Холодная зима 37-го

Пленник, сорокалетний мужик славянской наружности пал ничком, прикрывая руками голову. Чернокожего воина разозлила эта слабая попытка защититься и, он раз за разом обрушивал удары на голову несчастного, пока тот не упал безвольно, и даже тогда, надсмотрщик продолжал лупасить безжизненное тело. Устав, он отложил плеть, взявшись за нож. Вскоре голова несчастного возвышалась на пике, устрашая остальных полоняников.

— Кажись, Ефрем это, — испуганно произнес Василь, опознав убитого.

— Точно! Ефрем, — сжав кулаки ответил Баюш. — А вон и дочка его!

Еще один татарин, с черной окладистой бородой, тащил за косу упирающуюся ревущую девку к стене, но остановился, опасаясь стрел. Сильным толчком он уронил ее на землю, разорвав платье. Громко хохоча под одобрительные возгласы товарищей, пинками заставил подняться, и долго мял белые девичьи груди.

— Милана! — гневно воскликнул Баюш, которому девица пришлась по душе и, он собирался по осени засылать сватов к ее отцу. — Я убью его!

— Остынь! — прикрикнул на него Сураш. — Из лука не дострелить...

— Я отрублю его поганые руки! — дернулся Баюш, хватаясь за саблю.

— Кто сказал не дострелить? — спросил Итларь, только что поднявшийся на заборола.

— Ахты мать честная! — воскликнул Местятка, видя, как татарин нагнул девку и быстрыми сильными толчками вошел в ее лоно.

Баюш уже бежал со стены, крича на ходу:

— Отварите ворота!

— Мы охальника снимем, — сквозь зубы прорычал Итларь Сурашу. — А ты девку спасай.

— На спор? — спросил Местятка, доставая винтовку. — Какой залог?

— Кто попадет — идет ночью языка брать, — принял вызов торк.

— Я тоже в деле, — заявил Карасик, натягивая тетиву.

Торки долго выбирали стрелы, тщательно осматривая древко и оперение, Местятка успел зарядить свое ружье. По сути винтовка та же пищаль, имевшая в стволе нарезы, за счет которых значительно увеличивалась дальность стрельбы.

— Готовы? — спросил Местятка торков. — Как выскочат наши башкиры, так стрелим.

Как только Сураш с Баюшем выскочили из ворот, парни выстрелили, Местятка, по опыту, чуть помедлил с выстрелом.

Грохот, дым и запах серы напугали мордву, стоявшую на стене.

— Свят, Свят, Свят, — испуганно крестились новообращеные в веру Христову парни.

— Чертом запахло! — завопил как безумный кипчак Сидур, пятясь от улыбающегося Местятки.

— Вестимо чертом, — молвил Василь, наблюдая, как башкиры на скаку мечут стрелы в любопытных татар собравшихся поглядеть над унижением русских.

— Вестимо чертом, — повторил он. — Если наш боярин у самого нечистого огненный бой отобрал...

— Как? — испугался Сидур.

— А вот так! — с важным видом ответил Василь. — Явился как-то нечистый к боярину и, давай соблазнять златом и каменьями...

Парни внимательно слушали, раскрыв рты от удивления.

— А наш боярин не будь дураком, запрыгни ему на спину и давай охаживать плетью...

— Черта? — ахнул Сидур. — Плетью?

— Вестимо черта, не кобылу же, — улыбнулся Василь. — И давай его гонять по небу до самого моря-окияна, до острова...

— Черта! Плетью! Как кобылу! — радостно заулыбалась новообращенная молодежь охочая до чудесных историй.

— Не выдержал нечистый хвата боярина, взмолился о пощаде.

— И боярин отпустил его? — испуганно охнул один парнишка.

— Отпустил. Только потребовал у черта огненного боя, чтобы его же оружием поганых истреблять.

— Вот это молодец наш боярин! — заулыбались парни. — Дьявольское оружие против самих приспешников нечистого обратить!

— Вот это молодец! — выкрикнул Местятка, видя, как Сураш заарканил одного татарина.

Баюш тем временем подхватил девку и мчался назад. Им вслед запоздало полетели стрелы. Сураш, однако, не довез своего пленника до крепости. Одна из стрел поразила того насмерть. Они опять остались без языка.

В крепости героев встретили радостными криками. Маленькая победа, да еще вызволение полонянки подняли моральный дух обороняющихся и вселили надежду на благополучный исход.

Лишь боярин Шемяка остался недоволен парнями. Он как раз сидел в тереме с ближниками, обсуждая варианты защиты крепости и, тут на тебе — выстрел...

Своим людям он настрого запретил стрелять в крепости без команды. Хватило жертв, пока научились пользоваться огненным боем. Четверых убили, двоих ранили прежде чем до парней дошло, что пищали не игрушка. Даже Местятка, забравший себе все пистоли, застрелил дворовую девку. Зарядил пистоль дома и забыл, а тут девка подошла к нему. Парень ради шутки направил на нее пистоль и спустил курок. Девка упала с простреленной грудью. Местятка испугался. Отцу убитой он заплатил виру, но наказание понес — по приказу Шемяки, был бит кнутом, а Василь на него наложил еще и церковное наказание.

Шемяка выжидал. Ближники разделились во мнениях. Одни советовали не медлить, атаковать татар, другие подождать до утра, а уж с первыми лучами солнца начать сечь врагов нещадно. Третьи предлагали выждать пару-тройку дней, авось сами уйдут.

— Чего ждать? Мунгалы эти разорят деревеньки! Людишек посекут, в плен уведут! Дома огню предадут! — кричал, захлебываясь слюной Чурнай.

— Тебе боярин деревеньки пожаловал, вот ты и торопишься воевать, — возражал Сураш.

— Бить ворогов надо! Нечего сиднем сидеть, — поддержал Чурная Вирдян.

— Мои люди готовы, так и жаждут напоить клинки кровью мунгалов, — решительно произнес Ураз.

— Ты не забывайся, — осадил мордвина Шемяка. — Это мои люди и ты, Ураз, мой человек. Помни об этом.

— Обождать надо, присмотреться, языка взять, — предложил рассудительный Лавр.

— Ты чего, Лавр? — возмутился Василь. — Смотреть как страдают невинные чада христовы!

— Ух ты, — усмехнулся кузнец. — Хоробор ты наш.

— Надо будет — не хуже тебя могу ворога бить, — запальчиво выкрикнул Василь.

— И отлучат тебя от службы, — зло отозвался Лавр. — Кто убитых отпевать будет? Я что ли?

— А я кровь проливать не стану, — резко отреагировал Василь. — У меня вот что есть!

Священник продемонстрировал свой грозный посох со свинцовым набалдашником.

— Знал бы, не стал бы тебе его делать, — с обидой в голосе произнес Лавр и передразнил друга. — От волков отбиваться мне, от собак диких...

— Мунгалы собаки и есть, — примирительно произнес Василь.

Они еще долго перепирались, даже ругались и пару раз чуть не вцепились в бороды. Шемяка молчал. Слушал.

Лодка появившаяся на горизонте, прекратила ругань. Дозорный сообщал, что по реке плывет струг, полный народу.

— Видно к нам плывут, — предположил Сураш.

— Мудрено догадаться, а к кому еще? — съязвил Костяжко.

— Но, но... — пригрозил башкир.

— А то что? — прищурился Костяжко.

— Да хватит вам перепираться! — прикрикнул Шемяка. — Надоели уже.

— Татары на стрелку переправились, — предупредил Алеша. — Могут стрелами достать.

— А чего сразу не сказал? — встрепенулся Местятко. — Много их переправилось?

— Дюжина, — невозмутимо ответил Алеша.

— Ну это не страшно, — рассмеялся Местятка. — Дозволь, боярин, побить тех татар и, мы струг перехватим.

— Возьми людей побольше, — согласился Шемяка.

— Я и один управлюсь, — уже с порога крикнул Местятка.

И ведь не соврал, поехал один.

За безрассудной выходкой парня наблюдала вся сотня, стоя на стене.

— Зря отпустили парня, — волновался Ратмир. — Сгинет.

— Не блажи, — живо отреагировал Алеша.

— Эх, меня не взял, — сокрушался Итларь.

— Я бы тоже поехал, — сказал Баюш.

— И я, и я, — раздались обиженные возгласы товарищей.

Местятка ехал, вдоль берега, как ни в чем не бывало, распевая во все горло похабную песенку собственного сочинения.

Татары заметили его и поскакали. Местятка метнулся в сторону имитируя панику. Когда одумался, татары уже отрезали путь к спасению. Они загоняли парня, как зверя, заходя с трех сторон, прижимая к реке. Местятка гнал коня, нахлестывая плетью и вдруг, конь пал. Татары смеясь подъехали ближе. Двое остались поодаль, на всякий случай, присматривать за крепостью, вдруг там решатся на вылазку.

Местятка с испуганным видом стоял рядом с павшим конем держа саблю в руке.

— Все. Пропал парень, — с сожалением прокомментировал Ратмир.

— Бьюсь об заклад, что нет! — тут же отреагировал Итларь.

— Ставлю гривну, — согласился Ратмир, погладив витую шейную гривну из чистого золота.

— Принимаю, — ответил Итларь, дотронувшись до своей.

Татары тем временем окружили парня, и развлекались, коля пиками. Местятка отбивал их саблей, уворачивался.

— Да давай же! — нетерпеливо воскликнул Карасик, сжимая кулаки.

Местятка словно услышал друга, бросил саблю, вызвав у татар новую порцию хохота. Дальнейшее произошло слишком быстро. Раздались частые выстрелы, парня заволокло дымом. Вот он выскочил из клубов уже с карабином в руках. Снова выстрел. Дым. Опять мелькнул Местятка. Снова выстрел.

Двое татар, наблюдавшие за крепостью всполошились. Поскакали, было, на помощь своим, но кони не слушались. Наездники они хорошие, подчинили коней быстро, но дым уже рассеялся. Их взору предстал Местятка на коне, а товарищи валялись на земле, оглашая округу громкими воплями. Татары бросились к реке, пытаясь уйти вплавь. Местятка достал из налуча лук и как в тире поразил цели. Потом приветственно помахал товарищам на стене и повернул коня, поскакав к другому берегу. Он призывно кричал, маша руками. В струге наблюдали за схваткой, и уже повернули к берегу.

— Помогите им, — скомандовал Шемяка и, не меньше десятка человек резво бросились исполнять приказ боярина.

— С этим, мне никакие татары не страшны, — любовно поглаживая пистоль, сказал при возвращении Местятка.

И был по сути прав. В реальной истории с появлением огнестрельного оружия закончилась эпоха татарского владычества. Вот только на дворе XIII век, а огнестрела у Шемяки кот наплакал. Но шанс изменить историю есть. Только бы выманить Батыя к крепости, а там уж как бог даст...

— Государь-батюшка, век за тебя молить господа стану, только спаси мужа моего, — сходу бухнувшись в ноги, заголосила Устинья, жена боярина Андрея Михайловича.

— Встань. Да встань же! — прикрикнул Шемяка, пытаясь оторвать молодую женщину от лобызания сапог. — Говори, что случилось?

Устинью с трудом оттащили от Шемяки. Немного успокоившись, она стала рассказывать. Шемяка по мере путанного изложения последних событий в жизни Устиньи и ее мужа, все больше мрачнел.

— Пленные говорить могут? — спросил он Местятку, когда женщина стала повторяться.

— Пятеро живых, — доложил парень.

— Так могут или нет? — рыкнул Шемяка.

— Железо разговорит, — пообещал Местятка.

Пленные рассказали все, что знали. Чурнай выполнил обещание, подарил самым говорливым быструю смерть. Только информация, полученная от них, ничего не проясняла. Где находится Батый никто не знал. И даже численность его войска не могли сказать. Много — это понятие неопределенное...

— Атакуем с рассветом, — решил Шемяка.

Под покровом ночи пятнадцать метателей ручных гранат выбрались из крепости. Лао-лун-бей со своими подручными снарядил чертовым зельем железные трубки. В метатели выбирали лучших, кто мог добросить гранату за сорок метров. Упорные тренировки дали результат — теперь метатели бросали их за пятьдесят метров.

Каждый нес по восемь гранат, да по паре пищалей. Местятка с торками вызвались идти добровольцами, хоть и не могли похвастать результатами в метании. Шемяка отпустил их. Парни вооружились карабинами и гранатами, сколько могли унести. Оружие зарядили и завернули в холстину, гранаты тоже обмотали тканью и сложили в мешки. Им придется ползти и не дай бог татары услышат шум.

Сотня изготовилась к бою. Многие гридни облюбовали огнестрельное оружие, короткие карабины очень подходили всадникам.

Шемяка стоял на верхней площадке башни, и ждал, мысленно читая молитву. Отчитав положенное количество, дал короткую команду:

— Огонь!

Прислуга камнеметной машины, хорошо обученная немцем Мартином, только ждала команды. Быстро поднесли факел к жаровне и подпалили снаряд, начиненный горючей смесью. Огненный шар взмыл в ночное небо и по высокой дуге устремился в татарский лагерь.

— Левее на пол топора, — скомандовал Мартин.

Деревянный настил медленно поворачивался. Мужики крутили поворотный механизм, до тех пор, пока немец не остановил их.

— Хватит, — сказал он. — Теперь заряжай.

Четыре камнеметных машины дважды отработали по заранее пристреленным целям огненными снарядами.

После первого залпа, в дело вступили метатели гранат. Взрывы посеяли панику среди врагов, они заметались по лагерю, падая от разлетающихся осколков, некоторые облитые горючей смесью, пылали яркими факелами.

Сотня на рысях выехала из ворот крепости и после поворота дороги увеличила скорость. Забабахали первые выстрелы, это метатели гранат взялись за пищали. И тут подоспела конница, стреляя на ходу, всадники пронеслись по лагерю. Кто-то взялся за лук, меча стрелы, кто-то сек врагов саблей, дробил черепа булавами.

Ураз с мордвой обошел стороной вражеский лагерь, напав на табуны и, теперь отбивал атаки пытавшихся вырваться из окружения татар.

Казалось, что победа близка, враг в панике разбегается, татарские кони у коновязей точно взбесились, никого к себе не подпускают, молотя копытами. Разящие стрелы жалят нещадно татар, но неожиданно появляются островки сопротивления и, вот уже гридни Шемяки падают с коней со стрелой в груди. Сураш с башкирами яростно сметал очаги сопротивления, бросаясь на врагов, топча копытами, срубая головы, могучими ударами разваливая смельчаков до пояса, отсекая головы вместе с плечом. Иногда было достаточно бросить отрубленную голову во врагов, как они теряли мужество, но продолжали обреченно биться, не прося пощады.

В центре татарам удалось закрепиться, укрывшись за сколоченными пленниками большими щитами, несколькими телегами, поставленными в круг. Татарский командир громко отдавал приказы, организуя оборону. Шемякины гридни откатились назад и, даже башкиры не рисковали идти на прямую атаку.

Местятка воспользовался моментом, перезарядив пистоли и пищали.

— Чего попусту стрелы мечете? — укорил он товарищей. — Пищали заряжайте!

Грянул нестройный залп, абсолютно бессмысленный, с точки зрения нанесения урона врагу — убили от силы двух-трех татар, но очень эффективный с точки зрения наведения паники. Татары перестали пускать стрелы и, Местятка с Итларем успели добежать до телег, зашвырнув внутрь последние гранаты.

Как только прогремел взрыв, и все заволокло густыми клубами дыма, парни споро перебрались через телеги, орудуя ножами. Ветерок быстро рассеивал дым и, они начали стрелять. Итларь пальнул из карабина в татарина в броне, бестолково трясущего головой и не дожидаясь пока он упадет, схватился за саблю, бросившись на поднимающегося на ноги татарина с залитым кровью лицом. Солнечный лучик заиграл на стали половецкой сабли, кровавый фонтан из обрубка шеи забурлил, запенился. Итларь уже бежал дальше, размахивая саблей. Местятка с винтовкой наперевес, пробивался к татарскому командиру. Пальнул, почти в упор в стрельца, натягивающего тетиву. Ударил прикладом по роже еще одного татарина, бросил винтовку другому. Тот сдуру поймал ее, и был застрелен из пистоля. Кольчуги и брони не спасали от пуль. Несколько выстрелов и охрана найона полегла, так и не поняв причину своей гибели, а сам найон набросился на Местятку с обоюдоострым мечом, возжелав разом покончить с нахальным и настырным вихрастым гриднем. Не увернись парень — быть ему разрубленным до пояса. Местятка всегда отличался ловкостью и сообразительностью. Тяжелый пистоль полетел в лицо татарина, тот защитился рукой, потеряв на секунду из виду парня, и первое что он увидел, была молниеносно приближающаяся ко лбу массивная, со свинцовым яблоком на удлиненной рукояти, пистоль, уже разряженная, но не менее грозная.