Хорошо — общага. Шесть здоровых мужиков подхватили носилки с бабушкой, отнюдь не "божьим одуванчиком", и бегом, на руках, с седьмого этажа. Почему на руках? Так общага же: в лифты ни носилки, ни гробы не влезают. Лестничные проёмы узкие, на площадках не развернёшься, перекидываем через перила как диван какой-нибудь. Две пары держат, третья перескакивает через перила на следующий лестничный пролёт...
На уровне второго этажа я такой хрип и услышал. Первый раз в жизни. Всё никак не мог понять: чего это она? Прокашляться не может? Потом, уже во дворе, когда медики после получасовой суетни со шприцами и семикиловольтными дефибрилляторами стали упаковываться — дошло.
Вот этот звук и называется "предсмертный хрип". Если не знать контекста — сам звук сильных эмоций не вызывает. Такое... судорожное движение воздуха. Довольно быстро прекращается.
* * *
Вот и у Макухи кончилось. Я уж решил — всё. Но он вдруг вскрикнул, дёрнулся. Шумно заглотил ещё одну порцию, ещё один вдох. Последний. И затих окончательно.
Плотно зажмуренные от боли в сломанной спине глаза его распахнулись и остекленело уставились в лунный диск, нижняя челюсть медленно отпала, всё тело обмякло, оплыло.
Умер. Сам. Дождался. Не придёт на этот раз ко мне ужас лесной — князь-волк. Теперь можно и в омут.
— Берите носилки. Пошли.
По поднявшемуся после проноса ведьмы камышу протопали к краю бочажка. Тёмная, неподвижная вода загадочно отблескивала в лунном свете.
Темно, ведьмы не видать. Но картинку её "оборота" я и так себе чётко представляю.
Носилки одним краем опустили на узкую полоску песка по бережку, отвязали ремни.
Чисто автоматически, следуя бритве Оккама: "Не умножай сущностей", — отправил Ноготка за лошадьми. "Меньше знает — крепче спит". Едва шорох камышей под его шагами стих, как Сухан поднял край носилок. Туша мёртвого вирника шумно плюхнулась в мёртвую воду.
Как и положено для судебного пристава — всё по закону. В данном конкретном — по закону Архимеда: "Тело впёрнутое в воду — выпирает из воды". Выпирает. Но не сильно.
Снова волна побежала по этому странному месту. Зашуршали, закачались камыши вокруг. И всё затихло. Ведьма-язычница и "княжий муж", тащивший "благую весть"... "В одном флаконе". Точнее: "в одном омуте".
Что ж, им найдётся, о чём поговорить в вечности. А меня ждут дела. "Здесь и сейчас".
К сему времени кровь многих душ христианских была уже на руках моих. Но вирник Степан Макуха был первым, на которого я смотрел не как на человека - худого ли, злого ли, враждой ли ко мне дышащего. Но как на функцию, как на "служилого". И убиен он мною был не для защиты жизни своей или людей моих, но того ради, чтоб "функция" сия исполнялась более ко мне благорасположенно.
Не имея в те поры средств для изменения законов, в краях сих действующих, должен был я стремиться к бездействию их. В той части, которая мои дела затрагивала. Так в смертях человеческих, мною свершаемых, всё более на смену ярости и страху приходили соображения целесообразности и выгодности.
Мы вернулись к лошадям, но прежде чем отправиться на заимку, я решил провести "воспитательную беседу".
— Ноготок, то, что ты видел рассказывать нельзя никому. Никогда. Ни другу-брату-свату. Ни попу, ни начальнику, ни прохожему-перехожему. Ни под пыткой, ни спьяну, ни на исповеди. Понял?
— Ага. Насчёт пытки и пьянки — понятно. Только... Поп-то спрашивать будет. Чего говорить-то?
— Правду. Одну только правду, ничего кроме правды. Но — не всю правду. Вот слушай: "Покаяние" — славянский перевод греческого слова "метанойя", буквально означающего "перемена ума". Но ты-то нанялся ко мне в службу с нынешним своим умом. Мы составили ряд, договор с тобой. С таким, какой ты есть. Ежели ты меняешь себя без моего согласия, то рушишь наш уговор. Это клятвопреступление — один из семи смертных грехов. Вывод: для тебя искренняя исповедь — грех. А неискренняя — ложь перед Господом. Что снова грех. Так что говорить самому или на вопросы попа отвечать про дела мои и тем менять ум свой по делам этим — тебе нельзя. Теперь посмотри на это с другой стороны: исповедь — очищение души стыдом. Сделал ли ты что-либо стыдное? Нет. Значит, и греха на тебе нет. Или ты собрался священнику всякий свой шаг пересказывать? Всякий вдох и выдох? Вот и об этом говорить на исповеди — не следует. И третье: исповедь — очищение от собственных грехов. Если же ты, по воле моей, в делах моих, сделал нечто худое, то сие есть мои дела и мои заботы. Это — мои грехи. Не рассуждай на исповеди о прегрешениях соседей или знакомых — только о своих.
— Оно-то так, но... иной поп как клещ вцепится и давай душу мотать.
* * *
Вообще-то — да. Вопросники, которые следовало заполнить ответами кающегося, существовали с первых веков христианства. Понятно, что такая массовая организация, как христианская церковь, постоянно стремилась к бюрократизации всей своей деятельности.
"Артиллерия в особенности имеет свойство обрастать множеством уставов и регламентов" — это Эренбург о молодом капитане Испанской Республиканской армии, который летом 1936 года остановил франкистские танкетки где-то на выжженных холмах Гранады. Пушки среднего калибра ударили по движущимся бронированным машинам прямой наводкой.
" — Но так же нельзя. Не по уставу.
— Знаю. Но очень было жалко терять мои пушки".
Потом это стало фирменным русским приёмом. Когда генерал Говоров прямо требовал: "При нынешней насыщенности передовой линии автоматическим оружием, артиллерия должна находиться непосредственно в боевых порядках пехоты".
По уставам, регламентам, инструкциям, наставлениям и поучениям количество вопросов, которые должен был задать священник на исповеди, доходило до нескольких сотен. В разы длиннее, чем анкета времён культа личности. Даже в начале третьего тысячелетия церковники и миряне пытаются такими списками навести порядок. В своих головах и в своей совести. Систематизация. "Грехи против бога, грехи против ближних, грехи против себя...". Тяжкие, не тяжкие, особо тяжкие...
— Пятерёнки шестирёночные есть? Ставь псицу.
Армия меняет свои уставы, когда её бьют. Но церквям, как правило, и это не помогает. Только раскол может изменить ситуацию. Новые фанатики устанавливают новые правила. Не надолго — на смену им под новыми названиями, в новых одеждах, приходят те же бюрократы.
"И нет ничего нового под луной".
* * *
— Вот тебе, Ноготок, моё слово: от того мига, как вышли мы с заимки, до того, как войдём назад, — забудь сделанное, виденное, слышанное. Не забудешь — плохой слуга. Грешен в клятвопреступлении. Ибо клялся мне, что исполнишь всякую волю мою, но не исполнил. Забудешь — тогда есть известное правило: если человек не утаивает грехи сознательно, если исповедь приносится им искренне, чистосердечно, с намерением исправиться, ему прощаются все грехи: и те, которые он назвал, и те, о которых забыл, и те, которые он сам в себе не замечает.
Дожил — прогрессирую в "Святой Руси" богословские конструкции русского православия начала третьего тысячелетия: мысль о том, что грехи на исповеди или все прощаются, или все не прощаются, а третьего (то есть какого-то частичного, неполного прощения) — не дано. Достоверность утверждения проверена Московской духовной семинарией. Профессиональный анализ "творений всех Святых Отцов" позволяет утверждать: "прощаются ВСЕ грехи", а не только исповеданные.
— Так-то оно так. Да ведь не отстанет. Епитимью наложит.
Ноготок прав. Священник — человек. "Ничто человеческое ему не чуждо". А хомосапиенсы любопытны как все обезьяны. Масса людей любит сплетничать, копаться в чужом белье, в чьей-то личной жизни. Узнавать чужие тайны, вынюхивать что-нибудь "стыдное". И ещё: одна из самых сильных человеческих эмоций — досада от обманутых ожиданий.
* * *
" — Падре! Я грешна!
— О! Ну-ка, ну-ка. Рассказывай. Покайся, и Господь простит.
— Каждый вечер перед сном... Я не могу! Мне стыдно!
— Покайся, дочь моя, и возложи надежды свои на Господа нашего Иисуса. Ибо всемилостивый Он. И нет греха, который Он не может простить. Ну, так что такого... греховного, такого стыдного, ты делаешь перед сном?
— Я... я выковыриваю грязь, что собирается между пальцами ног. И нюхаю её. И мне нравится. Это страшный грех?".
Это следующее столетие, 13 в., Северная Италия. Священник, обманутый в своих ожиданиях насчёт "страшного греха", в досаде наложил епитимью: год не мыться.
Наверное, смысл в этом есть: запах от всего тела будет такой, что "выковыривать грязь, что собирается между пальцами ног" будет уже не интересно. Но запретить мыться юной селянке в условиях жаркого климата, неотменяемых полевых и домашних работ, на фоне регулярного менструального цикла... Девушка заболела и умерла. Мучительно. Убийство в особо жестокой извращённой форме? Причём здесь это?! На всё воля Господа. "И ничего не делается без соизволения Его". Включая идиотов во власти. В том числе — и церковной.
Искренне верующий человек превращается в игрушку "менеджеров" своей веры. Искренне неверующий — в игрушку себя, своих страстей, своего ума. Кому живётся лучше: мячику, который пинают двадцать здоровых мужиков в трусах на футбольном поле, или мячику, который прыгает сам по себе?
Ну, наверное, смотря кого чем "надули".
* * *
— Вот что, Ноготок, будут приставать — посылай ко мне. Твоё дело — молчать. Моё дело — отвечать. Давай каждый будем делать своё.
Нормалёк. Гитлера цитируешь, Ванька. Тот тоже обещал солдатам вермахта принять все их грехи на себя. "Идите и убивайте. Бог — с нами. Gott mit uns".
* * *
Эта надпись была на пряжках солдат прусской, потом — германской армии. Она же, на русском языке, в Большом Государственном Гербе Императора Российской Империи. Так что, "бесноватый канцлер" был не первым. Во все времена бывали "фюреры", которые выдавали своим последователям "всеобъемлющую индульгенцию". Тотальное освобождение от грехов именем божьим.
А почему нет? Если наказание, "кары господни" носят тотальный характер, если они посылаются на целые народы и местности в форме мора и глада, то и прощение должно быть тотальным?
Принцип индивидуальной ответственности за грехи свои, за своё личное действие или бездействие, в христианстве постоянно заменяется ответственностью коллективной. А раз "все равны перед богом" и его карами, то есть и такие, кто "равнее".
Если есть святые, блаженные, праведники... у которых с ГБ "особые отношения", которые могут отмолить не только свои личные прегрешения, но и чужие, то они, естественно, могут, "основываясь на наработанных, устоявшихся связях" в этих, уж воистину "высших сферах", выдавать и индульгенции.
Вполне по Некрасову:
"Он туда протиснет взятку,
Что руками разведешь!..".
Наиболее массовое освобождение выдал сам Иисус: освободил всё человечество от "первородного греха". Какое отношение имели его современники к событиям четырёхтысячелетнего (по Торе) прошлого? Ну, наверное, прямое. Господь не владеет понятием "срок давности".
Проблему оценки греховности конкретно убийства человека человеком наиболее точно решил легат Святого Престола при Симоне де Монфоре, предводителе крестового похода против еретиков-альбигойцев в Южной Франции:
— Как отличить еретика от "доброго христианина"? И, соответственно, благое дело очищения лика земного от слуг диавольских от греха смертного в форме нарушения заповеди "не убий"?
— Убивайте всех. На небесах разберутся.
* * *
Небо уже начинало сереть, когда мы вернулись "под крышу дома своего".
Дом — есть, крыши — ни одной. Пора кончать эту разруху. Субботник им, что ли, спрогрессировать? Так ведь не Советская власть — по субботам и так все работают. А в воскресенье работать — страшный грех. При царе Алексее Михайловиче за это так кнутом били...
Интересно, а какой сегодня день недели? Ладно, пока не знаешь — не согрешишь
Начинаем... с уборки покойников.
Начали. И понеслось...
Убиенных — на коней вьючить? Или как вирника вывозили — на носилки цугом? — А фиг вам, православные. Кони ночь работали, теперь пусть отдохнёт скотинка. Я вам не французский кавалерист в августе 1914-го: "лошадь должна быть как женщина — всё сама. И ещё возить меня в атаку". Нет уж, сами носилки из жердей сделаете, сами ручками потянете. Не далеко, не надорвётесь.
Запасы провианта кончились. Сколько чего надо взять в Пердуновке? А надо? А на сколько человек? А на какое время? А вообще — чего дальше будет? Строиться? Где будем строиться? Ставить новые подворья вокруг заимки? Мои в один голос: "низя". Воды проточной нет. А где? Возле Пердуновки? Надо смотреть.
Ни Рябиновку, ни "Паучью весь" толком расширять невозможно — они на холмах стоят. Подножья этих возвышенностей в половодье вода заливает. Для селения нужно высокое место. Но чтоб вода была рядом.
Споры на эту тему меня просто взбесили. Но мужики зацепились серьёзно. Я же специально их по разным парам развёл, к разным носилкам приставил. А они друг с друга глаз не сводят, всё норовят друг к другу подобраться да в морду плюнуть. Так всю дорогу и переругивались нещадно. Естественно, Чимахай с Ивашкой.
Зато чуть не бегом добежали. Вот из чего "перпетум мобиле" делать надо: из человеческих глупости да гонора!
Насчёт воды — вопрос серьёзный.
"Птицы" привыкли воду брать в ручейке. В болотном бочажке, в речке. Охотники, одним словом. Ну, так они почти все и вымерли. Ивашка последние годы воду из Снова потреблял. Пошла баба по воду, принесла с речки пару вёдер. И так три-четыре раза в день. Но Ивашка-то ещё и по Южным землям побегал. Где воду просто так не найдёшь. Он смысл в колодцах с этой стороны видит. А мне моя санитария довлеет: нельзя поить людей водой из открытых источников. Особенно — в населённой местности.
