| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Распрекрасно.
Янгар уже видел этот свой дом с расписными ставнями, с крыльцом на резных столбиках, с просторным двором... и конюшня будет. Янгхаар всегда любил лошадей.
...и медведица с зелеными глазами станет заглядывать в гости.
...возможно, однажды она поверит ему настолько, чтобы остаться.
...и скинет рыжую шкуру.
А Кейсо смотрит с жалостью.
— Тебя не отпустят, мальчик мой, — сказал он, наконец. — Слишком много у тебя врагов. И слишком много за тобой обиженных. Пока боятся, будут стоять в стороне, но стоит тебе оступиться, совершить ошибку, и вся стая кинется рвать. Об этом думай, а не...
...маленькая медведица умела улыбаться.
И угощение брала из рук аккуратно. Изредка касалась кожи длинным темным языком, и щурилась, мол, не боишься?
Янгар не боялся.
Она смеялась вместе с ним. И утешала, щекотала шею горячим дыханием, когда он вдруг проваливался в память.
— Я не буду тебя останавливать, — Кейсо все же опустился на гору из подушек. И массивное тело его затряслось от чрезмерного этого усилия. — Я лишь прошу: будь осторожен.
— Конечно.
Пустое обещание.
Янгхаар Каапо не умел быть осторожным.
Последний день остался со мной.
Красный лист, прилипший к ветке, подрагивает на невидимом ветру. И муть в ручье осела. Зима подкрадывалась к лесу. А наше с Янгаром время подходило к концу.
В тот день он пришел в овраг раньше обычного и, сев на мокрые листья, ждал, когда я спущусь. Янгар распустил косы, и темные волосы легли на плечи, а я заметила, что в этих волосах изрядно седины. Он ведь еще не стар, мой муж.
— Здравствуй, — сказал он.
И я коснулась раскрытой ладони носом.
— Я рад, что ты пришла.
И я рада.
Еще один день приближает зиму. И мне-медведю хочется спать, порой я проваливаюсь в сон, который глубок и лишен сновидений, но длится недолго, ведь я-человек не привычна к таким. И выбравшись из сна, мучаюсь головной болью.
Одиночеством, которое ощущается острее, чем прежде.
И неясным желанием бежать.
Куда?
Не знаю. И бегу к оврагу, в котором ждет меня человек.
Я ложусь рядом с ним, и Янгар вытягивается, опираясь на мохнатый мой бок. Мой муж не боится холода, и осенней коварной воды, с которой в тело проникает лихорадка. Он словно и не замечает того, сколь неуютен лес. И что зима близка.
И что медведи не ведут себя так, как я.
А я не решаюсь обернуться человеком.
— Завтра я уезжаю, — Янгар расчесывал волосы, привычно разбирая длинные пряди. Он не смазывал их маслом или воском, как делали многие, и ленты не вплетал. Верно, некому подарить было.
Я бы вышила...
...или еще вышью.
Когда решусь сказать.
Поверить.
Он добр со зверем, но я-человек помню его другим.
— Кёниг желает видеть меня, — в голосе слышится печаль и раздражение. — Ему надоела война. Рассказать о кёниге?
Его истории странны.
И я соглашаюсь.
— Когда я пришел на Север, — он заплетает косу. И мне нравится смотреть, как ловко движутся смуглые пальцы, — то боги приняли меня. Я слышал, как они отозвались. И здесь, внутри...
...Янгхаар кладет раскрытую ладонь на грудь.
— ...словно что-то переменилось. Отозвалось. Я вдруг понял, что вернулся домой.
Он все равно чужак.
Для отца. И братьев. Пожалуй, для всех, с кем столкнет его судьба.
— И тогда я спросил у богов совета. Мне надо было знать, что делать. И боги ответили. Трижды бросал я руны, и трижды выпадало, что мой путь лежит во дворец. Я подчинился их воле.
Косы Янгар перевязывает кожаными шнурками.
— Олений город не так и велик... ты, конечно, не поверишь, но он и вправду мал по сравнению с белокаменным Баххди, не говоря уже о Кишеме благословенном, в котором сидит Богоравный Айро-паша. Кишем столь огромен, что дня не хватит, чтобы добраться от восточной стены до западной. А еще три понадобится, чтобы подняться на белую гору, где стоит дворец паши. Я видел его издали... его видно отовсюду, даже из казарм.
Его голос дрогнул, а пальцы выпустили черную косу.
— И с площади Девичьих Слез тоже... там казнят тех, кто преступил закон паши. И меня, если бы поймали, отправили бы туда... или на арену. Не знаю, что хуже.
Он цепляется за мою шерсть, и я ворчу, успокаивая. То, что было, уже не вернется. Остались за морем и площадь, и казармы, и сам благословенный Кишем, которого я никогда не увижу. Да и Янгар вдруг вспоминает о том, что рассказать собирался вовсе не о той, далекой, стране.
— Так вот, — он вновь спокоен. — Олений город вовсе не так уж велик, а дворец кёнига — роскошен, как думает Вилхо. Да, он построен из камня. И два десятка колонн держат потолок тронного зала. А пол в нем вымощен белыми плитами. И тянется по нему алая дорожка, ступить на которую дозволяется лишь просителю. Два десятка шагов делает он к трону... и на коленях.
Еще одна коса отброшена за спину, а Янгар продолжает рассказ.
— Я на колени вставать отказался. У подножия трона стража стоит. Дюжина аккаев в золоченом доспехе. И поверь, что сложно найти воинов лучше... они попытались поставить меня на колени.
Янгар улыбнулся этим своим воспоминаниям.
— И я одолел всех. А потом сказал кёнигу, что не желаю ему зла, но хочу присягнуть на верность... тогда он показался мне человеком, достойным клятвы. Я стоял у подножия золотой горы и смотрел на него. Он был гигантом с голосом, подобным грому. И солнечный свет покрывалом лежал на его плечах. Пожалуй, тогда я подумал, что в его жилах и вправду течет кровь богов... все ложь, маленькая медведица.
Я лизнула запястье, утешая. А Янгар потрепал меня по холке.
— Я попросил его о малости — дать мне сотню воинов. И врага... он рассмеялся и сказал, что я нагл, и надо бы дать мне сотню плетей, но... у Вилхо много врагов. А драться сам он не способен. И я получил пять сотен аккаев, а с ними приказ... подавить мятеж.
Улыбка исчезла с лица Янгара, и потемнели глаза.
— Тогда мне было безразлично, маленькая медведица, с кем сражаться. Я больше ничего не умел... и до сих пор не умею. Только убивать. А уж кого... разницы не было. Мы взяли поместье с лету. И я сам казнил мятежников, а головы отправил своему кёнигу. Что до остальных, то... пять сотен аккаев славно повеселились в те дни. Потом было другое имя... и третье... и вскоре не осталось никого, кто дерзнул бы выступить против кёнига...
...так родилась легенда о Черном Янгаре, верном мече кёнига Вилхо.
Наклонившись, Янгар коснулся губами моего носа.
— И меня отправили к границе...
В тот день Янгхаар задержался дотемна, и я по сложившемуся уже обычаю провожала его до окраины леса. С опушки видно было поле, оцепленное кострами, и тени шатров.
Рука Янгара лежала на моем загривке, и он время от времени останавливался, словно не желая, чтобы недолгий путь закончился.
— Маленькая медведица, — он ласково провел ладонью по голове. — Скажи, ты же не совсем медведица?
Я осторожно перехватила запястье клыками. Ответ ли это? Янгар поймет.
И понял. Остановился и руку убрал.
Несколько мгновений тишины, разодранных голосом неясыти. И вновь прикосновение, нежное, скользящее.
— Мне надо уехать. Пойдешь со мной? — спросил Янгар.
Он присел и, обхватив морду, руками, заглянул в глаза.
Пойду.
И нет. Останусь.
Я не хочу быть ручным медведем, удивительно разумным для обыкновенного зверя.
И не настолько верю Янгару, чтобы стать человеком.
Да и куда уезжать? Вернее, откуда? Мой лес почти безопасен, Горелая башня — дом, который я не хочу покидать. А с Янгаром... однажды у нас уже не получилось быть вместе. И пробовать снова... довериться...
— Хорошо, — он уткнулся лбом в мой лоб. — А если я уеду и вернусь сюда, то найду тебя снова?
Пожалуй.
Я готова подождать его.
И буду рада услышать вновь. Его и его громкое сердце, которое мне хочется попробовать на вкус.
Вот только после его ухода я не нахожу себе места. Мне тесно становится в доме моем.
Глава 22. Олений город
Давным-давно, когда разломанный пополам мир вновь стал целым, он был плоским, как тарелка. И старик Йонхо гонял стадо солнечных оленей от края до края. Мир гремел, прогибался под ударами оленьих копыт, и однажды треснул. Провалился в трещину самый большой и красивый из оленей Йонхо, да так, что только рога над землею подымались деревом дивным. Как ни пытался старик оленя достать — не сумел. И обиженный, увел все стадо на небо — мол, оно попрочней будет.
Говорят, что тысячу лет стояло Оленье дерево, пока однажды не пришел с изнанки мира человек без имени. Он был огромен и черен волосом, а глаза имел узкие и синие. Его кровь и поныне сильна в каждом из аккаев. Срубил тот человек Оленье дерево и построил из него дом.
Так появился первый дом на Севере.
А после и город возник.
Он и вправду был куда меньше тех городов, в которых довелось побывать Янгару. И теперь, подъезжая к холму, укрытому за пеленой дождя, Янгхаар Каапо вспоминал их.
...седые стены и песок, что подобрался к ним вплотную. Занесенные русла каналов. И старые акведуки, которые каждый год расчищали и укрепляли. Вот только не в человеческих силах было вернуть им молодость.
...каменные пустоши старых кладбищ, где среди роскошных каменных гробниц обитали гули и шакалы, и вой их разносился в ночи.
...квадратные дома, защищенные от ветров, и крохотные внутренние дворики, где было место прохладе и тишине. И Хазмат, когда случалось настроение, устраивался под мандариновым деревом и, раскурив кальян, говорил. Он любил говорить о послушании и награде, глотая дым. И голос постепенно становился сиплым, а речь — неразборчивой... напившись белого дыма, Хазмат замолкал, приваливался к стволу дерева и сидел. А из приоткрытого рта текла слюна, и в этом было что-то умиротворяющее.
...площадь Бейсам, на которой раскинулся самый большой невольничий рынок. Здесь пахнет мясом и розовым маслом. Неторопливо движутся паланкины. Снуют мальчишки-водоносы, и гортанные голоса зазывал мешаются друг с другом.
...грязь рыночных окраин и сладостные ароматы центра, где стоят дорогие шатры. Там особый товар, который не каждому по карману. И этот товар берегут.
— Не вертись, — шипит распорядитель, дергая за цепь. И Янгар давит рычание. Он снова на этой площади, и спина привычно саднит, пусть бы ее три дня натирали маслом, чтобы поскорей сошли следы плети. За битого меньше дадут.
Впрочем, хозяин согласен и на малость.
Вот только распорядитель вздыхает: рабы ныне упали в цене и сильно. Все из-за войны, благородный Кизмет, верно, слышал... идут и идут караваны... а с ними приходят на площадь Бейсам мужчины, сильные, как волы, и женщины красоты удивительной.
И просят за них совсем недорого, вот есть у распорядителя на примете верный человек, у которого можно прикупить рабов... нет, не интересует? А жаль. Дешево ведь. Война же рано или поздно закончится и тогда... все равно нет? Что ж, как благородный Кизмет скажет. Но и сильные рабы стоят ныне непозволительно мало. А тут мальчишка поротый-перепоротый. И по глазам видно — упрямый, что шайтан, тот, который в песках обретается. За такого и дирхем просить — дорого.
Но хозяин мнет тощие руки Янгара, лезет пальцами в рот, растягивая губы.
Да, мальчишка упрям, но и вынослив. Худой? Зато жилистый! День без воды провел, и не поморщился. А упрямство... любое упрямство лечится. Просто нужен кто-то с твердою рукой и не столь добрым, как у благородного Кизмета, сердцем.
Площадь Бейсам пустеет к полудню. Открываются чайные дома и благородные курильни, в которых звенят фонтаны и царит прохлада. И там, в центре рынка, хозяева спешат укрыть дорогой товар от солнца. Спешат разносчики с прохладной водой из горных ручьев, с зеленым терпким чаем, со сладостями и маслами...
А на окраинах распорядитель тычет палкой в ребра.
— Иди в тень.
Янгу переползает под навес. В клетке осталось пятеро. один к вечеру умрет, и распорядитель то и дело поглядывает на него, верно, гадая — не проще ли сразу добить. Но нет, за раба даден залог, и хозяин не вернет его...
— Как зват малчк? — северянин тяжело дышит. У него вспухли губы и язык раздулся. Глупец пытался перегрызть веревки, вымоченные в соленой воде. Мало того, что не вышло, так и распорядитель в наказание запретил поить северянина. Нет, к вечеру воды дадут, но до вечера еще несколько часов, а солнце палит немилосердно.
— Янгу.
— Янгар, — северянин переиначивает имя. — Янг... хаар. Клинок ветра. Хорош имя. Силный.
Он говорит смешно, но Янгу не смеется. Ему странно, что он понимает речь северянина. И потому Янгу не отстраняется, когда северянин трогает волосы.
— Янгхаар злой. Не хотеть раб. Быть. Наарту, — он бьет себя кулаком в грудь. — Ты моя кровь.
Янгу качает головой: его дом здесь.
— Да, — северянин пощупал спутанные волосы. — Меня понимать. Темный. И глаз...
Оттянув край глаза, он показал, что имеет в виду: узкие глаза были у Янгара.
— Нос. И рот. Ты есть моя кровь. Север. Аккаи...
— Тебе показалось.
Полузабытые слова слетают с губ. И северянин смеется:
— Ты говорить. Север. Я рассказать... Север — красиво. Там красный песок нет. Солнце добрый. Не жжет, гладит... — его глаза затуманились, а разъеденные солью губы тронула улыбка. — Север... дом... я говорить. Ты слушай.
На площади Бейсам Янгу впервые услышал историю про старика, который гонял солнечных оленей от края до края мира. И про Олений город, стоящий на пяти холмах. И про палаты, прекрасней которых нет... про землю, где жили совсем иные боги.
Северянин говорил и днем, и ночью. Он словно чувствовал приближение смерти и боялся не успеть рассказать. А Янгу, слышавший десятки подобных историй, не спешил прервать эту.
Он видел ту, другую землю.
Постепенно сам преисполняясь уверенности, что именно там, за морем, остался его дом.
Просто Янгар о нем забыл, но он найдет дорогу.
— Север, — на пятый день северянин мог лишь шептать, хотя ему давно давали воды вдосталь, и распорядитель даже врача позвал. А тот сказал, будто внутри у раба поселилась утробная гниль, и спасти не выйдет, но надо добивать, поскольку этак северянин и прочих заразит. — Север примет... Янгхаар. Идти на Север. Клинок ветра...
Синие глаза стали вдруг черны. И северянин, схватив Янгу за руку, рванул на себя. Он сдавил его крепко, лишая возможности закричать, и наклонившись к самым губам, выдохнул.
— Подарок. Маррку.
Дыхание его было гнилым. И Янгу едва не вырвало. Когда северянин разжал руки, Янгу перекатился от него так далеко, как цепь позволила.
— Подарок, — повторил северянин, слизывая кровь, которая пошла из носу. — Боги Севера помнят о тебе, мальчик.
Этот голос уже не принадлежал человеку.
Когда северянина не стало, Янгу ощутил нечто, похожее на печаль. Без его рассказов время тянулось медленно.
Впрочем, ему не позволили горевать долго.
На следующий же день за Янгу вернулся хозяин и отвел его в казармы. А еще спустя две недели Янгу встретился со своим медведем...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
