И стали они жить-поживать (одним файлом)

"Комнатное пчеловодство в условиях крайнего севера" соседствовало с "Теорией пыток, или Почему они говорят неправду", "Регистр пород бойцовых гусей" с "Наукой проигрывать", "Любовь под звездным небом" с просто "Картой звездного неба", анатомический атлас астролога — с книгой о вкусной и здоровой пище каннибалов Узамбара...

В другое время такая подборка немало позабавила бы чародея, и он провел бы многие часы, листая эти книги, разглядывая картинки, хватая на лету забавные факты и воображая, какими были те, кто эти книги заказал...

Но не теперь.

Теперь у него была четко сформированная цель (впервые за всю жизнь, мельком осознал вдруг он), и он будет ее преследовать с энергией и упорством ограбленной комнатной пчелы.

Стеллаж с книгами по магии обнаружился быстро — в углу, прямо за низким столом — дубовой доской на четырех брусках, почерневшим от времени и книжной пыли, и таким же неказистым стулом, отличавшимся от стола только наличием спинки. Здесь же стояла лестница к верхним полкам.

Быстро окинув взглядом корешки нижних рядов, Агафон вздохнул и, проверив надежность лестницы — громоздкой, черной и дубовой, как и все здесь, что не громоздкое, серое и каменное, полез вверх.

Этого и следовало ожидать. Такой опытный маг, как его дед, не будет читать "Основы интонирования заклинаний первого уровня".

Хотя они в его библиотеке и есть — вон, на третьей полке сверху виден знакомый лиловый корешок с большой красной цифрой "раз". Интересно, это учебник Костея, или...

Металлический скрежет и гул снова потрясли библиотеку.

С полок посыпалась испуганная пыль.

И специалист по магическим наукам.

— Агафон?

Раздраженный голос с неменьшим количеством металла, чем все двери замка, вместе взятые, напугал, застал чародея врасплох, покачнул лестницу, и...

— Зд-дравствуй, д-дед-д-д... ваше величество, — донесся глухо из-под стола дрожащий голос. А вслед за ним показался и весь Агафон.

Вошедший оглядел чародея — вернее ту его небольшую часть, которая виднелась из-под стола — и его узкое бледное лицо приняло брезгливое выражение.

— Ты штукатурил коридор?

— Н-нет, а...

— Тогда что это за краска на твоем лице и на одежде?..

— На меня упала кисть... — начал было объяснять Агафон, но замолк, представив себя глазами царя — неуклюжего, грязного, жалкого, оправдывающегося в том, в чем он не виноват...

Не говоря больше ни слова, Костей сделал шаг к магу-неудачнику, вытянул руку и пошевелил пальцами, как будто соскребая что-то невидимое.

На груда его вспыхнул алым и погас самоцвет размером с яблоко в оправе из золота и на массивной золотой цепи.

Агафон искоса, но быстро окинул себя взглядом и не увидел на куртке ни штукатурки, ни пыли.

— Как вы это делаете? — восхищенно вытаращил он глаза.

— Магия, — покривил губы Костей. — А ты, я слышал, закончил свое обучение досрочно?

— Вы все знаете... — поник Агафон. — Меня все-таки выгнали...

— Да. Как полностью ни на что непригодного и без единой искорки магических способностей.

— Они ошибаются! Я позже всех студентов начал обучение! Так нечестно!..

— Кель кошмар, — сделал большие глаза Костей, почему-то смутился, разозлился от этого еще больше и, как будто обвиняя в своей мимолетной неловкости внука, ткнул в его сторону перстом:

— У тебя уже перед практикой отобрали твою палочку!

— Временно!

— Они уже тогда знали, что практику тебе не пройти, ты, позор нашего рода! Ничтожество! Болван! Недоумок!

— Я буду учиться! Я пересдам! Я восстановлюсь!..

— Раньше надо было думать, — презрительно фыркнул Костей. — Только тебе нечем, судя по всему. У меня конюхи умнее тебя! Да что конюхи — лошади!

— Но так делается!.. Я слышал!..

— Делается, — покривил он губы. — Но к тебе это не относится, Агафон. Из тебя не выйдет даже посредственного мага, затрать ты на это хоть еще двести лет. А у меня больше нет времени тебя ждать. Даже несколько дней.

— Ваше здоровье...

Костей сухо закашлялся, как будто муха попала ему в горло. Хотя, возможно, это был просто смех.

Чародею стало жутко.

— Агафон. Я бессмертен, если ты забыл и это, — обнажил он зубы в деревянной улыбке. — Одно из преимуществ бессмертия то, что тебе не приходится беспокоиться о здоровье.

— Но, простите мое любопытство...

— В последнее время я тебе и так слишком много прощаю, — холодно оборвал его зарождающийся вопрос царь. — Твое разгильдяйство в школе. Твое пренебрежение моими пожеланиями. Твое содействие этому ничтожному лукоморцу в уничтожении моей гвардии...

— Но они хотели нас убить! — воскликнул Агафон.

Костей покривился.

— Хотели бы — убили бы. Это умруны, не кто-нибудь. И ни ты, ни твой... дружок... им бы не помешали. Ваша развеселая компания стоила мне восьмидесяти двух солдат — восемьдесят два дня моей жизни были выброшены для вашего удовольствия!.. Восемьдесят два!

— В смысле? — наморщил лоб чародей. — Что значит — восемьдесят два дня вашей жизни? Я не понял...

— Потом объясню, — снова отмахнулся Костей.

— А где находится Иван?

— За него не переживай. Он никуда не денется.

— Где он?

— Прикован к крыше Пальца — башни для особо важных... гостей, — Костей снова скривил губы, и Агафон понял, что царь изволили пошутить. — Ты ее видел, во дворе. При старом хозяине там была обсерватория, но я решил, что незачем терять такой интересный объект для глазения на какие-то глупые звезды.

— Что вам от него надо? — набычился Агафон. — Он клянется, что не наносил вам обид никогда ни словом, ни делом!

— Потом объясню, — небрежно махнул рукой царь и огляделся. — Смотри-ка. Пока мы с тобой разговаривали, на улице почти стемнело.

— Где здесь свечи, я зажгу...

Костей снова закашлялся смехом, от которого у Агафона, и без того находящегося на грани нервного срыва, захолодело все внутри. Не говоря ни слова, царь ткнул указательным пальцем правой руки куда-то вверх, и мгновенно под потолком зажглась огромная железная люстра колесом с сотней свечей по кругу.

На груди царя снова вспыхнул раздутым угольком самоцвет.

— Задернем шторы, — Костей повел рукой, и черные шторы на всех четырех окнах медленно поползли навстречу друг другу.

Камень на груди разгорался вся ярче.

— Какую книгу ты хотел взять?

— "Основы интонирования заклинаний первого уровня".

— Недалеко же ты ушел... внучок... — Костей, поморщившись, гадливо выплюнул это слово как муху и повел рукой — с полки вылетела нужная книга и ударила Агафона в грудь. — Если ты решил повторять пройденное, тебе пригодится еще эта... эта... эта... эта...

С каждым словом царь скрючивал свои длинные тонкие пальцы, и фолианты послушно, как дрессированные канарейки, слетали со своих насестов и мчались к Агафону — тот едва успевал перехватывать их и складывать на стол.

Камень на груди Костея горел при этом как маленькая сверхновая.

— И эта... И эта...

Казалось, Костей получал какое-то извращенное удовольствие, посылая Агафону все новые и новые книги с названиями, начинающимися на "Основы", "Начала", "Введение" и "Детская серия" и видя, как тот проседает не только и не столько под тяжестью книг, как под тяжестью стыда своего невежества.

— И эта... И вот эта...

За обитый латунью край корешка одной книги зацепилась другая, непрошенная, и камнем полетела на пол, под ноги Агафону.

— Стоп, — царь растопырил пятерню, и перелет книг мгновенно прекратился. Он ткнул пальцем в упавший том и указал ему на его место — на самой верхней полке.

Тот послушно, хоть и несколько тяжеловато поднялся на крыло, долетел до середины стеллажей и... упал, сея желтые страницы, обратно.

— Я подниму... — робко вызвался было Агафон, но был отброшен на стул яростным "НЕТ!!!".

Как голодная акула метнулся Костей к своевольной книге, быстро подобрал сам с пола ее страницы, вставляя их не глядя под обложку, потом полез на лестницу.

— Но я мог бы... — еще раз попытался начать Агафон, но под обжигающим, как лед, взглядом Костея слова его застряли в горле, так и не договоренные.

Показалось ему, или промелькнуло на лице его деда нечто такое, когда упала эта книга, такое... такое... не испуг, не раздражение, не ненависть... Такое... как все вместе взятое. Хотя с чего бы? Из-за какой-то дурацкой книжки? Наверно, я устал. Кажется уже ерунда всякая... Стоп. Камень. Точно. Камень. Когда книга не долетела, камень погас. Или наоборот — когда камень погас, книга не долетела? Если так, тогда... Тогда вся магия, которую сегодня передо мной проделывал Костей — магия этого амулета чистой магии? Из которого волшебник черпает дополнительную силу... Стоп. Что-то мы еще про амулеты чистой магии проходили. Что-то важное... проходили... проходили... проходили... Стоп. Амулеты чистой магии обладают такой огромной волшебной силой, что...

— Ты что, уснул? — хлесткий, как пощечина, голос сбил его с только что изловленной мысли, и та, радостно взбрыкнув, ускакала куда-то в бескрайние пустые пампасы его памяти.

— Д-да. Н-нет. Н-не знаю...

Взгляд царя пробуравил Агафона как коловорот.

— Ты все видел, — холодно констатировал он факт наконец, и уголки его тонких губ опустились еще ниже.

— Д-да. Н-нет. Н-не з-з...

— Амулет. Камень, — уточнил Костей, не оставляя пространства для сомнений. — Его сила на сегодня закончилась.

— З-знач-чит... Мне н-не... п-показалось? Он вправду не засветился?..

— Да.

— И что теперь вы будете делать? — выпалил вопрос Агафон и прикусил язык от слишком позднего осознания собственного нахальства.

Но дерзость проскочила незамеченной.

— Что делать? — повторил вопрос, как будто спрашивая сам себя, царь. — Что делать?.. Хм-м-м... Почему бы и нет... Пойдем со мной — и ты сам увидишь, что я буду делать. Ты уже взрослый мальчик.

Истеричный кашляющий хохот Костея заставил Агафона пожалеть не только, что он задал этот вопрос, но и что вообще появился на свет, но и в первом, и во втором случае оплакивать происшедшее было уже бессмысленно и, сглотнув сухим горлом враз подевавшуюся куда-то слюну, он кивнул головой.

— Я готов.

— Кто тебя спрашивает, — презрительно хмыкнул Костей, повернулся и, не оглядываясь, зашагал к двери.

Агафон торопливо хлопнул все книги на стол и почти вприпрыжку побежал за дедом.

* * *

Они прошли по коридорам, попали в башню, как понял волшебник по изменившейся кладке камня, и стали быстро подниматься по лестнице. Агафон старался не отставать от Костея, потому что спиной чувствовал, как умруны из его охраны идут всего лишь в шаге за ним, и что приотстань он, они прикоснутся к нему, или еще хуже — подтолкнул его в спину своими отвратительными ледяными бескровными руками, прожигая насквозь мертвецким холодом...

Там, куда они пришли — у очередной массивной железной двери, каких он видел уже десятки и от этого потихоньку начинал ценить и голубую штукатурку и гипсовые, дружелюбно улыбающиеся черепа — их уже ждали. Два собакоголовых покрытых черной шерстью охранника в красных панцирях и красных мундирах, стояли у дверей по стойке "смирно". А между ними, со скрученными за спиной локтями, сидел на полу, обречено повесив лошадиную голову, маляр в заляпанной голубой краской одежде.

"Тот самый?" — мелькнула мысль у Агафона.

При звуке шагов конь даже не шелохнулся. Собаки взяли под козырек.

— Наша жизнь — твоя жизнь, — отчеканили они в один голос.

— Помню, — мимоходом кивнул царь.

Двери перед магами должны раскрываться сами, от эффектного жеста — уверенность в этом была записана в генетическом коде Агафона, и поэтому он не сразу поверил своим глазам, когда Костей достал из кармана штанов тяжелый железный ключ.

Не дожидаясь приглашения, сразу вслед за ними и умрунами собаки втащили несопротивляющегося арестованного в помещение, напоминающее не то лабораторию, не то камеру пыток, уложили его на стол с ремнями для рук, ног и головы, деловито пристегнули и вышли, мягко прикрыв за собой дверь.

Агафон почувствовал, что несмотря на то, что он уже почти два дня ничего не ел, к горлу стала подниматься тошнота. В глазах появился туман, готовый в любую минуту взорваться темнотой. В голове включилась и заработала, набирая обороты, карусель.

— Ты спрашивал, что я теперь буду делать? — повернулся к нему царь, увидел его состояние и снова презрительно усмехнулся. — Смотри. Амулету нужно набраться сил, и тогда утром он снова будет готов к работе. Для этого его нужно накормить.

Костей снял со стены большой кривой кинжал и одним точным движением распорол рубаху на груди маляра.

Что было дальше, Агафон видел сквозь красную муть в глазах и потуги сжавшегося в агонии желудка извергнуть из себя хоть что-нибудь. Если бы не поддержка умрунов, он бы упал.

Вскрыв грудную клетку все еще неподвижного мастерового — опоенного дурманом, не иначе, вообще не понятно, зачем его было привязывать — Костей снял с себя бледно-розовый, почти побелевший камень и вложил его туда, где колотилось, безуспешно стараясь выскочить, сердце коня.

И на глазах ошеломленного, подавленного чародея произошли одновременно две вещи. Амулет стал сокращаться и пульсировать в такт красному комочку в груди маляра, медленно розовея. Лошадиная же форма самого маляра стала расплываться, таять, как мороженое на сковородке, и из-под нее стали проступать очертания простого человеческого тела.

— Видишь, — хищно осклабился Костей, и эта гримаса чуть не стала последней каплей, отправившей потрясенного чародея в милосердные объятия беспамятства. — Утром у меня будет заряженный амулет и новый умрун. Смотри, неудачник! Смотри и запоминай! Я — гений магии! Никто и никогда не мог и не сможет достигнуть таких высот и за сто веков, каких за пятьдесят лет достиг я! Весь мир будет лежать... нет, валяться у моих ног, стоит мне только захотеть! А я буду попирать его ногами! Топтать! Пинать! Бить! Давить! — царь притопнул несколько раз, изображая, воображая или репетируя, как все это будет происходить на самом деле. — Для меня нет ничего невозможного!.. Реальность — пыль! Ограничения — миф! Законы — мусор! Реальность — это я! Ограничение — это я! Закон — это я! Власть, почести, богатство — все будет мое!..

"Он сошел с ума... Он сошел с ума... Он сошел с ума..." — пульсировало, билось и кричало в висках волшебника.

— Почему... он... превращается... в человека... — чувствуя, как все плывет перед глазами в неизвестные края и страны на бушующих волнах потока самовосхваления царя, все же нашел в себе силы спросить Агафон.

— Что?.. — Костей, спущенный нелепым вопросом с облака мечтаний на землю, содержащую такую реальность, данную ему в ощущении и не зависящую от его сознания, как его умственно отсталый внучок, зыркнул на него убийственным взором. — Потому что он — человек, придурок. Где ты видел таких тварей в живой природе, а? Если бы ты проводил больше времени с книжкой в библиотеке, а не с удочкой на реке, ты бы это знал, юродивый. Это моя блестящая идея, которая не могла прийти в голову никому иному. Работающим в замке людям я придаю разные формы, чтобы не проникали шпионы извне. Шпионы, предатели, соглядатаи прячутся везде, но сюда им не проникнуть! Я придаю мастеровым сходство с лошадями — они должны вкалывать, как кони. Дворцовая стража — собаки, они должны быть верными, готовыми порвать любого в клочья. Лакеи — зайцы, они должны быстро бегать и бояться. Солдаты — звери. Солдаты должны быть зверьми, иначе это всего лишь сброд, зря получающий свое жалование. А умирая таким образом, они снова приобретают человеческую форму и пополняют мою гвардию. Как видишь, все продумано.