И стали они жить-поживать (одним файлом)

— Пойдемте, — милостиво кивнула царевна и сама пошла вперед — задрав нос, полуприкрыв глаза — как пава поплыла, сопровождаемая со всех сторон бесстрастными солдатами Костея, только подковки клацали о камень пола. Увидь ее сейчас настоящая Елена Прекрасная — расплакалась бы от счастья.

Серафима едва заметно ухмыльнулась. Если она не была образцово-показательной царской дочкой, это еще не значило, что она не знала, как ей быть. "Вам была нужна Елена? Ну так спасайся, кто может," — с мрачным удовлетворением хмыкнула она и добавила про себя же: "Ишь, как советничек-то расстилается-прогибается. Значит, вчерашнее представление Костей проглотил и не поморщился. Ну, что ж. Тогда сегодня его ждет второй акт."

* * *

Обеденный зал замка Костея был огромным, гулким и сводчатым, как пещера, и приблизительно таким же уютным. Узкие бойницы-окна терялись под потолком в полумраке, не пропуская даже самые энергичные солнечные лучи через свои покрытые пылью веков стекла. Черные — то ли от времени, то ли от копоти — неровные стены были девственно свободны от украшений и картин, обычно наперебой наводнявших такие помещения во всех виденных ей до сих пор замках. Дальний конец длинного темного дубового стола, окруженного стульями, как дохлая гусеница — муравьями, терялся где-то в темноте и пространстве, и если бы не пара канделябров со странными свечами, горевшими неестественно ровным белым светом, мимо ближнего конца тоже можно было бы пройти и не догадаться о его существовании.

Если бы Серафиме сказали, что по ошибке ее привели в морг, она бы не удивилась.

Накрытый то ли новой простыней, то ли старой скатертью освещенный конец стола приютил несколько престарелых тарелок, блюдец и чашек, переживших свои сервизы.

В круге света, скрестив руки на узкой впалой груди, сидел на одном из массивных дубовых стульев царь Костей.

— Вы задержались, Елена, — встретил он ее колючим взглядом и раздраженной репликой.

— Доброе утро, ваше... величество. Скажите пожалуйста, вас когда-нибудь учили вставать, когда входит дама? А здороваться?

От тона царевны среднегодовая температура мгновенно упала на несколько градусов.

Серафима спиной почувствовала, как задохнулся сзади только что бесшумно догнавший их царский советник.

— Но я... Но у меня... Но вы здесь... Я не обязан... — постарался найти нужные слова царь, но пришел к выводу, что, видимо, забыл их где-то дома. И ему ничего не оставалось делать, как приподняться, слегка склонить голову и проговорить:

— Доброе утро.

— Здравствуйте, ваше величество, — Серафима прошествовала на место. — Я рада вашему приглашению разделить с вами завтрак. Это означает, что в ваши планы не входит заморить меня голодом.

— Заморить вас голодом? — брови Костея приподнялись. — Но вам вчера должны были принести ужин в покои. Зюгма?

Он обернулся на советника, и тот согнулся чуть не втрое.

— Все как ваше величество повелели.

Костей вопросительно взглянул на царевну.

— Если то, что мне принесли, действительно было едой для меня, а не для одной из ваших собак, то вашему повару, как честному человеку, придется покончить жизнь самоубийством, съев то, что он приготовил. А для меня вы найдете другого.

— Вам не понравилась еда? — казалось, Костей искренне не понимал причины недовольства своей пленницы.

— Нет.

Царевна двумя пальчиками откинула салфетку с блюд, поджидавших их на столе, и осторожно, как в жерло пушки, заглянула в первую тарелку.

— Смотрите, что это?

Костей прочитал запись на листе пергамента рядом с тарелками — судя по всему, меню: "Салат овощной с зеленью".

— Если это салат, — Серафима брезгливо ткнула мизинчиком в чашку размером с небольшой тазик, — песка в нем видно быть не должно...

— Положите сметану.

— ...Потому что песка там не должно БЫТЬ.

Костей провел ладонью над салатом, и объем его уменьшился на четверть.

— И кузнечиков — тоже, — упорствовала в недовольстве царевна.

— Но здесь же написано — это зелень!

— Зелень — это лук и укроп, милейший. Если, конечно, вы родом не из Вамаяси.

— Я родом из Сабрумайского княжества!..

— Тем более. Мясо должно быть прожаренным, с хрустящей корочкой, — методично, не обращая внимания на хозяина, продолжала критиковать местную точку общепита Серафима. — Картофель полностью почищенный и без ростков. Халва — не заскорузлой по краям...

— Это хлеб, — обиженно прервал ее Костей.

— Хлеб? Вас обманули. Я видела хлеб. Он не такой, — с издевательским удивлением приподняла брови царевна. — Я не капризна. Я не знаю, что такое капризы. Я в жизни своей никогда не была капризной. Никто на свете не может назвать меня капризной, — она бросила вызывающий взгляд на Костея, но тот пожал плечами и вызова не принял. — Но я требую предоставить мне нормальную еду, соответствующую моему статусу.

— Ваш статус здесь, — прищурился царь, — моя пленница.

— А я думала, что мой статус здесь — ваша будущая жена.

Бастионы пали.

Сбылась мечта идиота.

— Ж-жена? — царь приподнялся со стула и недоверчиво заглянул царевне в лицо. — Так вы согласны? Вы больше не требуете отпустить вас, отправить домой и чего еще там?..

— А вы меня отпустите? — быстро спросила Серафима.

— Нет.

— У меня есть выбор?

— Нет.

— Тогда давайте, наконец, отравимся вашим завтраком, царь.

— Отравимся? Ну, нет. Если вам это не нравится — хотя меня лично это устраивало на протяжении многих лет — я все исправлю. Дело в том, что повар — мой старый палач в отставке. Что бы вы про меня не думали, но я не могу выбросить на улицу человека после пятидесяти лет добросовестной работы только потому, что он ослеп, и у него стали трястись руки. Тем более, если его навыки могли пригодиться в другом месте.

— Оказывается, у вас есть сердце, царь?

— У меня есть мозги, — Костей растянул тонкие губы в ответ на то, что он посчитал комплиментом. Может, это была радость. — И моя магия. К вашим услугам, царица.

Он медленно провел костлявой рукой над тарелками, Камень вспыхнул и засиял ровным багровым светом — темнее, чем вчера, когда я его увидела, подумала Серафима — и блюда были приведены в соответствие с пожеланиями будущей супруги.

— А посуда? — перешла она к следующему пункту своего недовольства.

— А что с ней? — настороженным взглядом Костей окинул накрытый стол. — Все на месте, целое, не треснутое — я знаю эту примету.

— А примету, что все на столе должно соответствовать друг другу, составлять гармонию, вы знаете?

— Н-нет?

— Тарелки, блюдца и чашки должны иметь одинаковый рисунок. Это называется "сервиз".

— Что за блажь, — непонимающе пожал плечами царь, но камень на его груди засветился, и все тарелки на глазах окрасились в матовый черный цвет. — Так вас устроит?

— Если у нас не поминки, то нет. Если ваше величество не затруднит, сделайте сервиз ну, хотя бы, голубого цвета. С золотыми каемками.

— Для вашего величества — все, что угодно. Даже золотые каемки, — уголки губ Костея подвинулись к ушам.

Камень засиял, посуда, как бдительный хамелеон, приняла заказанный вид.

— Неплохо, — склонила голову царевна.

— Ну, а теперь, когда все здесь по вашему вкусу — присаживайтесь, моя драгоценная Елена, — жестом пригласил Костей, и губы его растянулись еще шире. Наверное, это было счастье.

Но драгоценная Елена его счастья не разделила.

— Как, вы не хотите отодвинуть мне стул, чтобы я могла сесть? — весь ее вид был нерукотворным монументом Недоумению в самом его дистиллированном виде.

— Вы плохо себя чувствуете? — недоумение царя было еще более искренним — это почувствовала даже Серафима. — Вы не можете сами отодвинуть стул?

— Нет, благодарю вас, насколько это возможно после ночи в неотапливаемых недоотремонтированных покоях под храпение Змея-Горыныча и туалета без помощи служанок, я чувствую себя нормально. Но отодвинуть стул, чтобы помочь даме сесть — это требование этикета.

— Да?

Если бы в его присутствии кто-нибудь сейчас произнес "гиперсенситивный синхрофазотрон на мю-мезонах", вряд ли это вызвало бы у него большее непонимание.

— Да.

Тон женщины его мечты не оставлял пространства для маневра, и он повиновался.

Будущее и настоящее вновь стали светлыми и безоблачными — ровно на три секунды.

— А где у вас салфетки? Где вилка и нож? И что мы будем есть ложкой? — вежливый вопрошающий взгляд царицы снова поставил его в тупик, и он ощутил давно забытые чувства — маленького мальчика, не выучившего уроки.

— Это тоже требования этого вашего... Этикета?

— Да, — ровно сообщила Серафима.

Вспышка Камня — и недостающие предметы появились на столе.

Очень хорошо.

Продолжим.

— Этикет требует, ваше величество, чтобы человек за столом сидел не разваливался на всем сидении стула.

Костей подтянулся.

— И не балансировал на краешке.

Он переместился на середину.

— Сиденье стула нужно занимать полностью, слегка прикасаясь спиной к спинке.

Перемещение продолжилось.

— Салфетка должны быть расстелена на коленях.

— У нас нет салфеток. Они не нужны! — попытался перехватить инициативу царь, но с таким же успехом он мог попытаться перехватить струю из брандспойта.

— Нужны. Это требование этикета. И нельзя класть локти на стол. А вилку надо держать в левой руке. Нет, так едят только в Вамаяси. Переложите нож в правую руку, если вас это не затруднит. Картофель не принято резать ножом. И хлеб тоже. А насаживать на вилку кусок мяса нельзя. Как раз его-то режут ножом. Но не разрезают сразу.

— Но...

— И не разговаривают с набитым ртом.

— Почему?!

— Так требует этикет.

Последняя капля терпения Костея с коротким жалобным шипением испарилась с раскаленной печки его раздражения, как сказал бы один Серафимин знакомый шатт-аль-шейхский караван-сарайщик.

— С меня хватит! — крошки шрапнелью полетели во все стороны. — Кто такой этот ваш Этикет, провалиться бы ему сквозь землю, и почему я, будущий повелитель мира, должен повиноваться его дурацким требованиям?!

Серафима приподняла бровки домиком, совсем слегка, но вполне достаточно для того, чтобы обозначить некоторую степень удивления.

— Как, вы не знаете, кто такой был Этикет? — уточнила она, откладывая нож в сторону, и наткнулась на почти враждебный взгляд Костея.

— Нет.

— Я могу рассказать вам, — сделав вид, что так и должно быть, улыбнулась она. — Легенда гласит, что Этикет Семьдесят Пятый был королем Этики, маленькой страны далеко на западе от Лукоморья, теперь давно ставшей провинцией страны побольше и повлиятельнее. Но много лет назад это была самая древняя королевская династия всего дикого тогда еще Запада. Ее суверены правили в сороковом колене уже в то время, когда родоначальники остальных династий только еще ходили за своими волами или косили солому...

— Солому не косят, — автоматически поправил царь.

— Ну, силос, — отмахнулась Серафима. — Не будем сейчас обсуждать ботанические подробности. Суть в том, что Этика была чрезвычайно маленькая, бедная и незначительная страна во всем Забугорье. Все торговые пути проходили мимо, из полезных ископаемых были одни бесполезные, земли — сплошные неудобья, а армия состояла из главнокомандующего — короля, генералиссимусов — его братьев, фельдмаршалов — его сыновей и генералов — его внуков. Но, как я сказала, это была чрезвычайно древняя династия, и правители других стран по одной только этой причине завидовали ей и уважали ее. К чему привела зависть, вы знаете — страны больше нет. Уважение же привело к тому, что все монархи Запада стали стараться им подражать, быть похожими на них манерами и поведением, если не древностью. И именно Этикет Семьдесят Пятый собрал все правила поведения своей семьи на все случаи жизни и записал их, потому что короли, герцоги и эрлы создавали немалую неразбериху и стеснение при его дворе своими постоянными приездами-отъездами для перенимания опыта.

— Но они нелепы, они не имеют смысла!

— Ну, почему же, — легко пожала плечами царевна, ясно показывая, что смысл-то, безусловно, есть, только не для всех, не будем тыкать пальцем, заметный.

— Ну, например, кто придумал, что нельзя класть локти на стол? — Костей думал подловить Серафиму, но та была наготове.

— Это очень просто, — развела она руками. — Семья у Этикета Семьдесят Пятого была очень большая, а обеденный зал и стол — гораздо меньше. И когда они все вместе садились кушать, то руки им приходилось держать к телу близко-близко, потому что если бы кто-то положил локти на стол, то какому-нибудь фельдмаршалу, или царевне, или инфанту не хватило бы места.

— Ну, хорошо. А как насчет неразговаривания с набитым ртом? — не сдавался Костей.

— Еще проще. Семья у Этикета Семьдесят Пятого была очень большая, а продуктов — гораздо меньше, и если кто-то начинал говорить не прожевав, то к тому времени, когда он свою речь заканчивал, заканчивалась и еда на столе.

— Ладно. Но почему нельзя резать мясо сразу?

— Видите ли, семья у Этикета Семьдесят Пятого была очень большая, а мясо — очень дорогое, и поэтому если кто-то разрезал его сразу на мелкие кусочки, то к концу трапезы оказывалось, что половину растащили соседи слева или справа, а иногда и напротив.

— Так, понятно. Но почему нож нужно держать именно в правой руке, а вилку — в левой?

— Это еще логичнее. Большинство людей — правши.

— Ну, и что? — недоуменно уставился на царевну Костей.

— Видите ли вы, семья у Этикета Семьдесят Пятого была очень большая, а еды — в разы меньше, и поэтому когда недальновидно разрезавший все мясо сразу, к примеру, генерал ловил своего соседа — генералиссимуса за похищением разрезанного, то ссора иногда перерастала в дуэль, нож использовался вместо меча, а вилка — как кинжал.

— А разве нельзя было выйти из-за стола...

— Зал для трапез был очень маленьким.

— Или на улицу?..

— И страна — тоже. И, к тому же, они ведь хотели, закончив выяснять отношения, застать еще хоть что-то у себя в тарелках.

Костей задумался, нахмурив брови, но вскоре просветлел и высокомерно заявил:

— Елена. Поскольку я вскоре стану владыкой мира, я не буду обязан знать какие-то правила какого-то там Этикета. Поэтому мне это неинтересно.

— Но если вы станете владыкой мира, у вас же будут придворные? Наместники? Советники по национальным вопросам?

— Н-наверное, — осторожно, не понимая, куда клонит его будущая супруга, согласился Костей.

— И они все будут знакомы с этими правилами. А вы — нет.

— Ну, и что? Я буду повелителем! Они будут преклоняться предо мной! Трепетать! Бояться!

— Бояться, ваше величество, должны разбойников с большой дороги, — снисходительно усмехнувшись и кокетливо поправив венец, возразила Серафима. — А владыку мира должны уважать. Они не будут уважать человека, который не знает того, что знают с младенчества все.

— Они не посмеют сказать мне это в лицо!

— Они будут хихикать у вас за спиной.

— У меня будут шпионы и доносчики!