| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Взгляните, господин, — поднесли зеркало, массивное в серебряной оправе. Оно было столь тяжело, что четверо молодых рабов с трудом удерживали его. — Вы чудесно выглядите.
Старый слуга, который помнил Вилхо еще ребенком, поспешно смахнул со стекла невидимую пылинку.
Чудесно?
Вилхо поморщился: сегодня он не был настроен на лесть.
И что бы ни говорили, прекрасно осознавал, каков он есть.
Невысокий, уже с рождения измученный болезнями, которые сменяли друг друга, Вилхо всегда был склонен к полноте. Но под роскошным халатом не видно, сколь узки его плечи, а грудь велика и по-женски припухла. Скрыт мягкий в складочках живот. И слабые руки, которые не способны были удерживать оружие.
И не надо.
Есть те, кто удержат его за Вилхо...
Лицо его округло. И щеки пухлы, а рот — мал. Да и нос невелик. Само личико детское какое-то, капризное. И Вилхо всерьез раздумывает над тем, чтобы маску носить.
Он слышал, будто бы за морем есть земля, где повелители скрывают лица от народа, чтобы взгляды презренных не оскорбили тех, в ком течет кровь богов.
Хорошая мысль.
Дельная.
И надо бы ее обдумать как-нибудь на досуге.
Вилхо позволил нанести слой краски.
И двое слуг подняли его с кресла, помогли перебраться в паланкин.
Несли бережно, но Вилхо все ж ощущал покачивание, которое вызывало в нем приступы тошноты. Оттого и редко покидал он дворец: весьма утомительны были поездки.
— Что слышно? — спросил Вилхо, отняв от носа платок, пропитанный душистыми маслами. Ароматы их позволяли унять тошноту.
И советники, облепившие паланкин, словно цыплята курицу, заговорили наперебой.
...Янгхаар Каапо одержал новую победу, сжег три деревни Ину.
...и захватил в плен старшего сына Олли, который, верно, уже и мертв.
...Ерхо Ину пошел по берегу и сравнял с землей рыбацкий поселок, над которым поднималось знамя Янгхаара. А еще его корабли пустили на дно морское ладью Каапо вместе со всеми людьми и грузом.
Поморщился Вилхо: устал он о войне слушать.
А уж с ладьей... груз могли бы и снять.
...схлестнулись Ерхо Ину и Каапо на Берсеневой пустоши. И много людей полегло, но еще больше осталось. Щедр Каапо к своим воинам. И многие желают встать под его стяги, особенно те, кому иная судьба на роду написана. Всех берет Каапо, хоть бы вольных хлебопашцев, охотников или даже бывших рабов, которые, говорят, равны...
Нахмурился Вилхо: нехорошо, когда люди забывают о той судьбе, которая им богами предначертана. Пойдут хлебопашцы воевать, да кто тогда на полях останется?
...вгрызается Каапо, словно бешеный волк, в земли Ину. Отхватывает кусок за куском. И объявляет своими по праву добычи. Прибывает у него земель. И скоро затрещит, переломится хребет Ину. Не станет великого гордого рода...
Покачал головой Вилхо.
Не жаль ему было рода, но... остальные запомнят, что не вмешался кёниг, и злобу затаят. А хуже всего, что Янгхаар Каапо уверится, будто бы во власти его подобное творить.
И земель у него прибудет.
И людей.
И золота.
И как знать, какие мысли поселятся в этой непокорной голове?
Верен был до того дня Янгхаар, но ведь говорят, что сколько волка ни корми, а собакою не станет. И не выйдет ли так, что однажды решит Черный Янгар, будто бы достаточно силен, чтобы пойти на Олений город? Лишить Вилхо законного трона?
Он ведь презирает кёнига.
Пытается скрыть, да... Вилхо умеет глядеть. И сколько раз случалось ему видеть насмешку в черных глазах. Удивление. Мол, как это вышло, что столь немощное создание правит Севером?
Нет, нельзя дать роду Ину иссякнуть.
И нельзя позволить Янгхаару в полную силу войти.
Но вот остановился паланкин у дверей в тронный зал. Откинули рабы полог, и вновь залюбовался Вилхо: два золоченых оленя сплели рога в вечном противостоянии. Сверкали грозно сапфировые их очи. И клонилась под копытами изумрудная трава.
Хороши были двери.
И гордился ими Каррту-шаом, хозяин Побережья, гордец, которых мало.
Но и он склонился перед волей Вилхо да мечом Янгара.
Сам прислал дивные двери в дар.
А с ними — подводы с золотой и серебряной утварью, китовым зубом и железным деревом, что растет на холодных северных берегах.
Двери отворились медленно. И слуги, поддерживавшие Вилхо, поспешно отступили.
Протяжный сип рогов возвестил о появлении кёнига, и все, кто находился в зале, опустились на колени. Вилхо шел по красной дорожке, щедро усыпанной лепестками роз, и считал шаги, жалея лишь, что трон его столь высок.
Девятнадцать ступеней скрыты в золотой горе.
И каждая дается с трудом.
Но здесь Вилхо не покажет слабости. Он опустился на подушки и с немалым облегчением откинулся на жесткую спинку. Руки привычно легли на подлокотники, оживляя скрытые внутри махины трона механизмы.
— Встаньте!
Голос его, преломленный в латунных патрубках, разнесся по залу. Казалось, он исходил со всех сторон сразу, и люди, прежде во дворце не бывавшие, испытывали страх и трепет.
Солнечный свет окутал Вилхо, и знакомо заслезились глаза.
Ничего, Вилхо потерпит, зная, что те, кто взирают на кёнига снизу вверх, будут поражены сиянием, что исходит от его фигуры. Он же, глядя на подданных сверху вниз, не узнавал никого. Да и то, многие желали взыскать милости кёнига. И потянулись просители.
По одному подходили они к подножию трона, падали на колени и, склонив голову, излагали просьбу. А советник, стоявший здесь же, доносил слова до Вилхо.
Просьбы были обыкновенны и скучны...
...споры.
...тяжбы.
...из-за земли... из-за воды... из-за наследства, имущества...
И Вилхо, позволив просителю выговорится, взмахивал рукой, давая понять, что просьба услышана. Он желал быть хорошим кёнигом, внимательным к нуждам подданных своих, и оттого проводил часы на жестком троне. Правда, просьбы, такие одинаковые, никчемные, почти сразу забывались.
Но на то и были у Вилхо советники, чтобы судить его именем.
Сегодняшний прием был обыкновенен.
И Вилхо изрядно заскучал. А заодно уж спину стало прихватывать, несмотря на уверения лекаря, что стоит надеть пояс из собачьей шерсти, и Вилхо разом полегчает.
Пояс натирал поясницу, она прела, и шерсть кусалась.
К вечеру, небось, пойдет по бледной коже сыпь.
Лекаря надо гнать взашей... и нового найти.
А лучше нескольких. Вилхо нравилось слушать, как они спорят.
— Мудрейшего кёнига прошу вас о милосердии, — этот голос выдернул Вилхо из раздумий. Был он звонок, словно песня жаворонка. — Не за себя прошу, но за отца...
У подножия трона, на коленях, вытянув белые руки, полные алмазов, стояла девушка.
— Я кладу к подножию вашего трона окаменевшие мои слезы...
...камни сыпались сквозь пальцы. Но не на них смотрел Вилхо, но на деву.
Во дворце было множество женщин, желавших снискать милость кёнига. И в прежние времена Вилхо бездумно тратил себя на них. Кто бы объяснил ему тогдашнему, жадному до жизни, что с мужским семенем уходит из тела живительная сила.
Много лет уже, как берег себя Вилхо. И постель его пустовала тридцать ночей из тридцати одной. Да и в ту, дозволенную лекарем для естественной разрядки, Вилхо старался проявлять сдержанность.
Но сейчас, глядя в синие, яркие, словно сапфиры, глаза, он готов был забыть обо всем.
— Встань, — сказал он. — Подойди.
И девушка поднялась с колен.
На ней было простое белое платье, которое лишь оттеняло удивительную красоту ее. Чем ближе подходила девушка — а поднималась она по ступеням медленно, позволяя Вилхо разглядеть себя — тем быстрее стучало сердце его.
— Мы желаем знать, кто ты.
— Пиркко Ину, — ответила она шепотом, который слышал лишь кёниг. — Несчастная дочь, чье сердце разрывает отцовское горе. Сестра, чья судьба — оплакивать гибель братьев.
Сама она опустилась на колени у ног Вилхо. И глянув в глаза, добавила:
— Твоя раба, если того пожелаешь...
— Чего же ты хочешь?
— Отзови Янгара.
— Разве не по праву он мстит?
Опустились ресницы. И полыхнули щеки румянцем.
— Я женщина, — тихо сказала Пиркко-птичка. — Разве понимаю я что-то в мужских делах? Мне ли думать о праве, когда вот-вот лишусь я и отца, и братьев, и всех родных, которых имею. А сама стану наложницей человека, измаравшего руки в их крови.
Наложницей?
Вскипела кровь Вилхо.
Вот, значит, что пожелал взять себе Янгар.
— Что ж, нас тронули твои слезы, — Вилхо постарался говорить ласково. — Передай своему отцу, чтобы явился он к нам. Оба они, и Ерхо, и Янгар, должны предстать перед нами до первого дня зимы. И оба, поклонившись друг другу, поклясться в мире и дружбе.
Тень легла на круглое лицо Пиркко.
Легла и исчезла.
— Благодарю, мой кёниг, — сказала она и, протянув руку, коснулась словно невзначай ладони. — И прошу простить меня за дерзость. Много я слышала от отца о твоем величии, однако слова оказались не способны передать истину.
— Какую же?
— Нет на Севере мужчины, способного сравниться с тобой, — Пиркко-птичка зарделась. — И я... буду хранить твой образ в собственном сердце.
Она прижала ладони к груди.
И пятна золотой краски остались на белом одеянии.
Глава 21. Люди и звери
Зверь, попавший в капкан, — законная добыча.
Беспомощная.
И легкая.
Но все равно опасная, если подойти ближе. Тем более, когда речь идет о медведе.
Почему Янгхаар не ударил? Хотел ведь. Руку занес. И смерть подарил бы быструю, милосердную. Медведица, предвидя ее, распласталась на листьях.
У нее были зеленые глаза.
Яркие, как камень, который даже осенью ловил солнце, ненадолго возвращая Янгара в лето. И в них Янгар увидел тоску и страх.
Звери на арене не боялись. Измучены были. Разъярены.
А эта...
Слеза вдруг выкатилась и повисла на длинной реснице, вот-вот скользнет по морде...
...по побледневшей от боли щеке. И губы дрожат, сдерживая крик. Чужая боль впервые не кажется далекой. И Янгар, наклоняясь, подбирает слезы губами. Они горьки, как соль, что остается на старых сваях, размечая высоту прилива.
Память отступила, только оставила эту полузабытую горечь.
И в груди знакомо заныло.
А маленькая медведица с шерстью рыжей, как опавшая листва, и человеческими глазами лежала. Ждала приговора. И Янгхаар Каапо, который никогда прежде с ударом не медлил, опустил руку.
— Спокойно, девочка, — сказал Янгар и положил копье на листья.
А медведица зарычала, но не грозно, жалобно скорее.
Она позволила себе помочь.
И вернулась на следующий день... и возвращалась вновь и вновь. Пожалуй, эти встречи делали Янгара почти счастливым. Правда, он уже привык к тому, что его счастье не длится долго.
Послание кёнига доставили затемно.
Высокий гонец с поклоном протянул тубу, запечатанную алым сургучом, и глядя на Янгара с неодобрением: вот ради него гонцу пришлось преодолеть много миль по бездорожью и осенней распутице, произнес:
— Кёниг желает получить ответ.
Взмыленную лошадь гонца увели. А ему по обычаю поднесли чашу горячего сбитня. Отказываться гонец не стал. Янгар же, сорвав печать, вытряхнул пергамент.
Аккуратные буквы.
Тщательно подобранные слова.
И небрежный росчерк кёнига внизу страницы. Вилхо всегда лишь подписывал послания, и после с огромным наслаждением ставил рядом печать. Круглую, с оленьей головой и короной.
— Позволь, угадаю, — Кейсо вошел в шатер, когда Янгхаар перечитывал послание, пытаясь найти повод не подчиниться приказу. — Тебе велено остановить войну.
— И явиться во дворец, чтобы лично примириться с Ерхо Ину.
Янгар спрятал письмо в тубу.
Придется ехать.
Встать перед золотым троном и склонить голову перед человеком, который не достоин поклона. Выслушать недолгую речь, которую напишут для Вилхо другие, и сделать вид, что в радость исполнить и этот приказ...
...о неподчинении и речи быть не может.
...а клятва?
...что кёнигу чужие клятвы.
— Пожалуй, — Янгхаар опустился на подушки и, подхватив одну, из серебряной колючей ткани, обнял. — Я больше не хочу служить кёнигу.
Кейсо нахмурился.
Забавный он человек. Никогда-то прямо не скажет, все будет виться словами вокруг да около, или брови хмурить. И сдвигаясь к переносице, почти касаясь друг друга, меняют они толстое его лицо. Складками идет лоб, щеки словно больше становятся, и нос почти исчезает меж них.
— Я не собираюсь идти против Вилхо, — пояснил Янгар. — Но я и не желаю его видеть.
Он слаб, беспомощен, по-старчески брюзглив.
Жаден.
И трусоват.
Хитер. Порой бесчестен.
Но хуже всего, что сам облик Вилхо вызывал у Янгара глубокую внутреннюю неприязнь. Он, видя этого разбитого болезнями, с любовью перебирающего собственные страдания, человека, вновь и вновь чувствовал себя обманутым.
— Кёниг может... неправильно понять это твое желание, — Кейсо не стал садиться. Он расхаживал по шатру, двигаясь беззвучно. И лишь полы шелкового халата, на сей раз темно-синего, с аистами и тростником, колыхались.
— Ты его правая рука.
Которая устала держать меч.
— Не спеши, — попросил Кейсо и, пробежавшись пальцами по складочкам короткой шеи, произнес. — Пиркко-птичка сидит нынче у подножия трона. Так сказал мне добрый человек, что привез письмо. А еще сказал, будто бы песни ее весьма радуют Вилхо. Умеет птичка выбирать правильные слова.
— Прикажешь бояться?
— Посоветую быть осторожным. Но ты ж не послушаешь...
Кейсо выразительно постучал по руке. И Янгхаар улыбнулся: ну да, еще ныли раны, оставленные клыками маленькой медведицы. И верно то, что могла она руку сломать. Или до горла добраться. Но ведь не сломала же? И не добралась?
А раны уже и затянулись почти.
Зато теперь маленькая медведица приходит к Янгхаару. И ждет его, и ложится, позволяя лечь рядом. Он расчесывает густую шерсть ее, удивительного рыжего оттенка, и рассказывает истории о прошлой своей жизни.
Чтобы как во сне.
Или почти, ведь в овраге нет лета. Есть дождь. И мокрые листья. Солнце. Лохмотья туч. Черные деревья и старая ель, под лапами которой сухо. Там хватает места для двоих, ведь медведица не столь и велика, а Янгару много не надо.
От ее шерсти пахнет не зверем, но опавшей листвой и медом.
Мед она любит.
А сырое мясо — нет.
И вчера медведица положила голову на колени Янгара. А он гладил массивный лоб и молчал. Ему просто было хорошо.
— У нее глаза моей жены, — сказал Янгар, откидываясь на подушки.
Он принял решение. Янгхаар Каапо, Клинок ветра, и вправду оставит кёнига.
И дворец, где слишком много золота и условностей, чтобы чувствовать себя свободным.
И сам город, который так и не принял Янгара.
Пусть делят власть Золотые Рода, а Янгхаар в лес вернется, в этот самый. И дом себе поставит, не роскошный особняк с каменными подвалами, но обыкновенный, из живого дерева.
Кейсо слушал, терзая тонкую свою бороденку и головой качал.
— Я знал, малыш, что твоя жена тебя ранила, но чтобы настолько... ты хоть сам понимаешь, о чем говоришь?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
