Жить в этом... можно. А вот оборонять — неудобно. Но холм довольно крутой, можно будет нормальный частокол поставить, по верхнему краю склона. Подкопать, соорудить подпорную стенку типа "Стены плача", как на Храмовой горе в Иерусалиме... Тут постоянно нужно о фортификации думать. Хоть бы на уровне крепкого забора. Ниже колодца поставим ворота. Как в Паучьей веси сделано.
Стоп. Хрень получается.
* * *
"Как-то собрались трое физиков и трое математиков поехать поездом в соседний город на симпозиум. А куда ещё они могли по трое собраться? В кассах физики купили три билета, а математики — один.
— Как же вы втроём по одному билету поедете?
— У нас есть наши специфические математические методы!
В поезде математики забились втроём в вагонный сортир. Кондуктор, собиравший билеты, постучал в дверь туалета. Оттуда высунулась рука с билетом. Кондуктор билет забрал и ушёл. Поезд тронулся, математики спокойно расселись на свободных местах.
Долго ли, коротко ли, но даже симпозиумы имеют свойство заканчиваться. На обратную дорогу три физика берут уже один билет на троих. Есть же известный математический метод! А математики — ни одного.
— Как же вы поедете?
— У нас есть наши специфические математические методы!
В вагоне три физика забиваются в один туалет, три математика — в другой. Незадолго до появления кондуктора один из математиков подходит к туалету с физиками и стучит в дверь. Оттуда высовывается рука с билетом. Математик забирает билет и идёт к своим коллегам по сортиру. Потом приходит настоящий кондуктор".
* * *
Подражание без понимания — дорога к изумлению. В смысле: ну и дурак же я был! В "математических методах" нужно ещё и смысл соображать.
У "пауков" — ворота в сторону реки и от неё довольно близко. К реке — потому что водопой, водозабор, прачечная.... Да и вообще, река здесь — главная дорога, магистраль. У меня так не получается. Потому что у пауков ворота высоко — вдоль ограды есть путь, который в половодье не заливает. А здесь зальёт. А ворота должны быть доступны при любой погоде. Не для того, чтобы войти, а для того чтобы выйти. Точнее: чтобы стадо выгнать. И тогда как?
Классика инженерии: нерешаемую задачу разбиваем на части и решаем по кускам. Декомпозиция называется.
Делаем двое ворот: на речном конце, в сторону существующего селения, магистрали и водоснабжения. И на противоположном — в сторону сухого леса. Дальше там и пастбище есть. А если ещё одни? Типа: "окно в Европу".
Ещё чуток понапридумываю и получу семивратные Фивы. Не, не надо. Древнегреческие Фивы плохо кончили. Опять же, народная мудрость: "слишком хорошо — тоже не хорошо".
Я прикинул длину и ширину будущего селения, сделал зарубки на крайних деревьях. Вроде бы нормально. Но опыта градостроительства, хоть и в малых формах, у меня нет. А обсуждать эти планы с моими людьми... Кпд как у паровоза. Нужно искать экспертов.
Должны же быть мастера по строению городов на Руси!
* * *
Чётко помню, что позже, с Ивана III начиная, в Московской Руси дело градостроения было поставлено на поток и на довольно высоком уровне. Разрядный и Городовой приказы постоянно создавали и заселяли новые города. Причина простая: для укрепления оборонительных рубежей на них должны быть гарнизоны. А для прокормления воинов нужны мирные жители. Потом на картах России появляются названия с корнем "черт...". Понятно, что в православном государстве чертей в качестве покровителей поселений не использовали. Это от "черта" — рубеж, граница.
Тогда же были детально прописаны типовые решения: город на тысячу семей, отвод и межевание земли, количество и суточный дебет источников. Отдельно — качество воды. При устроении новых станиц кубанских казаков уже в двадцатых годах 19 века по этому, водному, поводу большой скандал был.
* * *
Судорожно перетряхивая память, вспоминая наставления какого-то византийского императора о строительстве городов, из которого в голове зацепилась фраза: строить надо "так, чтобы дым и сажа из очагов нижнестоящих домов в городе не летели в окна домов вышестоящих", я уже возвращался к своим копачам, когда услышал громкие голоса.
Ну что за команда балбесов подобралась, ни на минуту оставить нельзя!
Однако это не "мои" ссорились между собой — это "мои" ссорились с "моими". Лингвистически несколько замысловато, а по сути просто — возвратились косари. Теперь мои смерды потешаются над моими слугами и моими холопами. И тему для шуток нашли ну очень подходящую: бритость голов.
Весёлый у нас на Руси народ: палец покажи — все смеются. А уж темечко углядят — в покат и животики надорвут.
Косари были с бабами и старшими детьми. Похоже, на покосе уже пошло копнение и стогование. Народу много и все старательно проявляют остроумие. В стихотворной форме. Сплошные "Пушкины" пополам с "Лермонтовыми". Пердуновские.
"Я такого не встречала
Не видала прежде я
Где допрежь была головушка
Лишь головка от х..я".
Власть стереотипов вплоть до потери инстинкта самосохранения. Умение махать железками у моих "ближних" от изменения причёски никуда не делось. Сейчас они как вдарят... Из насмешников только ошмётки полетят. Хохотуны мелкорубленные.
"Что за чудо на пригорке -
Люди удивляются
То ли ж...па, то ль лицо -
Совсем не отличаются".
К моему удивлению, и Чимахай, который заводился по куда меньшему поводу, и Ивашка, которому, как княжьему гридню, насмешки каких-то там смердов вообще терпеть не можно, только переглядывались.
Офигеть! Смена стрижки и на них подействовала?! Социальный статус, личный гонор, гордость, самооценка. "Ум, честь и совесть...". Всё — от обволосения? Это поэтому кавказцы такие наглые? А если ощипать, то станут "беленькими и пушистенькими"?
У моих, явно, вся гордость как-то... "выпала и покатилось".
А ведь задолбают простые смерды моих оружных драчунов.
"Стая удачно пущенных дятлов может задолбить до смерти слона средних размеров". Своим остроумием.
Не фига себе! То были сплошь орлы, а теперь — мокрые курицы, глаза друг от друга прячут. Скоро, пожалуй, и в штаны от страха писаться начнут. А местные "петросянят" без остановки. Крутят свой "юмор" дальше.
"То не баба, не мужик
Из горлА торчит кадык.
Не мужик то, и не баба
Голомордый будто жаба".
И ржачка в два десятка глоток. Звяга вон шапку на уши натягивает так, что скоро порвёт. Вот это убоище, ныне смущённо пальцем берёзу ковыряющее, недавно мне так смело говорило: "не умный ты, боярич"? — Интересное дело, надо запомнить. Берём нехорошего человечка, бреем его наголо, и выпускаем в народ. В наш, очень простой, исконно-посконный народ, который очень любит над кем-нибудь очень хором позабавиться. Такое радостное чувство единения возникает.
" — Давай дружить!
— Давай! А против кого?"
"Лысый! Лысый! Встань, пописай!".
Это детишки селянские голосок подают, берут пример со старших.
Народовольцы. Выражают народную волю: посмеяться вволюшку. Над "вятшими", над начальными, над опасными. Над чужими и пришлыми. Над "не такими". Инстинктивная ксенофобия, инстинктивная социализация.
Я же об этом уже погрустил! А они опять...
Но если одни мои люди не будут бояться других моих людей, то... то и меня они бояться перестанут. И дело не будет делаться. Потому что я сам везде не поспею. А над слугами моими "благонравные святорусские жители" будут матерно хором издеваться. И этот, необходимый для получения требуемого результата организованной человеческой деятельности, страх придётся вбивать заново. Кровью. Их — точно. Но, может статься, и моей собственной. Жалко.
И чего делать?
Плюнуть в глаза. "Плюнь в глаза тому, кто скажет, что может объять необъятное".
"Объять" — невозможно. Но к этому надо стремиться. Под "необъятным" я понимаю здесь наш исконно-посконный фольклор. Поскольку ответ на последнюю дразнилку я помню ещё из двадцатого века.
Что-то не встречалось прежде попадистов-фольклористов. Никогда не слыхал, чтобы социальные конфликты в среднем средневековье решались с помощью домашних заготовок в области детских дразнилок конца второго тысячелетия.
Ну и что, что не слышал? Надо же кому-то быть первым. Ну, с новым прогрессированием, Ванёк-попадунёк!
— Слышь, лохматый! Сядь — покакай!
— Ась?
Общество повернулось в мою сторону. Смешки и весёлый гомон детворы постепенно стих. Сейчас и проверим: насколько вид бритых подбородков и затылков моих слуг изменил мнение пейзан обо мне самом.
Продолжительность наполненной народным молчанием паузы сама по себе давала количественную оценку "расцвета торжества демократии" и "взлёта духа независимости" в данном конкретном коллективе. Филька потянулся, было, снять шапку под моим взглядом, но тут на глаза ему попалось безбородое лицо высунувшегося из-за спин сотоварищей Николая. На Филькином лице автоматически появилась радостно-наглая ухмылка и он, сменив, буквально — полудвижением, позу на более уверенную, из вполне раболепной на вполне свободомыслящую, не убрав весёлого выражения с лица, повернулся ко мне. С шапкой на голове и твёрдой уверенностью в своей правоте.
— Тута, эта, скопцы явилися. Ну. Дык ты глянь — морды-то, эта, вроде знакомые. Но — без волосей. Гы-гы... Бородей-то... гля, нетути! Как эти... ну... которые без мудей. Вроде, ну, мужики были. А ноне что?
— Головёнка — гладенька, а в портках-то — гаденько. Гы-гы (Это — "глас народа" из толпы сельчан).
* * *
Древние греки в качестве высшей меры наказания использовали остракизм. В Древних Афинах остракизм означал изгнание гражданина из государства по результатам всенародного голосования. У нас тоже общество голосует. Правда, не черепками, как в Афинах. И избирает человека не на изгнание, а на осмеяние. Афиняне посылали далеко и надолго, путём всенародно выраженного и демократически оформленного волеизъявления. Даже Аристотеля послали. По их закону — наказание сроком не более 10 лет.
У нас круче — в дерьмо и пожизненно.
Ну нужна в каждом коллективе хомосапиенсов "плевательница"! Этакий эталон. "Вот так жить нельзя". Чтобы сравнить себя, возвыситься и возрадоваться. И возблагодарить Господа: "я — не такой. Меня — ценят. Уважают".
Кто ценит? Кто уважает? Такие же тайно неуверенные в себе люди, ходячие сундуки комплексов, маний и фобий?
"Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты" — народная мудрость. "Скажи мне над кем ты смеёшься...". До такой мудрости народы не дорастают.
Готовность широких народных масс высмеивать обладателей врождённых или приобретённых аномалий рассмотрена в мировой литературе. "Собор Парижской Богоматери" или "Человек, который смеётся".
Прелесть коллективного осмеяния в том, что любой и каждый конкретный человек может быть оценён как дебил или урод. В том или ином социуме, в той или иной эпохе.
Один и тот же набор внешних признаков в одном месте-времени превращает человека в альфу, в другом — в гонимого парию. А душа-то — одна и та же. Была. Очень немногие личности могут выдержать постоянное давление мнения окружающих. Хоть — вверх, хоть — вниз.
"Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспаривай глупца".
Эх, Александр Сергеевич, что ж вы собственного совета и не послушались? И нарвались на пулю у Чёрной речки.
* * *
Пушкин это к музе пишет. А я — не муза, я — зараза. Вирусу всё равно: можно и "глупца оспаривать". Я стянул с головы шапку. Затем бандану. Медленно провёл по темечку ладонью.
— "Головёнка — гладенька" — это ты точно заметил. Теперь посмотрим — у кого будет "в порточках — гаденько".
Ухмылка медленно сползла с Филькиного лица.
— Дык... эта... мы... ну...
У человека печень справа. Очень удобно бить с левой. Резко. На выдохе. Укол дрючком. От всей души.
"А-ах" резко согнувшегося в поясе мужика. Прижавшего локоть к боку. Слетевшая под ноги его шапка. Какое-то неясное, но слитное движение всей толпы на меня. И, пойманное краем глаза, движение Сухана. Разворачивающего свою еловину "на изготовку".
Снова многоголосый, но едва слышный, "а-ах", чуть заметный откат крестьян назад.
Мгновение неподвижности, колебания.
И... волна по толпе: люди опускаются на колени.
Без команды, окрика, приказа.
Сами, инстинктивно, естественно.
Не падают, не рушатся — стекают.
Одёргивая зазевавшихся соседей, ещё без воя, нытья.
Текут.
Проседают.
Опускаются.
Молча.
Беременные бабы поддерживают животы, опираются на детишек под рукой. Ещё ни кряхтения, ни жалоб. Сначала наклонили головы, потом спины, потом опустились на колени. Но движение не закончилось. Уже коленопреклонённые они продолжают течь дальше. Уже стоя на коленях, снова пригибают головы, чтобы не попасться под мой взгляд, чтобы не выделяться. Ниже, ещё ниже.
"Пасть на лицо своё".
Дошли, опустились, "пали".
"И милость к падшим призывал".
К каким "падшим"?! К вот этим?! Которые "на лицо своё"? От страха наказания за глупые шутки? За смех над попыткой навести хоть какую-то чистоту? Хотя бы "на морде лица". Побойтесь бога, Александр Сергеевич! Вы ещё попросите за туберкулёзника, который свои сопли в яслях над кроватками развешивает. Нету у меня для таких милости. И не будет.
Картинка как в большой мечети в пятничную молитву: ряды торчащих задниц, уходящие к горизонту. Наверное, в этом есть глубокий смысл: человек лучше всего воспринимает суры Корана именно этой частью тела.
Только в мечетях — задницы мужские. Квартал "Красных фонарей", сменивший ориентацию. Неужели и Аллах — гомик? И вот это зрелище — "радует всевышнего и привлекает благодать и милость его на головы верующих", на обрамления другого, входного, отверстия пищеварительного тракта?
Саввушка многому чему меня научил. Вот так стечь, "пасть ниц" я теперь и сам могу. Но во мне это воспитывал профессиональный палач в третьем поколении. Мастер правдоискательства и истино-вбивательства. А эти? Это же просто пейзане, просто чьи-то предки! Наши щуры и пращуры. Откуда у них такая готовность "... и распростёрся на лице своём"? Кто в них это вбивал? — Кто-кто. "Конь в пальто". "Не мы таки — жизнь така". Называется — "Святая Русь".
Последним к общему стаду торчащих в небо задниц присоединился Филька. Задницы явно отличались от мечетских: много мелких — детских. А вот мужские и женские почти не различаются. Рубахи-то у всех длинные. Торчит что-то, полотном обтянутое.
Мда, положение "мордой в землю, раком кверху" при наличии длинной свободной одежды обеспечивает наивысший уровень гендерного равенства и единообразия. По крайней мере — для стороннего наблюдателя.
— Вот и славно. Я сам хожу с голой головой и причины для смеха в том не вижу. А коли есть кто особо смешливый — пусть встанет. Я послушаю, может, и вместе посмеёмся. Нету? Жалко. Скучно как-то стало. Не смешно. Тогда сделаем так. Ивашка, мужиков Пердуновских немедля обрить, как и вы сами обрились.
— Как?! Господине! Да за что ж такая казнь египетская?! Да в чём же мы согрешили-то?!
