Концовка известной экранизации "Понедельник начинается в субботу", содержит реализацию мечты одного из персонажей: "я буду в этом здании на коне". Вот на охлупене с конской головой он и оказывается.
А остались мы не охлупленные (или охлупененные?) из-за появления в команде второго плотника. В какой-то момент два мастера деревоповала и щепадёра — Чимахай и Звяга — сошлись у одного бревна. И начали тесать его с двух сторон. С, как потом выяснилось, разными целями. Что именно каждый из них имел в виду, я так и не понял, но общий результат коллективной деятельности состоял в куче щепок. Поскольку по "всемирному закону подлости" бревно было последним, то и... "охлупень не сыскался".
Наблюдая за постепенно увеличивающейся загруженностью мужиков алкоголем, я сообразил, что вижу некоторую неправильность.
— Ивашка! Где Хотен с Филькой и его бабой?
— Дык... Как ты сказал, господине, так и сделали. Как Звяга коней с Рябиновки привёл, так я этих и погнал. Ну. Филька-то без своей кобылы ни в какую... А так мы на неё ещё и мёртвого Пердуна нагрузили. Пованивает, однако. Филька клялся: нынче же закопают.
Наконец-то! Дотащат, не обломаются. Там, вроде, и могила выкопана. Гроба нет, пусть в рубахе положат. Всё едино — попа-то нет, некому правильность блюсть. Поп приедет, над холмиком молебнов отмолотит. А что там... То ли "макинтош деревянный", то ли рубаха льняная...
— А Макуху-вирника привезли?
— Дык... привезли. В сарае лежит. Вместе с Кудряшком и бабой. Мужики сперва хотели его сюда. Дескать, на поварне ему удобнее. Но я так смекаю, что если ты его в родник с мёртвой водой окунать будешь, то... всё едино.
— Понятно. А чего здесь Звяга делает? Почему он назад в Рябиновку не идёт?
Ивашка как-то замялся, кинул вопросительный взгляд на спорившего о чём-то с мужиками Звягу. Тот, видимо услышав своё имя, повернулся к нам, рыгнул, вежливо прикрыв рот, и... рухнул передо мной на колени.
Ё! Ой! Когда такая туша рушится в ноги — основное инстинктивное желание: чтоб не задавило. И не оглушило. Потому как орёт оно... как турбины Ту-22М при отрыве от ВПП. Ну, чуть тише.
— Господине! Заступник наш и благодетель! Воитель ярый и славный! Победитель и истребитель! Погани лесной и болотной! За веру православную ревнитель! Сирых и малых защититель! Аки святой Георгий! На дракона огнедышащего! Воздвигся ты! И рухнули заговоры колдовские! И... и чертоги премерзостные. Свет очей моих...
— Ага. И сера ушей моих. Вы что, все вместе сочиняли? Звяга, ты сколько раз текст повторял, пока запомнил?
— Эта... Ну... И воздел ты десницу свою! Подобную молнии небесной...
— Стоять! Молчать! Николай, твоя работа?
— Так я только помочь. Он чуть не на коленях просит: помогите. А я что, я ничего, чего вспомнилось...
— Кто-нибудь! Можно рассказать мне просто, по делу — что случилось?
— Дык... выгнали дурака. Вот он и просится.
Мне пришлось ещё трижды прерывать литературно аранжированные монологи присутствующих. Всё-таки, чувствуется влияние Николая: такая несколько восточная велеречивость. "Восток — дело тонкое, Петруха". Наше тоже... цветистое. Но с самоуничижением и обязательно с "гробовым" оттенком.
Мономах, к примеру, начинал письмо к своему противнику по очередной междукняжеской разборке очень иносказательно:
"О я, многострадальный и печальный! Много борешься, душа, с сердцем и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед страшным судьею, не покаявшись и не помирившись между собою".
Это — про размежевание владений и обмен заложниками из числа захваченного гражданского населения.
"Дураком просящим" в нашем случае был Звяга.
"Запад рождает дураков каждую секунду, но Нью-Йорк мечет их просто как икру".
Добавлю от себя: только наша Отчизна производит дурней в промышленных масштабах. Или они нам лучше видны?
Понятно, что моя бурная дискуссия с батюшкой родненьким в "цапленутом гнездовье" не прошла незамеченной. Включая разбитый нос, потрепанную моей детской ручонкой бороду, и специфическое влезание на коня вверх ногами. "Унижение спасением" всеми было зафиксировано и отмечено. Но зачем же это акустически воспроизводить? Да ещё — живописать?
Я, честно говоря, махая косой, представлял себе в роли "наш репортёр на месте событий" Любаву. И заранее грустил по поводу последствий. У той-то точно: ни глушилки, ни соображалки.
Зря грустил: в лауреаты местного "Тэфи" устремился Звяга. Собирая бедного вирника к месту экстрасенсорного лечения, он поделился с остальной дворней подробностями. Включая "на камне — торчало, у торчалы — мочало". Кто именно был "торчалом", и что именно — "мочалом" было разъяснено с волнующими и душещипающими подробностями.
Чем хороша информация: сколько ею не делись — меньше не станет.
Старинная русская загадка: "Чем больше из неё берёшь, тем больше она становится?" кроме общепринятой отгадки — "Яма", имеет и второй правильный ответ — "Сплетня".
Последовательность реакций — последовала. Вполне стандартная: до Акима донесли, Аким возбудился, рушничок — пожевать, виновника — вышибать. Я и сам на днях это проходил.
Звяга вылетел из усадьбы мгновенно, на рысях, чуть не уронив принайтованного к коням вирника и выданный Домной, по доброте души на "победу отметить", бочонок с бражкой. Но недостаточно быстро — успел словить последнюю фразу владетеля:
— И чтоб ноги твоей на моей земле не было.
Что сразу перевело раздражение и вздорность деда в плоскость земельно-имущественных отношений.
Если Перуновы земли — мои, то Звяга у меня жить может. Но мне по возрасту быть землевладельцем нельзя. Если вся земля — Акима, как и выходит по надельной грамотке в моей дешифрации, то Звяге надо срочно исполнять ПСЖ — "поднять свою ж..." и убираться отсюда. А он этого очень боится и не хочет. Тем более, вышибли его — как был. Не то чтобы совсем "голый и босый", но близко к этому.
Звяга глазками хлопает и плакать собирается. Ну, поплакать здесь любят и умеют. И мужи — тоже. "И прослезился" — наше, исконно-посконное.
Остальные молчат и ждут чуда: явление господских мозгов наружу. "А наш-то... Он во какой! — покумекал да и придумал... А мы-то... А они-то... А никто и не допёр бы".
Изволь, Ванюша, наглядно доказывать туземному населению собственную вятшесть и право на лидерство. За неимением ведёрного кулака — хитромудрыми мозгами.
Я глубокомысленно посмотрел в темноту двора. Там, у забора, перетирали клетчатку свежего сена два наших конька. Потом осмотрел кое-как освещённую поварню. Тут тоже продолжали перетирать жвачку. Клетчатку — челюстями, ситуацию — извилинами. Восемь пар мужских глаз рассматривали меня с разной степенью заинтересованности.
Да что они на меня так пялятся! И вот тут я им раз — и рожу! Что я — баба на сносях?
Лучше на коней смотреть. Они ко мне задом стоят — и то интереснее. И с мыслей не сбивают. Кстати, о конях. Кони — мои. Нет, я помню, что они краденные. Но остальные считают — мои. И вот эти кони сегодня спокойно сходили в Рябиновку и вернулись. Скотина же, что с неё взять. Хотя меня батюшка родненький вышиб однозначно.
— Николай, ты статью 102 из "Русской Правды" помнишь? Ну-ка, воспроизведи.
— Господине, это ж про то, как робят. Ну, холопят.
— И я про то. Так ли я помню: "Холопство обельное есть троякого вида: если кто купит (поступающего в холопы) до полгривны в присутствии свидетелей и ногату (княжескому человеку) заплатит перед самим холопом"?
— Так, господине, так.
— Послухи-свидетели есть. Княжий человек — вирник — в сарае лежит. Тащи две ногаты. Одну Звяге — это его красная цена, да и то — в базарный день. Другую ногату отдам вирнику перед холопом. Как по "Правде" указано.
Почему "Русская Правда" ограничивает возможную цену сделки сверху — непонятно. Почему цена новоявленного холопа не может быть больше полугривны, хотя штрафы за убийство раба 5-6-12 гривен, за воровство 12 — тоже непонятно.
Ну и не надо. Главное — "оставаться в правовом поле", а там — "хоть трава не расти". Хотя, если "правовое поле" — наше, "русское поле", то там такая "трава" сама по себе растёт — закачаешься. "Травки" — вволюшку. Не скажу — в чью.
Так, что-то я пропустил, что-то мои мужички... как кишечник при трёхдневном запоре — сильно напряжённые.
— Что не так?
— Дык... Эта... Ну... в холопы... За ногату? Не... может ещё чего? А?
— Акать и дыкать раньше нужно было, в Рябиновке. А теперь только окать осталось. (Американизма "ОК" здесь ещё не знают, волжский прононс тоже неизвестен, но мои уверенность и напор побеждают при любом наборе непонятных слов). Прикинь сам: Аким мне эти земли отдал, но для власти наш уговор — не закон. Лет мне маловато. Завтра скажет Аким: сын — мой и земли — мои. И жаловаться некому. Ты с его земель выгнан. А вот коня, или там косу — с земли не выгонишь. За них хозяин в ответе. Ежели ты мой холоп, то место тебе там, где я указал. А вот если ты вольный смерд, то спрос — с тебя самого. И придётся тебе отсюдова топать быстренько. Одинокинькому.
То, что я и "похолопить" никого не могу по несовершеннолетию — до них не доходит. Сын владетеля может действовать только по поручению или с согласия родителя. Иное — и в голове у них не укладывается. И вообще: на Руси подросток не обладает правом собственности. Как, впрочем, и собственной свободой. Родитель имеет право на всю собственность всех членов семьи. Как и право любого из семьи хоть убить, хоть в рабство продать. "Патриархальная семья" называется. Мечта "коренников". Ну, которые: "припасть к корням и истокам, к исконно-посконному, к отеческому древнерусскому". Продавать детей, отдавать в заклад жён... — это патриархально. Так везде. Хоть у нас, в "Святой Руси" при рюриковичах, хоть в Древнем Риме при рексах.
А здесь, конкретно со мной — не так. Нелюдь я, попадун попадайский. И веду себя не по-детски. "Права не дают — права берут". Вот я и беру, хоть и не по закону, не "по обычаю". Но слушатели мои этого не догоняют. "Дитё всегда с родительского голоса поёт". Иное и не предполагается.
Как местные воспринимают исход в одиночку, я ещё на Чарджи усвоил.
По одному на Руси только на кладбище ползти можно. На всех остальных путях — отнюдь не только "Проверка на дорогах".
То есть, конечно, сначала проверка. На "вшивость", на "прогиб". Потом всё "ползущее" — ловится и употребляется. Быть "употреблённым" неизвестно кем, неизвестно где.... Звяга — дурак, но не настолько. Никуда он не денется. А мне в хозяйстве толковый плотник сильно не помешает. Да просто гробы делать, при моих-то талантах...
Забавно: кажется я спрогрессировал новый технологический приём. Схемка такая нарисовалась: "похолопливание при отфутболивании".
Кстати, "аналогичный случай был в Бердичеве". Виноват — под Туровым. По Юлькиным рассказам тамошний "гитлерюгенд" тоже кого-то из селения вышиб. И тех сразу "употребили". Какая-то "третья сила" поймала изгнанников по дороге в город и... "перенаправила в свои закрома". От чего у тамошнего "гаупмана" случилось "глубокое погружение в себя" в форме нервно-истерического приступа. А лечили его применением позиции "женщина сверху".
Хорошее лекарство, где бы мне такую "аптечку" найти...
Так, размечтался, сперва — бизнес. Схема: Аким нанимает кучу людей в усадьбу, потом выгоняет их по одному. Деваться им некуда, они идут ко мне. Я их тут быстренько оформляю по сто второй статье и возвращаю Акиму в новом качестве — "орудия говорящие". Надо прикинуть по каким категориям "орудий" получается оптимальное соотношение между доходностью и издержками, какие есть специфические факторы при транспортировке и хранении...
Ванька, дурень, засунь себе все эти схемы в... в хранилище для таких схем. Ты — в России. Тут не по схемам живут, а по жизни.
"Здравствуй, русское поле,
Я твой тонкий колосок".
Похоже, тут сейчас все "колоситься" начнут. А некоторых — ещё и "обмолачивать".
Звяга оглянулся на мужиков и внезапно сменил жалостливо-просящее выражение лица на наглое и даже угрожающее.
— Не... В холопы — не. Не хочешь добром — не надо. Уйду я. Вот с мужиками и уйду. Впятером-то не пропадём. Мужи здоровые, с топорами — отобьёмся от лихих людей. Хоть в работники наймёмся, хоть к какому владетелю. Новую себе долю найдём. Вольную долю. А ты боярыч, хоть и говорят "ловок", а по мне — глуп и жаден.
Ситуация мгновенно и неприятно изменилась. Я даже растерялся. Слышать "глуп и жаден" от мужика, которого сам только что "дураком" про себя называл... И в словах его есть доля истины. Что особенно обидно.
Зазнался, Ванюшка, вкус реальности гонором забиваешь.
Как-то у Звяги и с языком стало нормально, без междометий. Смелость такая прорезалась. И глубокая уверенность в завтрашнем дне. "Впятером"? Они, что, сговорились? Злой взгляд Чимахая, напряжено-скрытный — "мужа горниста" показывали готовность первичной ячейки "Союза борьбы за освобождение холопов, смердов, жертв религиозного опиума и примкнувших к ним" по Верхней Угре — перейти к активным действиям. Похоже — даже к насильственным. Топоры-то у них у всех за поясами. А мы-то... как дети малые. И сели не так, и оружие не там.
У "птицев", кроме свободы, есть и ещё причины нас... "в щепу перевести": злато-серебро, кони-баба, "гурда" та же. Они же с моими пообщались. Насколько они сейчас "компетентны в чужом имуществе"? А там ещё и Кудряшок есть. А он такой говорун, когда надо чтобы его на ручках отнесли... Яма моя выгребная вырыта — любо-дорого покрошить Ваньку с "верными" и в нужнике закопать.
А "верные-то" мои как? У Ноготка взгляд трезвый, но сидит неудобно: в углу зажали. Ивашка пока саблю вытащит — топор в спину получит. Николай — не боец в принципе.
Мда... с тактическими наработками на случай дружеской застольной беседы, спонтанно переходящей в боевые действия, у тебя, Ванёк...
Стоп. Самоедство — потом. Если будет "что" и "чем".
Я тщательно поковырял в носу и долго рассматривал найденную там "козу". Грустно вздохнул, будто это была корова, и я ожидал от неё телёнка. Подчёркнуто неторопливо подтянул носком ноги свой дрючок, стоявший у стенки.
Птицы сперва дёрнулись.
"Резких движений" — "Град обречённый".
Большого чёрного автоматического пистолета, как там — нет, а топором махнуть — не курок нажать, другая моторика. При нажатии на курок работают 5 мышц, для улыбки нужно 14. С топором — аналогично. "Улыбнуться топором" — повод нужен, явный и веский.
Я осторожненько, одним пальцем покрутил свой дрючок, перехватил, перевернул вверх нижним концом, внимательно рассмотрел следы своих зубов на деревяшке, снова удручённо вздохнул. Всё так же, вяло-опечалено мотнул головой Сухану. Что я ему сказал... слов моих в застолье не слышно. Сухан неторопливо встал и отправился к своей еловине, приставленной возле входного проёма.
Во-от. Уже — хорошо, уже — дело. Это уже не "в одну харю" от толпы "вольнолюбцев" отмахиваться. Ивашка — лопух, вот уж точно "павлин брюхатый". Дует пиво, а сабля под лавку заткнута. Ну и ладно. С моим дрючком и Сухановской еловиной — отобьёмся. Хотя будут потери. Играем? Или разговариваем?
