И действительно, далее трапеза прошла под благодушную беседу Агаи и вождя, в обход интересующей меня темы: Кемрутль выпытывал у попавшего в гости бога тайны строения мироздания. Видно, знания Таниты вождя не устроили. Агаи отвечал, переводя и мне попутно, но постоянно увлекался, забывая объяснять своему товарищу и соратнику по божественному происхождению, о чем идет речь, так что довольно скоро мне стало скучно. Я боялся, что к "сыну бога смерти" тоже найдется пара вопросов, однако с этим вождь не спешил.
Ну, и хвала Ирие! Я в теологии силен приблизительно так же, как рош-мах, не хватало только опозориться.
Макнув в соус последний кусок и запив его молоком, откланялся и вдогонку получил на пороге заключительный перл мудреца.
— Дракон не будет долго сидеть на дне пруда.
Эдхед то! Как хочешь, так и понимай. И почему некоторые господа не хотят изъясняться нормальным человеческим языком?!
Погода на улице соответствовала настроению: небо снова закрыли сизые тучи, и в лужах появились круги от первых тяжелых капель дождя. Стоило поспешить, если не хочу намокнуть.
К дому я шел очень быстро, почти бегом, распугав по дороге стаю рыжих куриц и обратив в бегство трех детей.
Да, сына бога смерти (или кем меня тут считают?) благословлять не позовут, не та репутация.
Я снова выругался.
Надоело мне здесь до ус... ужаса. Не люблю бесцельно шататься. Уже все, что мог, сделал: привел в порядок одежду, дождался, пока за пару серебряных монеток сошьют добротные рубашку, куртку и штаны из оленьей кожи — уж больно мне понравилась местная одежка. Отполировал до блеска оружие, пополнил запас еды, нарисовал приблизительную карту — хотя какая уж тут карта, так, не вполне достоверное изображение вероятных преград и ориентиров на пути — и даже выучил несколько приветственных фраз на языке росм. Больше занятий я себе придумать не мог и потому злился на задержку. Конечно, оставалась еще моя "супруга", но я не озабоченный юнец, чтобы довольствоваться исключительно плотскими утехами. Все хорошо в меру.
Кроме того, последние дни казалось, что драгоценное время утекает песком между пальцами. И хотя нас никто не торопил, меня не покидала уверенность — долгая остановка наверняка аукнется неприятностями в пути. В конце концов, осень уже не за горами.
Заботливая Ситлали, увидев мое сердитое лицо, тут же принялась ублажать своего "господина": быстренько усадила на циновку, стащила сапоги и стала старательно разминать ноги, буквально ввинчивая свои сильные пальчики в самую нежную часть свода стопы. Приятная боль и удовольствие от растираний заставили меня сменить гнев на милость: на душу снизошло успокоение.
Дикари, а знают, как своих женщин воспитывать. Наших бы придворных прелестниц сюда — до совершеннолетия.
Я представил себе незабвенную Глорию, всю в шелках и кружеве, передо мной на коленях, массирующую своими холеными ручками натоптанные до костяных мозолей пятки, и хмыкнул.
Сто золотых не жалко за такую картину. Хотя нет, жалко. К тому же, старая интриганка или в массажное масло яд подсыплет, или незаметно отравленной булавкой оцарапает. Ну ее, гадину. С ней общаться, все равно что кобру целовать.
Эх, поеду обратно, честное слово, заберу Ситлали с собой. Пусть рядом живет, детей мне рожает, раз у нас с ней такое взаимопонимание. И деньги сэкономлю — откажусь и от любовницы и от служанки. Надо только обучить малышку готовить что-нибудь, кроме кукурузы.
Закончив массаж, Ситлали уселась передо мною на корточки и оживленно ткнула пальцем в сушеную ящерку. Она болталась у потолочной балки, подвешенная за костяную "бульбу", украшающую короткий и толстый хвост животного. Потом девушка аккуратно отвязала тушку и положила на массивный широкий камень, заменявший кухонный стол. Своеобразная форма хвоста рептилии придавала ему некоторое сходство с... очень необходимым всем мужчинам органом.
Я сидел у очага и от нечего делать наблюдал за действом, к которому приступила девушка. Сначала решил, что она готовит новое блюдо, и обрадовался.
Ничего, что ящерица, в голодные годы крестьяне Наорга не только ползучими гадами, и жареными кузнечиками не брезгуют. Мне самому, бывало, доводилось есть змей и лягушек. Даже нравилось — не всякая птица до них по вкусу дотягивает.
Ситлали развела огонь, ловко замотала вокруг хвоста рептилии свежесрезанный дикий чеснок, смочила ящерку мутной жидкостью, судя по всему, местным крепким алкоголем, и сунула прямо в огонь. Пламя охотно приняло сушеные останки, обняло их своими желтыми язычками.
Запах сжигаемой плоти мне удовольствия не доставил. Как только он добрался до моего носа, я попытался уйти. Не получилось: девушка так умоляюще заглядывала мне в лицо, просительно лопоча при этом и на всякий случай цепляясь за рукав, что пришлось остаться, мужественно терпя не только бесцельное времяпрепровождение, но и вонь, которую источало горящее тельце. А Ситлали все добавляла и добавляла дрова до тех пор, пока от маленькой ящерки не остались одни угольки.
Наконец, пытка, на протяжении которой я не раз себе напоминал, что мужчина должен относиться к безвредным прихотям своей дамы с должной терпимостью, закончилась, дав возможность сбежать и оставить Ситлали выгребать прогоревшие угольки из очага.
И за каким... демоном они ей понадобились?
Последний вечер у племени росм мы провели расслабленно: возлежали, словно герои древности, на домотканых ковриках у теплого очага за вкусным ужином и ленивой беседой.
Отъезд назначили на утро: вождь сказал, что я выполнил свою миссию, (то есть, даже если меня убьют за ближайшим углом — род Лироев не сгинет бесследно).
После известия о беременности Ситлали я долго размышлял: что же изменится в моей жизни, когда появится этот ребенок? Пока ничего похожего на отцовскую любовь я не чувствовал. Так... немножко удовлетворения от хорошо выполненной задачи, и все. Вряд ли меня вообще посетит столь светлое чувство. В конце концов, я не по своей воле дал жизнь малышу и любви к его матери не чувствовал. Только желание, замешанное на жалости и сострадании.
Ситлали, не ведая, что мои думы — о ней и ее нерожденном дитяти, уселась рядом и старалась не отлучаться даже на минутку, оставив за собой исключительное право ухаживать за "господином". Милая девушка была столь услужлива, что я незаметно для себя выпил чуть больше, чем рассчитывал, и с последним глотком в рот попало что-то, противно скрипящее на зубах и горькое, как испортившийся сыр.
Я сплюнул, заметил, как Ситлали сжимает кисть в кулак, и схватил девушку за руку, не давая спрятать ее за спину. Хмель сдуло, словно его и не было.
Наверное, выражение моего лица было не самым приветливым, да еще Танита приподнялась на локте, грозно уставившись на девчонку, потому что Ситлали принялась торопливо оправдываться. Агаи, услышав ее лепет, упал на спину, закрыл руками лицо и захохотал как ненормальный. Рош-мах тоже успокоенно легла, вернувшись к прежней, расслабленной позе.
В глазах оборотня светилось лукавство, и она с великим удовольствием объяснила причину всеобщего веселья:
— Из-за того, что ты отказался принять любовь самых красивых девушек племени, росм теперь считают... гм... что подземному богу не хватает мужской силы. Ситлали больно слышать про своего спасителя и супруга такие вещи, и она решила... Немного подбодрить тебя напоследок.
Что-о?!!
Зараза сирин оторвал ладони от лица и, давясь смехом, проблеял:
— Жди гостей сегодня ночью! Она выбрала для тебя самых достойных, с ее точки зрения, подруг!
— Ах ты... Да я вас всех... В одно место!
— Не надо, Дюс! — уже стонал, будучи не в силах смеяться, волшебник: — Нас — не надо! У тебя и так заботы хватит!
Шутник недоделанный!
Ситлали по-прежнему стояла, вытянувшись в столбик, как суслик, и виновато моргала, переводя взгляд с меня на сирин и обратно.
Ну ладно, маленькая глупая дикарка, но эти два образчика городской... отрыжки должны бы понять, что совокупление без желания...
А, демон! Да на хрен я ее вообще спасал! Микстура эта паскудная, кажется, действовать начинает!
— Агаи!
Рычание, вырвавшееся из моего горла, заставило всех заткнуться.
— Ты хоть знаешь, что за дрянь я выпил?!
Волшебник торопливо схватил полупустой стакан, макнул в него мизинец, осторожно слизнул капельку, задал пару вопросов девушке и посерьезнел:
— Дюс, прости, но боюсь, что сна тебе сегодня не видать. Ящерица тут, конечно, не при чем, но вот состав из трав... Мой совет — пусти ты этих девиц, одна Ситлали с тобой точно не справится.
Недоумок! Остолоп!! Ну, как я мог так опростоволоситься?! Надо же, на королевских приемах столько дам любовного зелья пытались подлить или подсыпать — сумел углядеть, а тут деревенская простушка обвела вокруг пальца!!!
— Все вон! — из глотки вырвался громкий хрип. Я не знал в тот момент, что готов быстрее сделать — убить упрямую девку, или...
Сирин вскочил, схватил за руку свою супругу, помогая подняться, и потянул прочь. Им уже было не смешно. Мне тоже. Ситлали торопливо метнулась к окнам и принялась их закрывать камышовыми матами, а когда темнота полностью затопила комнату, в дом скользнуло еще несколько теней.
Эту ночь я не забуду никогда. Чтоб у этих дев их мешок желаний дна не имел!!! Хотя, о чем это я... так опрометчиво.
Утром в дверь поскреблись:
— Дюс, открой!
Я даже не стал отрывать голову от подушки:
— Пошли все прочь! Любовных игр больше не будет!
За дверью рассмеялись:
— Открой! Это же я, Танита! Я не стану тебя насиловать! Нам пора!
— Мы никуда сегодня не едем! — огрызнулся я, все так же не открывая глаз.
— Хочешь еще на одну ночь со своими женщинами остаться? — коварно спросила рош-мах.
Шутница, однако. Придется вставать.
Я скинул с себя одеяло, сел и огляделся: в комнате возилась только Ситлали. Она торопливо штопала рваную в клочья одежду: помнится, я вчера не успел раздеться перед трансформацией. Штаны-то, Мо с ними, уже изрядно потертые, а вот рубашку жалко... И как это я своими шипами никого до сих пор не покалечил?
Я потер лоб. Вчерашнее зелье выбило из памяти изрядный кусок о прошедшей ночи. Оставалось надеяться, что я не посрамил звания бога. Судя по личику девушки, так оно и было: Ситлали просто цвела от счастья.
— Брось, не надо, — сказал я, глядя на ее старания, и полез в мешок за новой одеждой. Надо прикупить еще барахла, а то я к Юндвари доберусь в костюме первого человека.
Танита, успевшая проскользнуть в комнату, перевела девчонке мои слова, и та судорожно прижала к груди рванье, словно оно было величайшей драгоценностью в мире. Глядишь, еще повесит, как святыню, на стену. Ладно, ее дело, мне эти тряпки точно ни к чему.
После плотного завтрака, когда я садился в седло, Ситлали метнулась ко мне, обняла, заплакала и с трогательной суетливостью стала пихать в руки тоненькую нитку из мелких, почти не отшлифованных зерен розоватого кварца с подвеской в виде острого когтя неизвестного зверя.
Подобные вещи высоко ценятся у дикарей. Я не хотел брать подарок, но вождь Кемрутль приказал:
— Возьми. Пригодится.
Пришлось послушаться — колдуну и провидцу виднее.
Я ласково поцеловал напоследок девушку и в свою очередь снял с пальца перстень, увенчанный темным топазом. Я не любитель украшений, но это кольцо носил — его подарил мне спасенный граф.
Пусть теперь Ситлали красуется перед другими женщинами подарком бога, чтобы они помнили: я могу вернуться — и не обижали ее.
В проводники нам выделили опытного воина по имени Хенун, если судить по насечкам на копье, отправившего на тот свет не одного врага.
Кемрутль объяснил, что сестра Хенуна замужем за степняком, и они принимают его, как своего. Именно такой человек нам и требовался.
Уже за воротами на меня внезапно нахлынула тягостная тоска. Когда я в последний раз чувствовал что-то подобное, мне пришлось оставить за спиной несколько трупов. Придется смотреть по сторонам в оба глаза.
Глава двадцать вторая
Ветер гнал по низкому небу серую хмарь, грозил испортить дорогу затяжным дождем, но на наше счастье пока все ограничивалось лишь резкими холодными порывами.
Что-то слишком прохладно для конца лета.
Я надвинул шляпу по самые брови и плотнее запахнул плащ, с легкой завистью глянув на неторопливо трусящую почти у самых лошадиных копыт Таниту. С пушистой шкурой оборотня можно спокойно ночевать прямо на льду в двадцатиградусный мороз, что уж тут говорить о каком-то легоньком "сквозняке"!
Моя кобыла недовольно повернула морду к рош-мах и всхрапнула.
— — Уйди из-под копыт, лягнет ведь, — посоветовал я девушке.
— Наши кони давно привыкли к огромной кошке, но сегодня кобыла нервничала. Ей испортил настроение жеребец мага своими попытками цапнуть за круп. А виной всему был сирин, желавший ехать ко мне вплотную. Нашего волшебника весь день тянуло пофилософствовать, и я оказался единственным собеседником, способным поддержать разговор. Рош-мах в теле кошки могла только слушать, проводник попался на удивление молчаливый, а Морра до подобных бесед еще не доросла. Пришлось мне одному отдуваться за всю компанию.
— Нет, вот скажи, мог бы ты пожертвовать жизнью одного человека на благо всего мира? — вопрошал сирин, в очередной раз оказавшись у меня под боком.
Маг не заметил, что его жеребец уже зло прижал уши, карауля момент, когда появится возможность укусить товарку за упитанный круп. Я наклонился, щелкнул рукоятью хлыста по оскаленной лошадиной морде, отгоняя животное, и посмотрел на сирин. Его глаза горели вдохновением, на щеках алел румянец, а ветер развевал отросшие темные волосы, светя тонкими полосками незагорелой кожи в спутанном проборе. Агаи с нетерпением ожидал моего ответа.
— Смотря чьей, — буркнул я, понимая: отмолчаться не получится.
— Ну, моей, например, — не тратя времени на размышления, заявил сирин.
— Твоей? — Я изобразил задумчивость, а потом пожал плечами. — Легко. Мне кажется, ты мечтаешь умереть во имя счастья на земле. А кто я такой, чтобы лишать человека... или птицу Великой Мечты?
Агаи поперхнулся, перехватил мой веселый взгляд и обиженно протянул:
— Я серьезно спрашиваю!
— А я серьезно отвечаю, — отрезал в надежде закруглить глупый разговор.
Не люблю неумных вопросов, так и хочется в ответ нахамить, чтобы больше не приставали. Правда, с Агаи такой номер вряд ли пройдет — мальчишка упрям как осел и не отступит. Я не ошибся.
— Ладно, — немного помолчав, вернулся к прежней песне Агаи. — Согласен. Пример неудачный. Хорошо. Возьмем...
Волшебник покрутил головой, глянув сначала на супругу, а потом на меня и Морру. Зная мой ответ на возможность всеобщего счастья в обмен на жизнь Таниты, сирин предлагать ее в жертву не стал и выдохнул:
— Возьмем, скажем... Морру!
Ну, Ирия всепрощающий, додумался!
Я посмотрел на спящую девочку. Ее лохматая головенка сонно клонилась вперед, и сирин приходилось следить за тем, чтобы малышка не съезжала набок.
