И стали они жить-поживать (одним файлом)

Первой надоела неподвижность фигуре Ивана. Она повозилась, покряхтела, вытащила одну руку из петли не до конца затянутой веревки, перевернулась с живота на бок, потом села, вытирая грязь с лица.

— Агафон?.. Дедушка?.. Вы где?.. Что слу... О, боже!..

Луна и факел, все еще горевший у пещеры, позволили ему разглядеть картину побоища.

— О, боже мой... — царевич подскочил, как будто несколько минут назад трое солдат и не мутузили его от всей души. — Что тут произошло?

В ответ на это застонала и завозилась еще одна фигура.

— Я... живой?..

— Агафон, ты цел?

Чародей стал подниматься — для начала на четвереньки.

— Нет... Я — полная развалина... Куски меня валяются по всей... Кабуча!!!.. Это не мое!.. Иван, что тут произошло? Что это было? Тебе это не кажется...

Но Иванушка не услышал ни причитаний, ни вопросов ошеломленного волшебника — он увидел старика и подбежал к нему.

— Дедушка Зимарь? Дедушка?.. Вам плохо?

Старик застонал и приоткрыл глаза.

— Что... со мной... было... Не помню...

— Кто-то — или что-то — разорвало умрунов на куски не крупнее шницеля в студенческой столовой! — Агафон принял плавающе-вертикальное положение, доковылял до своих товарищей по несчастью, и теперь обвиняющее сверлил взглядом старика.

— А чего ты, касатик... на меня глядишь... как мышь... на крупу?.. — покосился в свою очередь на него дед.

— Это ведь ты, дед Зимарь, тут начудесил, — покачал головой маг.

— Да нешто я... Да...

— А кому еще? Больше некому, — подтвердил Иванушка. — Я хоть не видел, а слыхать — слыхал. Голос похож. Как ты тогда в лесу на меня накинулся. Аж мурашки по коже.

— Да рази ж я виноват, что тебя в муравейник уронили, Иван-царевич?

— Никакого муравейника там не было, — твердо пресек попытку деда свернуть с обсуждаемого предмета Иван. — А был такой рев, что все поджилки трясутся. Сейчас и тогда. Так что, спасибо вам, дедушка — не знаю, как, но спасли вы нас обоих.

— Но находиться с тобой рядом, дед, с этих пор я спокойно не смогу, — мрачно добавил Агафон.

— Да, дед Зимарь, что вы почувствовали?.. Когда... это...

— Я?.. Ничего... Агафон наш оставил мне оба мешка, сказал, что тут же вернется, и пропал. Я постоял-постоял, да пошел за ним. Вышел наружу, воздух вдохнул ночной — свежесть, благодать! — и тут вдруг меня как что-то ударило... В глазах потемнело — аж искры посыпались... И дальше не помню.

— Может, ты увидел умрунов? — осторожно задал маг наводящий вопрос.

— Увидел? — задумчиво повторил дед. — Нет, темно же было, ничего не видно... Но я их почувствовал. Да. Точно. Почувствовал. А дальше — как ножом отрезало.

— Теперь я понял значение выражения "доводить до озверения", — пробормотал Агафон. — Но предупреждать надо, дед, в следующий раз. А то ведь я сам там чуть концы не отдал, как твой вой услышал.

— Так вот как услышишь его в следующий раз — считай, я тебя предупреждаю, — дребезжащим хохотком засмеялся, и тут же закашлялся дед.

Чародей поддержал его несколько нервическим смехом.

— Послушайте, друзья, — царевичу, казалось, пришло в голову что-то нехорошее, и он поспешил испортить победное настроение и своим попутчикам. — А ведь они нас здесь ждали. Но что меня беспокоит... Я имею в виду, что меня сейчас беспокоит больше всего — так это откуда они могли узнать, что мы здесь идем? И ведь первая беда тоже, получается, оказалась там не случайно.

Всю веселость с компании сдуло как бабочку ураганом.

— У них, наверное, было зеркало, — предположил мгновенно помрачневший Агафон.

— Какое еще зеркало?

— Волшебное. Через него они могут видеть и говорить с Чернословом, с генералом Кукуем или с самим царем. И он с ними. Очень просто получается — Чернослов, например, смотрит в блюдо, как у Ярославны, видит нас и передает через зеркало ближайшей беде.

— Ты хочешь сказать... — глаза Иванушки расширились.

— Ну, да. Сейчас он вполне может наблюдать за нами. Или уже посмотрел, как мы его беду уходили, и уже отдает приказ другой. Или другим. И совсем скоро они будут здесь.

Чародей говорил это таким отстраненным тоном, как будто его это абсолютно не касалось.

Хотя, так оно и было.

— И что ты предлагаешь, Агафонушка?

— У меня есть предложение, — опередил волшебника, если тот вообще собирался что-то ответить, Иван. — Мы должны быстро обыскать окрестности — они должны были прилететь на коврах. Это — наш единственный шанс быстро убраться отсюда.

— ТВОЙ единственный шанс, — криво ухмыляясь, поправил его Агафон. — Они гоняются ЗА ТОБОЙ. Ума не приложу, что Костею от тебя надо...

— Я тебя правильно понял? — холодно глянул на него царевич. — Отсюда ты идешь к любимому дедушке?

— Нет, что ты, что ты!.. — замахал руками Агафон, как будто Иванушка предложил ему вернуться к скорпиону. — Ни за что! Просто я так дрожал и трусил все это время, что теперь, когда выяснилось, что это было напрасно, и что им был нужен вовсе не я... Я чувствую себя несправедливо обманутым. Я почти обижен.

— А ты не мог бы пообижаться на ходу? — все еще хмуро попросил Иван. — Мы торопимся, если ты не забыл.

— Такое не забывается... — вздохнул Агафон и протянул руку деду. — Вставай, старик, нас ждут великие дела.

* * *

Ковры — даже не скатанные, а просто брошенные на камни — они нашли быстро, неподалеку от входа в пещеру. Рядом лежала черная кожаная сумка с серебряным черепом и костями — по-видимому, сержанта. В ней обнаружились истертая до дыр карта, ломоть хлеба, кусок сыра, фляжка с чем-то чрезвычайно алкогольным, отчего у Ивана потекли слезы, Агафона перекосило, а дед Зимарь радостно крякнул, и зеркало.

— То самое? — скорее, для проформы, чем для подтверждения спросил Агафона Иван.

— Похоже.

Зеркало было небольшое, сантиметров пятнадцать в диаметре, в черной (экипировщики армии Костея оригинальностью не страдали) металлической раме без надписей и украшений.

Иванушка повертел его в руках, потер, потряс, постучал — сначала костяшками пальцев, потом об камень...

— Ты это чего делаешь? — не выдержал дед Зимарь.

— Как оно... заводится? — повернулся, наконец, к чародею Иван.

— А тебе зачем? — испуганно вскинулся тот.

— Поговорить хочу.

— Не знаю, — пожал плечами Агафон с таким видом, что было ясно, что пальцем у виска он не покрутил только из вежливости. — Не майся ерундой, царевич. Выбрось его, садимся на ковры — и полетели отсюда! По дороге посмотрим карту — может, сориентируемся, куда нас занесло. Но улепетывать надо во все лопатки. Царство Костей уже совсем близко, и...

— У нас под ногами, — уточнил Иванушка.

— ЧТО???!!! — подскочил волшебник, как будто царство Костей было большой раскаленной сковородкой, подсунутой под него без предупреждения. — Так чего ты тут копаешься???!!!..

* * *

Изрубив в клочья два ковра (на всякий случай, Иванушка попытался с ними сначала заговорить но, к своему облегчению, не получил ответа), путешественники быстро погрузились на третий и отправились в полет.

По сравнению с Масдаем умрунов ковер казался не больше наволочки. Управлять им оказалось просто — при условии, что только этим они и занимались. "Вверх". "Вперед". "На юг". "На юго-восток". "Еще выше". "Еще выше". "Нет, в смысле, еще". "Выше". "Хороший коврик".

С высоты птичьего полета (если бы в такое время нашлась птица, захотевшая бы здесь полетать) они выбросили зеркало и трофейный меч — чтоб не достались врагу — и, перед тем, как выбросить и факел, чтобы не демаскировал их, прильнули к своей карте.

Двурогую гору они нашли почти сразу, а совсем рядом с ней — гору с подземным ходом, отмеченным почти стершимся пунктиром. По этой горе проходила граница между Сабрумайским княжеством и царством Костей. Отсюда до Красной Горной страны было километров тридцать по прямой, не больше.

— Если повезет, — сказал Иванушка тоном человека, который абсолютно не верит в то, что говорит, — то завтра мы будем в Красной Горной стране.

— Если повезет, — бесцветно поддержал его Агафон, — то послезавтра будет все кончено.

— Спасибо за поддержку, — кивнул Иван и отвернулся.

Со всех сторон их окружала непроницаемая, почти материальная, осязаемая и враждебная темнота.

— Я не это имел ввиду...

— Луна пропала, — заметил старик.

— Ветер появился, — дополнил его наблюдения за природой Иван.

— И снег, — закончил их маг.

— Где снег?

— Вон, впе...

— А-А-А-А-А!!!..

Прямо перед ними, откуда ни возьмись, вырос, материализовался из тьмы и принял их в свои неласковые объятья необъятный горный склон, покрытый снегом.

В последний момент ковер попытался сманеврировать, повинуясь телодвижениям пассажиров, набрать высоту, и поэтому они не врезались в вековые сугробы, а плавно, по инерции проскользив несколько метров вверх и зарывшись передним краем в снег, остановились.

Такой огромной и крутой снежной горки никогда не видали даже в Лукоморье. Верх и низ ее терялись во мраке, но насколько хватало света неугасающего пока факела, кругом лежал только снег, снег, снег...

— Интересно, почему мы не скатываемся? — наконец осторожно пошевелился чародей. — На таком крутом склоне, можно было бы побиться об заклад, не в состоянии удержаться ни один пред...

То ли сила тяжести, наконец, спохватилась и занялась своим делом.

То ли ковер услышал их и признал их правоту.

То ли налетел решающий порыв ветра, который и нарушил хрупкое равновесие системы...

Но они вдруг обнаружили, что сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее катятся вниз, и вот они уже не просто катятся, а мчатся, несутся, летят, и снежные волны ведрами бросают им в лицо жесткий колючий снег...

— А-А-А-А-А!!!.. — снова перекрыло шум поднимающейся бури.

И внезапно они ощутили, что летят — но летят как-то странно, не так, как летели раньше, а как листок бумаги, упавший со стола — сверху вниз и слегка планируя.

— Ковер, вве-е-е-е-а-а-а-а-а!!!..

ПЛЮХ!!!

Возможно, это горное озеро когда-нибудь назовут в их честь.

Как первооткрывателей.

Посмертно.

Иванушка мог поклясться, что на всей карте, когда они ее разглядывали несколько минут назад, из воды была только слеза Агафона.

Теперь же...

От удара о воду путешественники посыпались во все стороны, и черные волны холодно встретили их появление.

"Ах, да," — вспомнил Иван. "Я же не умею плавать".

— Я не умею плавать!!! Я не умею плавать!!!.. — озвучил его мысль полный паники голос чародея где-то рядом. — Помогите!!!..

— Держитесь за ковер! — прокашлял сиплый голос старика. — Он почему-то не тонет!

— Где ковер?!..

— Плыви на мой голос!

— Я не умею плавать!!!

— Держись!..

— Я не умею плавать!!!

По воде что-то зашлепало.

Иванушка, чувствуя, как его одежда начинает потихоньку намокать, тяжелеть и холодеть, испуганно забил руками и ногами и через несколько секунд уткнулся лицом во что-то плоское и жесткое.

Ковер?

Рядом с ним прямо из-под самой поверхности воды исходило неширокой полосой ровное неяркое свечение.

А это еще что?

Приглядевшись, он увидел, что это был их факел.

Иван протянул руку, ухватился за палку, выдернул факел из воды и поднял его высоко, как только мог.

Дед Зимарь буксировал обмякшего чародея к ковру.

Хорошо.

Их крики и свет не привлекли ничьего нездорового внимания.

Тоже хорошо.

Но, к разочарованию Иванушки, на этом столбик "Хорошо" его таблицы заканчивался, и начинались столбики "Плохо" и "Очень Плохо".

Берега не было видно.

Воздух был холодным, а вода — еще холоднее.

Одежда, сапоги и меч тянули гирями ко дну.

Неизвестно, сколько человек сможет выдержать ковер и как долго.

Неизвестно, сколько человек может выдержать холодной ночью в ледяной воде.

Сверху начали медленно падать замороженные куски неба.

Поднапрягши извилины, царевич был уверен, этот список можно было продолжать до бесконечности, но пока ему хватало и этого.

— Ох, помираю... Ох, силушек моих больше нетушки... — как русалка, наконец добравшаяся до берега, дед Зимарь ухватился за край ковра и навалился на него всей грудью, извергая клубы горячего дыхания. Рядом с ним уцепился Агафон и, хоть он и не проронил ни слова, по лицу его было видно, что ему: а) холодно; б) страшно холодно; в) жутко страшно и г) просто жутко.

Пока Иванушка пытался растянуть коченеющие губы в стеклянную улыбку и придумать что-нибудь если не полезное, то хотя бы подбодряющее, Агафон заговорил первым:

— А... ак-кулы... зд-д-д-десь... есть?.. — сформировал губы в слова чародей.

— Т-ты... ч-что... К-какие... ак-кулы... — закачал головой Иван.

— К-какие т-тебе... в т-такой х-холодной... в-воде... ак-кулы... с-сынок... — от такого вопроса очнулся даже дед Зимарь. — Р-разве... т-только... в... в шерсти...

— Т-таких... ак-кул.... н-не... — продрожал Иванушка и вдруг замер. — А в-вы... от-ткуда... зн-наете?..

— Что? — не понял дед.

— П-про ак-кул. В ш-шерсти.

Старик резво повернулся — так, что чуть не согрелся — и вперился взглядом туда, куда не отрываясь смотрел царевич.

Прямо на них, медленно, но неуклонно, с самой границы света и тьмы, надвигался косой черный плавник над серебристой шерстяной спиной.

— Все залазим на ковер!!! — наконец, до царевича дошло, что то, что он видит — не плод его обмороженного воображения, а несколько сотен килограммов мускулов, зубов и большой пустой желудок — и первый последовал своему приказу.

Старик — за ним.

— Я... н-не м-могу... — простонал Агафон. — П-пусть... ест...

— Держись обеими руками!

— Н-не м-могу... Т-там... м-мешок...

— Брось!..

— Н-н-н-н...

— Дедушка, тащите его! — Иван вытянул с хлюпом из ножен меч и взял наизготовку факел.

Больше у них все равно ничего не было.

Черный провал бездонной отверстой пасти неотвратимо надвигался прямо на них.

"Какая она огромная..." — с тоской подумал Иван. "Жесткая шерсть... Шкура толстая... Мечом ее не прошибешь... Тут магию надо... Да где же ее взять..."

И он, в тот самый момент, когда акула уже хотела защелкнуть свои челюсти на ковре и на изрядном куске Агафона, загнал отчаянно, как копье, ей в глотку факел.

Возможно, первый раз в жизни акула пожалела, что рыбы не умеют говорить.

Она яростно клацнула зубами, перекусывая палку у самой руки отпрянувшего Ивана, извернулась всем телом, чуть не накрыв своей длинной, мерцающей в свете подоспевшей к самому интересному луны, тушей людей и винтом ушла в глубину, подняв волну, которой едва снова не смыло в ледяную воду только что кое-как вытянутого на ковер специалиста по волшебным наукам.

— Ага, съела! — радостно взмахнул мечом Иван.

— Теперь тебя изжога-то помучает! — злорадно хихикнул дед Зимарь, потирая руки — то ли от радости, то ли от холода.

— А ну, кто тут хочет рыбки жаре... ной, — Иван осекся, как волной ледяной окатило. — Она возвращается.

Акула, развернувшись где-то за гранью видимости, неслась на жалкую кучку людишек посреди чернильной воды как самонаводящаяся торпеда возмездия.