Холодная зима 37-го

— Довольно вас двоих, — заявила она старшим сыновьям. — Чай мужи зрелые.

— Боязно мне, матушка, — признался Роман. — Дело-то неслыханное! Отпусти с нами Ингваря.

— Ты не бойся, — резко ответила княгиня. — Ослепят злодеи братию вашу, а вы воздадите окаянным по заслугам.

— Ингваря отпусти, — упрямо гнул свое Роман.

— Благослови, матушка, — смиренно склонил голову Ингварь.

— Нет на то моего благословления! — рассердилась княгиня.

— Я уже обещал Роману, — дерзко ответил Ингварь, сверкнув очами.

В воздухе запахло грозой. Сыновья княгини отличались буйным нравом и могли пойти наперекор матери.

— Верно ли, что за ними стоит князь Юрий? — вопросил Глеб, чтобы разрядить обстановку.

— Неужто он признается в подобном? — сердито ответила мать. — Верный человек мне весть принес. Он своими ушами слышал, как Юрий нашептывал Глебу, что не видать им своих уделов и резанского княжения как своих ушей.

Старшие братья отправились в Исады, а младших мать отправила в поход. На границе княжества озоровали половцы. Первейшее дело князя защитить народ от ворога, а кто лучше справится, покажет силушку богатырскую и удаль резанскую, как не молодшие князья...

Старая княгиня недооценила коварство Владимировичей. Они опоили сонным зельем князей и просто перерезали им глотки. Под ножами убийц пали ее сыновья, а их дружина и бояре были перебиты половцами, которых Владимировичи укрыли в лесу.

Как бы то ни было, княгиня не осталась в накладе. Оставшиеся в живых сыновья поднялись на злодеев, призвав на помощь Великого Владимирского князя Юрия и, прогнали Владимировичей с резанской земли. Брат Ингварь, сев на Резанском столе, в укрепление союза с суздальцами, когда он целовал крест Суздальскому князю, отдал свою сестру Ефросинью замуж за Ярослава, князя Переяславльского, дав ей в приданое половину Коломны.

Ярослав посадил в граде своего наместника и определил там крепкую дружину, что в любой момент могла вмешаться в резанские дела.

Господь наслал кару на Ингваря — новорожденные дети умирали один за другим, а затем и сам князь упал с коня и обездвижил. Пришлось Юрию брать на себя бразды правления и отстаивать свои интересы от властных Суздальцев, таки заставивших его целовать крест. Конфликты время от времени случались, но до войны дело не доходило. Юрий понимал, что тягаться с сильным и могучим Суздальским княжеством не с руки, тем более, что Муромские князья давно уже признали старшинство Суздальского князя и ходили у него в подручниках. Он ограничился укреплением городов на границе с суздальцами, а владения свои расширял на западном и южном направлении, где и границы как таковой не было.

Катора, случившаяся недавно, в Черниговском княжестве была ему на руку. Князь отправил на границу своего воеводу Евпатия, занявшего некоторые волости, которые резанцы издавна считали своими. Теперь Юрий пожалел о своем решении. Большая беда надвигалась на родную землю и, не было сил остановить ее наступления. Полчища Батыя стояли уже на границе княжества, разорив небольшую резанскую крепостицу.

Юрий еще с вечера призвал епископа Ефросина, повелев служить во всех храмах молебны за избавление от надвигающейся опасности.

Князя много дней мучила бессонница. Тяжелые думы не выходили из головы, заставляли беспрестанно ворочаться в постели, а затем, накинув на плечи подбитый мехом плащ, босым выходить на крыльцо терема и, долго стоять в раздумьях, вслушиваясь в звуки ночного города, испуганно вздрагивая от полного смертной тоски, протяжного, воя собак на псарне.

— Не к добру это, — сам себе говорил князь и возвращался назад, принимаясь, стоя под образами, молиться.

— Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующым, еже снести плоти моя, оскорбляюшии мя, и врази мои, тии изнемогоша и падоша. Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое, аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю, — шептали искусанные губы резанского князя. — Грешен я, грешен. Голос крови брата моего вопиет ко Мне от земли!

И так он предавался молению. Наступал час заутрени, и слабый ветерок с реки доносил до слуха устремляющийся в высь гудящий звон била, пробуждающий монахов, которые обитали в кельях неподалеку от храма.

Князь Юрий мысленно представил, как его бывший старший дружинник Тимоха Хвост, ставший ныне пономарем, шаркая изрубленной в давней битве ногой, подходит к келье игумена и встает, внимательно вслушиваясь, как игумен, обливаясь слезами, старательно молится и творит поклоны. ДВА ДЛИННЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПОДРЯД Кивнув головой, стучит в дверь и несколько раз восклицает:

— Благослови, отче.

— Господь наш Иисус Христос да благословит тя, чадо, — наконец отвечал игумен.

Пономарь, получив благословление, поднимался на крыльцо храма и деревянной колотушкой начинал клепати на утреню, будя иноков, бормотавших спросонья:

— Готово сердце мое Боже, готово сердце мое.

Определенный ритм подачи сигналов задавал молитвенный настрой, способствовал переживанию предстоящего Богослужения. Князь, облачившись в подобающее платье, спешил на службу и, в веселии входя в храм, внутренне взывал хвалы Живодавцу Богу.

Господь остался глух к молитвам. С южных рубежей прибежали вестники, принеся горестную весть. Татары разорили волость Воронеж, предав огню села и веси, побили людей не считано, уведя в неволю молодых парней и девушек.

— Я тебе говорила — не трожь послов татарских, — уже в который раз укоряла старая княгиня сына, когда вся семья выходили их храма. — Хорошо хоть ума хватило не лишать их живота.

— Что сделано, то сделано, — огрызнулся князь Юрий.

— Гонцов к братии отправил? — спросила княгиня, пристально посмотрев на сына.

— Сразу отправил, — ответил Юрий и уточнил. — Не только к братии, но и к Суждальскому князю.

— Юрий не придет на помощь, — с уверенностью заявила мать.

— Как знать... — сказал резанский князь, помогая матери усесться в возок. — Сам может и не придет, а Ярослава пошлет с дружиной.

— К Ярославу и надо было гонцов слать, — недовольно проворчала мать, досадливо морщась. — От нас до Киева ближе, чем от Владимира.

— Бог даст — одержим верх над погаными, — с нежностью посмотрев на мужа, сказала жена Юрия. — Резвецы наши — первые на Руси. И батюшка мой и братья обязательно помогут.

Пока резанские князья съезжались на совет, князь не терял времени. Апатия, захлестнувшая его в первые дни, отступила. Проверке подверглись запасы оружия, и в ремесленном ряду кузнецов закипела работа. Чинили брони, ковали наконечники стрел, копий и сулиц, точили мечи и сабли. В город потянулись вереницы телег, свозя припасы на случай осады. Князь развил кипучую деятельность, поспевая везде, где дела требовали его внимания.

Первым примчался сын Федор с малым количеством дворни.

— Отец, — сказал он, резво взбегая на крыльцо терема. — Надо полки собирать и, встретить поганых на дальних рубежах, в поле, а ты, я смотрю, собираешься затвориться в граде...

— Не чаял я, что нагрянет беда, — обнимая сына, ответил князь. — Думал булгары, да половцы остановят мунгал... А оно, видишь, как вышло...

— Человек намедни был у меня, — усаживаясь на лавку, сказал молодой князь. — Бает, что мунгалы собираются идти на зихов.

— Чего только не услышишь, — не добро усмехнулся старый князь. — Суждальский князь уже дважды послов татарских принимал, и знаешь, что на торгу про это говорят?

— Говорят...говорят... — с раздражением произнес князь Федор. — Говорят, что кур доят.

— Вот и решим с братией нашей, что нам делать... сидеть или выходить — сердито ответил князь Юрий.

Князья не заставили себя долго ждать. Не прошло и недели с приезда князя Федора, как собрались остальные. Последними приехали муромские князья: Юрий Давыдович с братьями и племянником Олегом.

В большом покое княжьего терема накрыли столы, но не весел был пир...

— Посылал я слуг верных в волость Воронеж, — сообщил князьям на совете Всеволод Михайлович, сидевший в Пронске. — Языка они взяли из тех татар, что волость зорили.

— И что сказал твой язык? — живо поинтересовался князь Федор.

— Тоже, что и послы их говорили, — с вызовом ответил пронский князь молодому. — Что у татар, кои именуют себя мунгалами, сила тяжкая. Воинов, что молодой травы в степи.

— Слышали мы эти байки, — пренебрежительно отозвался Федор. — У татар сорок полков. Да что толку? Мечами и копьями они бьются отвратно.

— Зато стреляют они дальше, чем умеют другие народы, и стрелы у них не летят, а ливнем льются.

Князья шумно встретили это заявление.

— Знаем! Знаем! С половцами не раз ратились!

— Стрел не напасутся! Нам только ударить и, враз сомнем, конями потопчем, мечами порубим, саблями посечем!

— Половцев мы били и, не раз!

Князь Юрий недовольно поморщился. Громче всех кричал его сын Федор.

— А скажи мне, брат, кто был тот пленник, которого твои слуги переняли? Какого языка, племени? Неужто мунгал? — спросил он пронского князя.

Всеволод Михайлович смутился, не зная, что ответить.

— Булгарин это был, — пришел на помощь отцу молодой княжич.

— И булгар мы били! — расплескивая вино из византийской, темно-зеленого стекла, чаши выкрикнул сын муромского князя Давида.

— Однако ж и булгары нас били... — усмехнулся князь Юрий. — И пало булгарское царство, а воев там по более нашего было...

Князья замолчали, испытующе глядя друг на друга. Никто не хотел, чтоб его обвинили в трусости.

— На дворе середина октября. Не сегодня завтра пойдет сало , и река покроется льдом, — напомнил князь Юрий. — Надо решить: сидеть или выходить...

— Черниговцев позвать бы, — предложил Федор.

— Пойдут они... — ухмыльнулся пронский князь. — Держи карман шире.

— Не ко времени, ты Юрий Игоревич, затеял катору с черниговским князем, — укорил резанского князя князь муромский Давид. — Надо бы миром решить ваш спор.

— Наша это волость! Наша! — резко ответил Федор за отца.

— А ты не лезь впереди батьки! — грозно осадил молодого князя Давид.

— Федор, конечно молод, горяч... — в раздумье произнес князь Юрий. — Но волость та — наша была с незапамятных времен.

— Отзови воеводу своего, — посоветовал муромский князь. — Послов пошли в Чернигов. Реши дело миром.

— Коловрата вертать никак нельзя, отец, — обратился к князю Федор. — Михайло враз землю вернет назад. И еще оттяпает.

— В Чернигов послов пошлем, — согласился Юрий. — Но Коловрата отзывать повременю. Если поможет — верну волость, а если нет... Там видно будет.

— Тогда верни мне мои грады и волости, что отнял у меня. Они мои по праву! — неожиданно заявил пронский князь Всеволод Михайлович.

— Так мы же урядились с тобой, — напомнил родственнику Юрий.

— И что с того? — горячо возразил Всеволод. — Твоя сила была, а теперь все иначе.

— Побойся бога, Всеволод, — укорил Юрий. — Ты же крест целовал!

— Я тебе грамотку могу прямо сейчас вернуть! — запальчиво крикнул пронский князь. — Она у меня с собой! Хочу новый ряд!

— Тогда и я не согласен! — поднялся с лавки племянник резанского князя Олег Ингваревич. — Верни мне Борисов-Глебов и Ростиславль!

— Я тебе отдал равную замену, — спокойно возразил князь Юрий и пригрозил. — Если хочешь — Бог нас рассудит и управит .

— Хороша замена! — возмутился Олег. — Черниговский князь замирится с мунгалами и отберет назад волость, а то и сам вернешь, коль помощь пообещает. Нет. Я так не согласен!

— Ты с чего взял, что Михайло с мунгалами замирится? — спросил муромский князь.

— Намедни гость один на торгу сказывал, — зло ощерясь ответил Олег.

— Кто таков? Сказывай! — потребовал ответа князь Юрий, обменявшись взглядом с матушкой княгиней.

— Гриша Телебуга , черниговский гость, — ответил, как выплюнул, князь Олег. — Михайло-то Черниговский послов татарских и гостей в поруб не садил...

Резанский князь принял упрек спокойно, ничем не выдав своего волнения. По его указу еще летом схватили большое татарское посольство и купцов его сопровождающих. Гостей потом пришлось отпустить, вернув товары, а вот послы до сих пор сидят в порубе. Отпускать их князь боялся. Все-таки зря он тогда послушался епископа, применив силу. Отпустить нельзя, убить — страшно. Мунгалы не прощают убийств. И вот они рядом...

— Знаю такого, — подтвердил Роман Коломенский. — Ох красна у него жинка... Истомилась по ласке пока муж мошну набивает торговлей в Чернигове. Он как раз, вчера вернулся, а жинки дома нет... Вернулась за полночь...

Олег бросил на брата затравленный взгляд, но смолчал.

— Тащите сюда Телебугу, — приказал Юрий слугам.

Дворня у князя, что псы цепные. Сорвались с поводка, исполнять приказание. Ворвались на торг конными, раскидывая народ по сторонам.

— Чтоб вас черти взяли! — кричали им в след.

Телебуга, торговавший с Черниговом, оправдывал свое прозвище. Высокий, широкоплечий в добротном подбитом мехом плаще, наблюдал, как слуги разгружают телеги с товаром.

— Осторожнее! — прикрикивал гость на нерадивых слуг, уронивших в грязь тюк с дорогой тканью. — Чтоб вам пусто было!

В лавке красавица жена, пряча под платком побитое лицо, разбирала товар, сверяясь с описью на бересте.

— Много еще? — крикнула она, выглянув с порога.

— Сколько ни есть, все наше, — отозвался купец не оборачиваясь.

Его внимание привлекли образовавшийся на торгу шум и всадники, решительно направлявшиеся к лавке.

— Телебуга, — останавливая коня перед самым носом купца, обратился дворовый. — Тебя князь к себе требует.

— Товар приму, может и уважу князя, — отступая от морды коня, сердито ответил Гриша.

— Телебуга, ты чего, не понял? Тебя князь пред светлые очи требует!

— Сказал приму товар и тогда... — заявил купец упрямо.

— Ну, смотри... — угрожающе произнес дворовый, замахиваясь плетью.

Телебуга подставил под удар руку, хватаясь за плетеную кожу. Рывок и, всадник свесился с коня. Еще мгновение и он вылетел из седла, падая в грязную лужу.

— Взять! — рявкнул он, вскакивая на ноги.

Телебуга сопротивлялся, как мог, но силы были не равны.

— За что? — кричала его жена, пытаясь отбить мужа у княжьих слуг.

— Ууууу...курва, — прошипел дворовый, выдирая кисть из цепких зубов молодухи. — Пошла вон, блядь! — выкрикнул он, освободив руку и, пиная упавшую женщину.

У лавки собралась толпа зевак, глухим ропотом выражая недовольство.

— Силен, бугай, — уважительно сказал дворовый, закидывая ошеломленного купца на коня.

— Поехали быстрей, — скомандовал товарищ, садясь в седло. — От греха подальше.

— Ой, люди!!! Что делается! — визгливым голосом заголосила одна из баб.

— Средь бела дня! — вторили ей товарки.

— А чего они? — интересовались рассудительные мужики. — Али натворил чего?

— Жинку побил не по правилам, — предположил один. — Вот она и пожаловалась князю.

— Ох уж эти бабы... — сокрушались мужики. — Волос долог, а ум короток. Бьет, значит, любит.