| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Кто охраняет?
— С ним твой Степан и мой громила-сержант с тремя автоматчиками. Ими руководит Клебер.
— Гитлеру надо вколоть лекарства, они в машине, иначе он не дотянет до Москвы.
— Я дам команду. Пошли, взглянешь на своего фюрера. Жалкое зрелище.
Вокруг домика стояли автоматчики. Вход охранял Следопыт. Лицо застывшее, взгляд строгий. В руках гигант держал пулемет MG-42, готовый к бою, снайперская винтовка — за спиной. Рядом стоял капитан Клебер. Михаил торопливо курил и поглядывал по сторонам. Увидев старших офицеров, подходивших к домику, затушил сигарету, выпрямился.
— Гитлер не сдох? — вдруг вырвался скабрезный вопрос из уст Шлинке.
— Сидит трясется, ни живой ни мертвый, — ответил Михаил.
— Открывай, — Шлинке махнул Следопыту.
Атлант потянул легонько за ручку. Завизжали завесы, дверь распахнулась. Офицеры вошли в притемненный небольшой коридор.
— Кто наверху? — спросил Франц, указав на винтовую лестницу, которая вела на остекленную площадку руководителя полетов.
— Снайпер-наблюдатель и пулеметчик. Вам сюда. Гитлер сидит здесь, в комнате, проходите, — Клебер открыл дверь, пропуская начальство.
Ольбрихт и Шлинке не успели ступить на порог, как на их глазах Криволапов, не замечая входящих, неожиданно подскочил к фюреру и на русском языке в гневе выкрикнул:
— Ну что, скотина! Гитлер капут?
И тут же молниеносным взмахом руки с разворота нанес резкий, хлесткий удар слева в челюсть, сопровождаемый звериным рыком:
— На-а-а, гадина!
Удар был настолько сильный, что Гитлер улетел со стулом в угол, страшно грохоча. Одновременно с его падением раздался вой, характерный для гиены, — мерзкий, противный, жуткий. Франц и Константин застыли на какое-то мгновение, не ожидая такой выходки от русского коллаборациониста.
Фюрер, ерзая ногами и всхлипывая, отползал к стене. Кровь хлестала из носа, из рассеченной губы и заливала шинель. Он не замечал этого, потрясенный действиями сержанта-танкиста. Но уже опершись о стену, он запрокинул голову с редкими слипшимися волосами и оплывшей левой щекой, зажимая нос пальцами, чтобы приостановить течь крови, вдруг жалобно пролепетал:
— Не бейте меня, господа, не бейте...
— Отставить! — крикнул Ольбрихт, придя в себя после легкого замешательства, и бросился вперед. Он обхватил Криволапова сзади и отбросил в сторону.
Танкист упал. Вскочил на ноги, ощетинился. Рванул на себе широкий ворот танковой куртки, что отлетели пуговицы, и взвизгнул:
— Вот вы как, господин полковник? За мою верность и службу... Вот вы как? Меня... танкиста...
Франц не ответил, отмахнулся рукой и подошел ближе к фюреру. Гитлер прижимался к стене, запрокинув голову, трясся, всхлипывал, но уже не выл. Увидев, что к нему кто-то наклонился, выпучив правый глаз — левый не открывался, оплыл от кровоподтека, — уставился на незнакомца, щурясь. Дрожащей правой рукой он попытался поправить волосы. Левая рука также подрагивала и непроизвольно билась костяшками о деревянный пол. Всмотревшись в Ольбрихта, он наконец выдавил медленно по слогам:
— Кто вы?.. Я вам ничего плохого не сделал... не сделал, полковник. Слышите? Ничего плохого не сделал... За что? — через секунду-другую взгляд фюрера окаменел, глаза вытаращились, словно у филина, даже левый приоткрылся. Гитлер узнал своего помощника, своего фаворита. — Это вы, Ольбрихт?! — голова фюрера сильнее затряслась, по щекам покатились слезы: мутные, кровянистые. — Никому нельзя верить. Даже себе... Ни-ко-му...
Затем голова фашиста упала на грудь. Он сник, изредка вздрагивал, как ребенок, и скулил.
Франц резко развернулся на каблуках. Схватил за грудки пыжившегося Криволапова, затряс. Степан не оказывал сопротивления, понимал, что сила на стороне немца. Наоборот, скукожился и забормотал скороговоркой, словно беспризорник, попавший за хулиганство в отделение милиции:
— Я только так, для острастки, я только так! Господин полковник! Вы меня неправильно поняли. Я же свой... Да я, за вас... Вы же меня знаете...
— Степан! Гитлера не трогать! Слышишь меня. Не трогать! — выдавил Франц яростно и вновь отбросил танкиста. Затем развернулся к Шлинке и выпалил в упор: — Слышите, Иоганн? Не трогать! Как бы ни чесались у всех кулаки. Гитлера в Москву доставим живым, только живым. Это единственный шанс самим остаться в живых. Это приказ!
В эту минуту дверь с шумом распахнулась. В комнату ворвался взмыленный Новосельцев и гнетуще-мрачным голосом крикнул:
— Танки!
— Что? Танки? — воскликнул Ольбрихт удивленно и, развернувшись на окрик, вдруг разразился каким-то странным, неудержимым, гомерическим хохотом, срывавшимся на визг и вырывавшимся, казалось, изнутри Франца, а не из уст. Глаза немца были по-прежнему холодны и беспокойны. Тело же тряслось, отчего можно было подумать, что у Ольбрихта начался приступ легкого помешательства.
— Франц, что с вами? — недоуменно бросил Шлинке и, подойдя к немецкому разведчику, ткнул кулаком в плечо.
Франц еще пуще затрясся. Смех был настолько неуместным в данной ситуации, что даже Гитлер, придвинувшись плотнее к стене — он по-прежнему сидел на полу, — вытянул голову из шинели, словно вылупившийся детеныш динозавра из разбитого яйца, молча и любопытно уставился правым глазом на Ольбрихта.
Степан и Миша застыли, не понимая веселости немца. Хохот прекратился так же неожиданно, как и начался. Франц, сжав челюсти, выдавил холодно:
— Посмеялись, достаточно, — а Клаусу послал негодующий мыслевопрос: 'Ты нанюхался веселящего газа, пришелец?' — 'Да нет, смеюсь над тобой. Накаркал танки Раттенхуберу, вот и расхлебывай теперь позицию'.
— Что застыли? — еще громче рыкнул Франц. — Степан, бегом к 'Пантере'. Шлинке, отразите атаки нацистов, если полезут. Летчиков к самолетам, готовность номер один' По моей команде взлетаем. Клебер... — Франц обнял Михаила, посмотрел в глаза. — Миша, — задрожали его губы от волнения. Немец впервые назвал белоруса по имени, — на тебе вся ответственность по охране Гитлера. Помни: Фюрер должен быть живым. В этом наше спасение. Охраняй здесь. По зеленой ракете — бегом к самолету. И еще... помоги Вере, Златовласке в случае... В общем, если меня не станет... Обещаешь?
— Обещаю...
— Господин полковник! — оборвал Ольбрихта Новосельцев. — Американцы движутся на Бастонь. Вот-вот будут здесь. Не теряйте время!
Франц развернулся к комбату, пронзил жестким взглядом.
— Полковник! — вновь обратился Новосельцев. — Не теряйте время. Принимайте бой!
— Да. Вы правы, — согласился Франц и, смахнув с висков скатывающиеся капельки пота, выдохнул с надрывом: — К бою! — и устремился на выход за Степаном...
К стартовому домику, лязгая гусеницами, уже неслась 'Пантера'. Из открытого люка торчала чубастая голова Криволапова. 'Вот шельмец! Как на него обижаться?' — подумал Франц о Степане.
Тот, остановившись возле Ольбрихта, крикнул ему:
— Пожалуйста, господин полковник! Карета подана.
— Хорошо, Степан! Ты отличный сержант, — ответил Франц, улыбнувшись краешками губ, и через мгновение, находясь в командирской башенке, добавил: — Давай, пошел вперед на возвышенность к зеленке, что за летным полем. Хотя отставить!
Франц понял, что не успеет. Шум боя стремительно приближался к аэродрому. Коноплев не удержал американские танки, которые рвались к Бастони. Дорога проходила недалеко от взлетно-посадочной полосы.
'Надо было взлетать! — заскрежетал Клаус. — Ты зачем так долго возился на стартовом пункте, делал разборки с русскими из-за дребаного фюрера? Наци получил по физиономии, и правильно. Ты потерял время, олух!'
Франц скривился от боли в ушах. Хрип попаданца царапал барабанные перепонки, словно лапки жука, попавшего в ухо.
'Не лезь, Клаус! — огрызнулся он. — Тебе не видно в башке, что творится в реальности. Мне надо было прекратить избиение Гитлера. Он нам нужен живым'. — 'Тогда запускай ракету, чего ты ждешь? Успеем взлететь до подхода 'Шерманов''. — 'Поздно. Ветер восточный. Самолеты не успеют вырулить на полосу и взлететь. Лучше дай сосредоточиться. Это мой последний бой. Твой остался в Афганистане'. — 'Хорошо, не буду мешать, действуй по обстановке. Но помни, я вернусь в свой мир, когда ты впадешь в кому на операционном столе. Если ты погибнешь, то погибну и я. Желаю небольшой раны и, главное, попасть на операционный стол. Я помолюсь за тебя. Конец связи'.
— Господин полковник, жду команды! — подал голос Степан, всматриваясь в панораму. — Вижу справа танки.
Франц и сам заметил две 'зажигалки 'Ронсон'', выползавшие на дорогу еле заметными мишенями.
— Степан, слева караульное помещение. Видишь? Дистанция пятьсот на одиннадцать вечера.
— Вижу.
— Полный газ!
Взревел 'Майбах'. 'Пантера', раскачиваясь, взрыхляя замерзший грунт, понеслась вдоль взлетной полосы к сгоревшему зданию. Около развалин Франц развернул грозное орудие на дорогу. 'Шерманы' остановились на обочине, две высокие башни хорошо просматривались через перископ. 'Пантеру' американцы не видели.
'Что, пиндосы, пора свернуть вам головы?' — подумал Франц.
Неожиданно рядом — два взрыва. Осколки фугаса и замерзшего грунта забарабанили по броне. Через несколько секунд что-то тяжелое долбануло по башне и с воем отскочило. Франца тряхануло основательно, на мгновение оглушило.
'Черт, кто стреляет?' — напрягся его возмущенный мозг.
— Господин полковник! — вскрикнул радист-пулеметчик. — Не вижу цели. Глаза ослепило. Франц встряхнул головой, похлопал себя по щекам, прохрипел:
— Криволапов! Назад в укрытие.
'Пантера' послушно отступила и спряталась в развалинах 'караулки'.
Немец припал к смотровым приборам. Из укрытия через перископ наблюдения он заметил средние танки 'своих'. Pz-IV, ломая небольшие сосны, подминая кустарники, обходили аэродром слева. 'Вот незадача! Откуда принесла их нечистая? — выругался Франц. — В городе нет бронетанковых подразделений'.
— Ваттер! — Франц вызвал радиста. — Срочно выходи на переговорную частоту. Узнай, что за подразделение. Откуда танки? Соедини меня с командиром.
Весь экипаж застыл в ожидании. Минута показалась вечностью. Все понимали, что разделаться с американцами и спугнуть 'своих' не получится. Сгорят в бою.
— Господин полковник, господин полковник, — заверещал взволнованный радист, но сглотнув слюну, замолчал.
— Спокойнее, Курт, не паникуй. Говори.
— С вами хочет говорить штандартенфюрер СС Пайпер. Он на связи.
— Спасибо, Курт! Не дрейф.
Франц прижал ларинги плотнее, услышав голос эсэсовца, бросился в словесный бой. Он поступал так всегда, когда надо было сломить морально оппонента.
— Пайпер! Черт тебя раздери! Что за шутки? Что ты себе позволяешь? Почему твои шутце открыли огонь по моей машине? Вообще, как ты здесь оказался? Твоя группа должна идти на помощь генералу Вейдлингу под Антверпен.
— Полковник Ольбрихт? Вы еще живы, полковник? Вы в западне, полковник. У меня много причин быть недовольным вами и вызвать на дуэль. Вот появился случай. Мне приказано арестовать вас за государственную измену и покушение на фюрера.
— Пайпер, вы глупец и несете чепуху! Я не спрашиваю, кто отдавал вам приказ. Это ошибка. Фюрер со своими адъютантами и телохранителями в безопасности на стартовом командном пункте. Самолет готов к вылету. Мне удалось расправиться с американским десантом. Но подошло подкрепление. Разве вы не видите на автостраде американские 'горящие котлы'? Смотрите лучше, вы же не слепец. Штандартенфюрер, я приказываю вам...
Франц не успел договорить, как в наушниках пошел треск. 'Шерманы' дали залп, завидев немецкие танки.
— Ольбрихт, Ольбрихт, — вдруг прорвался голос Пайпера. — Нас атаковали. Я вступаю в бой. Больше не встречайтесь на моем пути. Французское воспитание не остановит меня в следующий раз намылить вам шею.
— Не обижайтесь, дружище Пайпер, — улыбнулся Франц. — Вы должны меня благодарить, а не укорять. Я спас вас от нюрнбергской виселицы, от обвинений в расправе под Мальмеди.
— Я не пониманию вас, Ольбрихт! Я не люблю разгадывать ребусы. Я танкист.
— Вот и вставьте пиндосам свечку в одно место, покажите, на что вы способны, — засмеялся Франц, вспомнив новое жаргонное словечко, перенятое от Клауса. — Вперед, вперед, штандартенфюрер! Я вам приказываю опрокинуть американцев и дать фюреру спокойно взлететь. Вам светят брильянты на дубовые листья...
Франц ликовал. Он выходил живым и невредимым из игры. Он видел, что танки Пайпера расползаются по краю леса и идут в атаку к автостраде. Бой разгорается.
'Пайпер разделается с 'Шерманами' быстро', — подумал он, надо ловить момент и взлетать. Франц вскинул руку, нажал на спусковой крючок. Сигнальная ракета взметнулась с протяжным шипением. Достигнув апогея, рассыпалась зелеными гроздьями над аэродромом.
— Криволапов, поворачивай назад к самолетам. Летим в Россию...
Шлинке стоял недалеко от бронетранспортера, заложив руки за спину, и нетерпеливо поглядывал в сторону показавшейся 'Пантеры'. Лицо офицера бордовое от возмущения, глаза навыкате, играли желваки. Когда танк приблизился, он поднял руки крестом и резко опустил вниз, останавливая бронемашину. Сдвинулась крышка люка командирской башенки, показался Франц. Офицер Смерша, не дожидаясь, когда тот спустится, выкрикнул резко:
— Ольбрихт! Останови взлет! Это приказ!
Франц не услышал команды из-за шума двигателей 'Кондора', набиравших обороты.
— Что такое, Шлинке? Мы летим. Вы готовы? — сказал он громко, подойдя к русскому офицеру. Завидев Михаила и Ингу, шедших к ним, махнул рукой, произнес еще громче, срывая голос: — Клебер, выводи Гитлера, взлетаем через десять минут.
Миша развернулся и бросился к стартовому пункту.
— Отставить! — гаркнул Шлинке. — Отставить взлет, полковник! Это приказ!
— Поздно, Иоганн, поздно. Мы летим. Мы должны доставить Гитлера в Москву. Это мое твердое убеждение. Этим мы спасем себя и изменим ситуацию на фронте.
— Это приказ, полковник! — взбесился Шлинке. — Я не шучу! — офицер Смерша стремительно достал пистолет и направил на Ольбрихта.
— Убери пистолет, Иоганн! Не делай глупостей.
Франц шагнул вперед.
— Назад! — рыкнул Шлинке и, дослав патрон в патронник, выстрелил.
В эту же секунду прозвучала в их сторону длинная автоматная очередь. Кто-то опустошал прицельно весь магазин. Свинцовые осы, вспарывая морозный воздух, шквалом обрушились на разведчиков. Возгласы раненых, шум осыпающегося стекла ошеломили на мгновение командную группу. Все попадали.
Шлинке лежал на снегу, раскинув неестественно руки. Серо-зеленая фуражка с нацистским орлом валялась рядом. Франц стоял левее на коленях, согнув голову, зажимал ладонью плечо, сильно кровоточащее. Два легкораненых охранника с автоматами, забежав за стену СКП, залегли для боя. Следопыт отреагировал молниеносно. Он вскинул винтовку и, припав на колено, взглянул в прицел. В перекрестие увидел рыжую голову эсэсовца. Лицо грязное, измазанное кровью, глаза устремленные, злобные. Пальцы охранника дрожали, пытались лихорадочно вставить новый рожок.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
