Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Сейчас же начал обучать их каким-то детским играм из своего времени, рассказывать сказки. Со сказками вообще получилась интересная история — банальная "Репка" и "Колобок", которые он считал народными, оказались незнакомы нянькам. Настоящие же народные сказки даже звучали совершенно по другому и большинстве случаев были такими страшилками, что Стивен Кинг отдыхает*.
Обнаружилось это случайно, когда он заметил, что слушают его не только дети, но и няньки, жена... Причём слушают, затаив дыхание. Ну и повелось — слушают, а в углу сидит писец, лихорадочно строчащий карандашом. Так что к началу марта из типографии Шляхетского Корпуса вышло сразу два тома сказок — для самых маленьких и для детей постарше. И если "Колобок" и прочие малышовые сказки был принят просто благосклонно, то вот "Русалочкой" зачитывался весь "Петербург".
Владимир же в это время заканчивал "Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях". Нужно сказать, что помимо медитации, необходимой, чтобы информация всплыла, он применил ещё и таланты художника, сделав великолепные рисунки — как и в случае с "Русалочкой".
Литературная деятельность прекратилась к началу апреля — обнаружилось, что в войсках недостаток продовольствия и из-за этого пришлось даже прервать удачно начавшуюся осаду Хотина, одной из важнейших крепостей польских конфедератов. Воронцов, которого Миних прямо обвинил в воровстве, не нашёл ничего лучше, как свалить вину на Рюгена.
— Я!? — Орал Грифич на бледного Петра, — Я вор!? Столько лет служил, копейки не взял, а потом меня вором называют!? Не лучше ли вспомнить "подвиги" этого урода!? Сам же его с поста генерал-губернатора Петербурга смещал — за воровство, как и отца!
Попаданца несло — контролировать свою ярость он мог с трудом и наговорил в итоге много лишнего. Точнее, лишнего-то было сказано сравнительно немного — разве что прояснилось его отношение к Александру Воронцову. Но вот громкость... Слушал его если не весь Зимний, то уж точно — большая часть, лёгкие у попаданца были на редкость могучими, да и с голосовыми связками всё в порядке. И нужно сказать, что общественное мнение было на стороне Померанского...
Не все его любили, но вот уважением герцог пользовался и уж точно, обвинения в воровстве были лишними. Если бы генерал-квартирмейстер Воронцов начал бы рассказывать о неумехах-подчинённых, мышах и прочем, могло и проскочить, а так... Так даже император озверел и провёл короткое расследование, после которого шурин вылетел из покоев императора со сломанным носом... А кое-кто их его окружения оправился в ссылку, лишившись части имущества.
Оказалось, что несмотря на всю любовь к родственникам, терпеть воровство, из-за которого погибают ЕГО солдаты, Пётр Федорович не мог и не хотел. Да и супруга, несмотря на всю любовь к брату, женщиной была доброй и сострадательной, а "солдатиков" она жалела в данном случае больше.
— Генерал-квартирмейстер — ты, — коротко сказал император, вызвав его к себе, — полномочия — максимальные. И... прости, я был не прав.
С этого дня принц развил буквально лихорадочную деятельность. Сильно помогало то, что он всё-таки немного отслеживал происходящее и был в курсе — куда подевалась очередная партия продовольствия и где можно найти седельную кожу... Оставив беременную Наталью (повитухи говорили о мальчике!), он носился по Петербургу и орал, бил, сажал в тюрьмы и ссылал на каторгу.
Припасы требовались здесь и сейчас, а не когда-нибудь потом. Каждый день промедления означал, что русским солдатам может не хватить еды, пороха, свинца. Сильно помог Потёмкин, оказавшийся ещё и хозяйственником. Вообще, чем дальше, тем больше попаданец уважал этого человека и много хорошего говорил окружающим о его качествах.
— Я с тобой еду! — Сообщил ему сияющий Павел.
— Исключено! — Категорично отрезал Грифич.
— Папа разрешил, — сообщил в ответ довольный подросток и показал язык. Усевшись в кресло, он поджал под себя ноги (привычка, перенятая у Владимира) и начал рассказывать свои "ужжасно героические" планы на предстоящую войну. Как водится в таком возрасте, с реальностью они были связаны мало... Дослушав до рейдов в турецкие тылы и атак "впереди, на лихом коне" на вражеские батареи, Наставник покинул цесаревича и отправился к Петру.
— Конечно, — благодушно сказал император, — пусть в войне поучаствует.
Рюген предпринял ещё несколько попыток отговорить от такой идеи, но Пётр Фёдорович, похоже, просто не понимал. Сам он очень любил армию, но в сражениях никогда не был. Возможно, именно поэтому война воспринималась им как нечто возвышенное и романтичное — ну сам Померанский тому пример! "Поединок на Мосту", мать его...
Сам же Владимир прекрасно понимал, что такое шальные пули и ядра, эпидемии, а главное — неизбежные случайности. Тут хоть полк охраны приставь, так всё равно будут какие-то моменты, где этого полка не окажется или же от него не будет толку.
Дело было не только в жалости к подростку и в том факте, что он вообще-то привязался к подопечному... Но и в том, что был он не просто первенцем, а ещё и единственным отпрыском мужского пола у Петра. А одной из важнейших задач Рюген считал преемственность власти — без каких-либо переворотов. Самое же скверное, что от ближайшего окружения Александра Воронцова при виде царевича тянуло каким-то нехорошим ожиданием...
Были такими страшилками, что Стивен Кинг отдыхает* Так и есть — попробуйте почитать настоящие народные сказки, заикаться начнёте)
Часть вторая — Война с Турцией
Глава первая
Получив расширенные полномочия, Померанский взялся за дело очень резко. Помимо хлопот хозяйственных, в типографиях печатались карты тех мест, где могли развернуться бои. С ними, кстати говоря, дела обстояли достаточно печально — считалось нормальным иметь всего несколько экземпляров у главнокомандующего. Желающие перерисовывали их с большей или меньшей степени достоверности. Учитывая очень маленькое количество квалифицированных чертёжников/художников, результат можно было легко представить, а точнее — его отсутствие.
Нормальные карты были делом дорогим, но в казне Шляхетского Корпуса имелся хороший запас средств на всякие непредвиденные случаи и он без раздумий пустил их в ход. Так что теперь нормальный комплект карт имелся в каждом полку, что уже хоть что-то...
Помимо карт, Рюген через газеты обратился к общественности.
"... Война с турками и поляками идёт не за какие-то абстрактные интересы, а за Русскую Землю и за Православную веру. Не впадая в официоз и пафос, можно смело назвать её Священной — слишком многое зависит от её исхода.
Любая помощь Войску Русскому будет кстати. Вас не призывают идти записываться добровольцами — наши воины храбры и умелы. Но вот послать письмо своим землякам со словами ободрения, посылку с лекарственными травами или какими-то лакомствами для раненых... Поверьте, это будет серьёзная помощь — они будут знать, что их помнят и ждут.
Самое же главная помощь будет заключается в том, чтобы вы смотрели за поездами*, отправляемыми на войну. Встречаются нелюди, что воруют у Русских солдат напрямую или поставляют некачественный товар. Если вы можете как-то проконтролировать это — делайте!"
Параллельно Грифич мобилизовал травников подходящего возраста в добровольно-принудительном порядке — то есть деньги и почётная медаль после завершения компании или неприятности от властей. Мобилизовал и учеников Художественной Школы — старшекурсников, разумеется. Прежде всего они должны были заняться копированием карт на местах и задачу эту принц считал очень важной.
Мобилизовал и музыкантов, причём не только учащихся старших курсов, но и "ограбил" некоторых вельмож. "Ограбление" было вполне добровольным — многие сановники в порыве патриотизма сами предлагали какие-то услуги. Ну а почему бы и нет, если лично тебе это ничего не стоит...
Из всевозможных ложкарей/балалаечников/гудочников было сформировано более тридцати оркестриков по пять-десять человек. Звучит весомо, но уровень большинства таких оркестриков был очень невысок, но что есть. Опыт Суворова показал, что с музыкой солдатам намного веселей и даже скорость маршей возрастает, так что...
Было сформировано и три полноценных оркестра, а главное — гордость попаданца, оркестр духовой. Все они были посажены на повозке, в которых и должны были сопровождать солдат в походах.
Выбил он и командировки в войска для молодых добровольцев-чиновников. Вряд ли они покажут себя в боях, но вот в штабах такие "боевые чернильницы" лишними не будут.
Померанский работал, как проклятый, носился по городу и окрестностям, но зато и дело пошло. К концу мая всё, что можно было сделать в Петербурге, было сделано. Последним "штрихом" были наконец-то "продавленные" попаданцем брошюры по медицине, изданные чудовищным тиражом в тысячу экземпляров — чтоб на каждую роту хватило
Формировании армии Померании также дало свои плоды — желающих записаться было больше, чем он рассчитывал — свыше тысячи человек. Правда, почти три четверти не имели никакого отношения к Померании и Рюгену и желали только наняться на военную службу к удачливому правителю.
После Семилетней войны появилось много ветеранов, которым некуда было податься. Пруссия, обескровленная колоссальным долгом и потерей территорий, вынужденна была сократить армию, да и другие страны несколько урезали военные бюджеты. И на таком фоне известие о найме прокатилось по рядам отставников настоящей благой вестью.
К Грифичу потянулись закалённые ветераны в возрасте около тридцати. Солдат более старших возрастов что Пруссия, что Австрия сохранили в качестве этакого костяка, вояки помоложе смогли как-то устроиться, а вот такие... Куда им? До пенсии ещё далеко, а жить обыденной жизнью они уже не умеют... В большинстве своём они ранее служили Пруссии, но никого это не смущало — понятие "национальность" и "государственные интересы" только-только начали внедряться в общество.
Найм оплачивал русский император через Рюгена. Нанимать их непосредственно в русские войска не было особого смысла — пришлось бы переучивать, да и не факт, что русские солдаты восприняли бы хорошо вчерашних противников — здесь как раз "национальные интересы" понимали... А так, в отдельном полку, почему бы и нет? Как только исчезнет необходимость в их услугах, просто перестанет идти плата и все вопросы о дальнейшей судьбе будут не к Петру, а к Померанскому...
Пришлось сформировать два полка — в один вошли те самые пруссаки, в другой — добровольцы из подданных Грифича, желающие повоевать, подготовленные русскими егерями. Два полка пришлось формировать потому, что подготовка отличалась очень резко и сводить их воедино не было никакого смысла — всё равно пришлось бы переучивать.
Неожиданностью стали властители-соседи, в буквальном смысле продавшие ему свои игрушечные армии**. Кто-то — только солдат, кто-то — и сам решил отправиться на войну... Армии, кстати, в большинстве случаев и правду были игрушечными — от двух десятков до сотни солдат. Но и их набралось достаточно, чтобы создать третий полк.
Три полка — звучит грозно и солидно, но на деле только "пруссаки" имели достаточно приличную численность — больше семисот человек. Другие два полка вместе взятых "тянули" на восемьсот.
— Всех бери, — благодушно кивнул нетрезвый Пётр на вопрос и добровольцах-наёмниках, — пусть лучше они там воюют, чем...
Он не договорил и махнул рукой.
В путь Рюген отправился не только со своими полками, но и во главе гвардии — по роте от каждого полка. Точнее говоря, формальным предводителем был Павел, а гвардейцы числились его личной охраной. По прибытии в войско гвардия передавалась под непосредственное командование Миниха. Схема не самая простая, но так показалось Петру проще всего — вельможи уже утомили своим местничеством, а подобным образом ничьё воспалённое достоинство не ущемлялось.
Выезжали со здоровенным обозом, всё-таки Петербург — город промышленный и портовый, так что в телегах для армии было много всего интересного. Владимир с подопечным ехал в окружении уланов и конных гвардейцев, но "в окружении" достаточно условном — приходилось постоянно мотаться из конца в конец, натаскивая Павла.
Натаскивал он его не случайно — просто раз уж выпихнули мальчишку на войну, то нужно взять с этого максимум пользы...
" — Помощником квартирмейстера будешь, — сказал Рюген. Цесаревич неверяще уставился на него и тупо переспросил:
— Твоим помощником?
— Да, — терпеливо повторил Наставник, — на Турнире ты себя неплохо проявил, да и вообще — квартирмейстерское дело изучить, лишним для будущего императора точно не будет.
— А бои? — Слегка плаксиво сказал подросток — у него в последнее время вообще часто менялось настроение.
— Специально — точно нет, — отрезал Владимир, — но к сожалению, совсем их избежать у тебя вряд ли получится."
Так что ехал Павел в весьма приподнятом настроении — как же, Наставник похвалил, да бои впереди! Когда Грифич его отпускал, тот сразу же ехал к гвардии, где знал буквально каждого. Пел песни, рассказывал и слушал анекдоты, учился на ходу каким-то интересным ухваткам... К сожалению — не только воинским, к великому огорчению Наставника, какая-то зараза научила его "шикарно" плеваться и теперь цесаревич то и дело изображал верблюда.
Впрочем, это не было проблемой — в остальном подросток вёл себя если не образцово, то где-то рядом — несмотря на скачки настроения.
— Наставник, — подъехал Павел к нему, — я вот думал о том, что мне сказал про учёбу квартирмейстерскому делу. Ты и правда считаешь его для меня полезней навыков полководца?
— Конечно, — убеждённо сказал Грифич, — да ты и сам бы понял, если бы подумал немного. Посуди сам — зачем императору возглавлять войска? Нет, разбираться-то в военном деле нужно — и на неплохом уровне, но не более.
— А Фридрих-то водил, — возразил Наследник. Владимир с нескрываемой иронией поглядел на него...
— Водил, но ты ту Пруссию на карте видел? А с Россией сравни... Если со шведами ратиться придётся, ещё ладно, а с поляками, да с турками, да с немцами... Не наездишся!
Подросток задумался и видно было, как логика боролась с юношеским максимализмом. Руки ослабили поводья, но вымуштрованная кобыла сама шла в колонне.
— Согласен, — нехотя сказал он. Наставник кивнул с лёгкой улыбкой и продолжил урок:
— Ну а насчёт пользы квартирмейстерского дела для тебя... Так сам видишь — картографией занимаюсь я. Пригодиться такое умение будущему императору?
— Пригодится, — кивнул Павел, — чтобы глядючи на карту, видеть не просто рисунок, а понимать — где нужно прокладывать дороги, где закладывать города, сколько крестьян может прокормить та местность.
— Разведка тоже на мне. Пригодится?
— Не знаю, — неуверенно сказал цесаревич, — это ж армейские горлохваты, мне наверно полезней те сведения, что добываются дипломатическими путями.
Огорчённо поцокав языком, Владимир закатил глаза:
— Горлохваты они — и зачастую даже неграмотные. Так мне надобно из кусочков их донесений составить что-то целое. Там кусочек, там... Глядишь — и вот я уже знаю обстановку во вражеской армии, причём быстро. Дипломатов да шпионов при вражеских дворах о таком и спрашивать бесполезно — информация запоздает.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |