидей взглядами, мы так и стояли, глядя на дверь, не совсем веря в то, что все, наконец, закончилось.