Холодная зима 37-го

Дальше Сашка не стал ждать. Навел пистоль на купца и выстрелил. Из второго пистоля попытался снять ближайшего лучника, но из-за дальности расстояния попал не туда куда целил, а в колено, что тоже не плохо. Лучник припал на одно колено, выронив лук. Парни с первым выстрелом метнули ножи, но некоторые лучники успели выстрелить.

Шемяка видел, как взмахнув руками, упал служка Василь, а дальше завертелась круговерть. Снова полетели ножи, стрелы. Кто-то птицей взлетел на склон оврага, махнув на лету саблей. И вдруг все прекратилось. Только птахи щебетали, да негромко постанывали раненные.

— Чисто все, — возбужденно сказал скатившийся сверху Местятко.

— Вот козел, — процедил Шемяка со злостью пиная труп купца.

— Местятка, ты там всех прирезал? — окликнул парня Сураш.

— Вестимо всех, — широко улыбнулся парень.

— Ой, дурак, — схватился за голову Сураш. — И как мы теперь отсюда будем выбираться?

— Не знаю, — глупо улыбнувшись, ответил Местятко.

— Потом разберемся, — прикрикнул на них Шемяка, беря себя в руки. — Что с Василем? Убит?

— Да вроде нет, — ответил Карасик, сдергивая с шеи служки массивный бронзовый крест, изогнувшийся под ударом стрелы.

— А ну верни! — вдруг прогремел громогласный бас очнувшегося Василя.

— Да забирай, — скорчив недовольную рожу, произнес Карасик. — Я было хотел вместо тебя попом стать...

Слова торка разрядили обстановку. Все дружно рассмеялись. Напряжение сразу спало. Но радоваться было нечему. Стрельцы умудрились побить четверых. Троих насмерть, а Акмаш тихо скулил, зажав рукой рану на животе.

— Не жилец, — помотал головой Сураш, отводя взгляд от раненного.

— Братцы, попить дайте, — попросил Акмаш. — И можете отпустить меня...

— Нет, — Шемяка жестом остановил Сураша, потянувшегося за ножом. — Может быть выживет.

Раненного перенесли к реке и стали ждать.

— Надо раздобыть лошадей и уходить, — волновался Местятка.

— Сиди и жди, — велел ему успокоиться Шемяка.

— Чего ждать-то? — не унимался парень.

— Насад придет, — ответил Сашка всматриваясь в гладь реки.

— А если не придет?

— А ты спроси у стрельцов, что прирезал, — жуя травинку, процедил Сураш.

— Как их спросить? — удивился Местятка. — Они же мертвые.

— Вот именно, — усмехнулся Сураш. — Сиди теперь и жди...

— Плывет, кажись, — произнес Карасик.

— Точно. Насад, — подтвердил Василь.

— Прячьтесь, — скомандовал Шемяка, облачаясь в одежду купца.

Он подошел к самой воде и стал ждать.

— Йюсуф, ты? — окликнули его с насада.

— Я. — крикнул в ответ Шемяка.

На насаде забегали, видно было, что к борту подошли два стрельца с луками наизготовку.

— А чего голос такой?

Шемяка покрылся потом и стараясь подрожать голосу убитого, выкрикнул.

— Не видишь, ранен я!

Он отнял руку от живота, демонстрируя окровавленную ладонь и пятно на халате.

— Ты один? — вновь последовал вопрос.

— Нет, — ответил Шемяка. — Со мной еще трое.

— И все? Остальные где?

— Все мертвы.

На насаде засовещались, а тем временем корабль проплыл мимо.

— Сейчас пристанем! — наконец раздался крик и корабль повернул к берегу.

Несколько взмахов гребцов и он уткнулся в берег.

С корабля выпрыгнули пятеро, в кожаных куртках, подпоясанных темно зелеными поясами с множеством нашитых блях. Лучники остались на корабле, продолжая всматриваться в заросли кустов.

— Хреново дело, — подумал Шемяка, прикинув количество блях на поясах. Их обладатели были отменными воинами.

— Что с лицом? — мимоходом спросил бритый налысо мужик, обходя стороной Шемяку.

— Стрела оцарапала, — просипел Шемяка, поворачиваясь за ним.

— Где остальные? — обернувшись, спросил бритый.

— Там, — махнув рукой в сторону оврага, сказал Сашка, краем глаза наблюдая за остальными. — Они ранены.

Один из них, с коротким копьем в руках побрел к кустам, а остальные натянули луки.

— Знаешь, Йюсуф, — обратился к нему бритый, разглядев под ветками ящики. — Зажился ты на белом свете.

В его руке блеснула сталь, длинного изогнутого кинжала.

— Бей их! — выкрикнул Шемяка, бросаясь под ноги бритому.

Лучник отреагировал на крик, пустив стрелу, и обалдел, увидев, как она вонзилась в грудь бритоголового.

— Брат! — истошно завопил он.

Шемяка метнулся к нему полоснув кинжалом под коленкой, успев заметить, как свалились за борт оба стрельца на корабле. Мимо уже мчались товарищи, с разбега взлетая на корабль.

— Гребцов не убивать! — заорал он.

Захватив корабль и погрузив сокровища булгарского царя на борт, они отплыли, оставляя пылающий город далеко позади.

Глава 3. Вторжение.

Первую весть о татарах принес Федотко, младший сын Еремея коваля, отправленный боярином вместе с братьями на дальние рубежи нести сторожу.

— Татары идут! Татары идут! — ворвавшись в избу с порога крикнул он.

— Тише ты, олух царя небесного, — прикрикнула на парня Устинья, молодая жена боярина. — Вас послушаешь — татарин под каждым кустом сидит.

— Вот те крест не вру, — с обидой произнес Федотко.

— Булгар поди видел, а не татар, — проворчала Устинья, ставя пироги на стол.

— Ты, Устя, в мужские дела не лезь, — сердито осадил молодую жену боярин. — Знай свое бабское место.

— Как скажите, Андрей Михайлович, — виновато потупила глазки Устинья.

— И скажу, — с важностью заметил боярин. — Всяк сверчок знай свой шесток.

Федотко тем временем жадно смотрел как молодая женщина нарезает крупными ломтями исходящие паром пироги. В животе предательски заурчало. Парень облизнулся, не сводя глаз с пирога.

— Голоден поди? — спросил хозяин, поглаживая бороду.

— Со вчерашнего дня не ел, — честно признался Федотко.

— Присаживайся к столу, — пригласил боярин гонца, и велел жене. — Положи пирогов.

Устинья поставила перед оробевшим парнем пироги и тот, торопливо прочитав короткую молитву, с аппетитом принялся за еду.

— Добавь-ко, — мотнул жене боярин, видя с какой скоростью уплетаются пироги.

Женщина послушна нарезала еще.

— Наелся? — ласково спросил боярин.

— Угу, — промычал Федотко с набитым ртом.

— Теперь рассказывай, — велел боярин.

Парень торопливо проглотил последний кусок, запив поставленным перед ним вином.

— Татары пришли. Много, — повторил он.

— Где?

— За Черным лесом. С вельблюдами, со скотом и лошадей видимо-невидимо.

— Семьи?

Парень отрицательно мотнул головой.

— В дозоре ведь Мыкола главный? — спросил боярин озабоченно. — Что велел передать?

— Ничего. Убили Мыколу, — шмыгнув носом, признался Федотко.

— Как убили? — опешил боярин.

— Он ушел, хотел языка скрасть, а нам с Матвейкой велел ждать...мы и ждали.

Парень всхлипнул, нерешительно посмотрев в налившееся кровью глаза боярина, на крепко сжатые кулаки

— Вдруг татары налетели. Матвейку саблей посекли, а я успел под корягу в нору нырнуть. Богородица пресвятая спасла и сохранила.

— Спаси господи их грешные души, — повернувшись к иконе, перекрестился боярин и спросил, не оборачиваясь. — Это точно татары? Не булгары? Не половцы?

— Точнее не бывает, — взволновано произнес парень. — Все как рассказывал гость, что в прошлом лете к нам захаживал... Росту они громадного, и глаза, глаза огнем горят... Матвейке голову ссекли на раз...

— Больше ничего не скажешь? — задал вопрос боярин.

Малец отрицательно помотал головой, стряхивая в ладонь крошки со стола.

— Ну тогда беги, — отпустил его боярин.

Парень низко поклонился и попятился задом к двери, и когда, он перешагнул порог, боярин его окликнул:

— Когда говоришь, вы татар увидали?

— Да ден пять назад, — нервно ответил мальчишка, не поднимая глаз.

— Хорошо, иди, — разрешил боярин.

Когда парень ушел, боярин долго молчал, размышляя над новостью. Кустистые брови хмурились, образуя на высоком лбу глубокие морщины.

— Горе-то какое, — тихонько всхлипнула жена. — Еремея с Анисьей жалко.

— Хватит сопли пускать, — строго сказал ей боярин и снова задумавшись, пробормотал себе под нос. — Пять ден. Пять ден. Братьев убили, а он пироги трескает...

Не яркое осеннее солнце неумолимо клонилось к закату, окрасив небо в багрово-красные тона. В кузнице Еремея царил полумрак. В горне жарко пылали угли, с протяжным стоном и шумом вздымался и опадал кузнечный мех.

Сам коваль, со связанными руками, раскачивался под потолочной балкой, лишенный какой-либо одежды. Жена Анисья, насмерть перепуганная баба, тихонько скулила в углу.

Боярский холоп Иванка клещами достал раскалённое железо и остановился в нерешительности перед ковалем.

— Почто мучаешь, боярин? — просипел Еремей, скосив глаза на сидящего на грубо сколоченном табурете боярина с каменным лицом.

Андрей Михайлович молча опустил веки, а Иванка, повинуясь сигналу прижал пышущее жаром железо к широкой груди кузнеца. В маленьком, тесном помещении запахло горелым мясом.

Анисья попыталась бросится к ногам боярина, но боярский слуга, стоящий подле нее успел сильным пинком отправить обезумевшую от страха женщину обратно в угол.

Коваль мужественно терпел боль и только когда Иванка отнял железко от груди, сказал:

— Ты скажи в чем моя вина.

Боярин молчал.

Иванко повторно прижег живую плоть, и опять коваль стерпел, не проронив ни стона.

— Жги мальца, — отдал безжалостный приказ боярин.

Всегда невозмутимый Иванка, недоуменно обернулся к хозяину и в этот момент, обезумевшая женщина резко вскочила, с дикой яростью отпихнув слугу, который не успел среагировать и спиной налетел на ярко красное острие заготовки меча. Слуга тут же сомлел, бесформенно грудой придавив Иванка, выронившего из рук клещи. Баба спиной прикрыла, растянутого на лавке сына, широко раскинув руки.

— Не дам! — кричала она. — Я все скажу, только не пытайте!

Иванко успел скинуть с себя безжизненное тело слуги и намеревался вонзить появившийся в руке нож в женскую грудь. Боярин успел остановить его окриком:

— Не убивать!

Еремей извивался, пытаясь ногами ударить Иванка.

В последний момент тот успел отвести клинок, лишь оцарапав кожу предплечья.

— Говори! — грозно рыкнул боярин, поднимаясь с табурета.

— Федотко не виноват! — заголосила Анисья, — Он хотел всех нас спасти!

— Анисья, о чем ты? — взревел Еремей.

— О чертовом зелье, что татары проклятые дали! — разревелась Анисья.

— Что за зелье? Где оно? Когда и кого велели опоить? Говори, паскуда! — орал боярин.

— Дома оно, в кувшине в подполе спрятано! — выкрикнула Анисья и сразу сникла. — Велено было воротников опоить и тебе, батюшка свет, в питье подсыпать.

— Когда? — взревел боярин.

— Так, сегодня же и велено сделать, — завыла баба.

— Иванка! — окликнул холопа боярин. — Бери бабу и принеси мне этот горшок с зельем! Мигом!

— А с ней что? — уточнил Иванка.

— В погребе запри! — рявкнул боярин. — И пришли сюда Микулу.

— Говори, сучий потрох! — заорал он на мальца, нависая над ним все телом.

Грозен боярин в гневе. Очи пылают, руки тянутся к горлу. Страшен. Ой, страшен боярин.

— Они Мыколу схватили, — сразу заныл малец. — Потом нас с Матвейкой скрали. Я не виноват. На солнышке разморило, вот и прикорнул чуток, а тут они... Страшные такие! Повязали нас...

— Ты же говорил, что Матвейке голову ссекли!

Фетотко испуганно замотал головой.

— Нет. Нас в полон взяли.

— Дальше!

— А дальше нас разделили. Меня бросили к мордве. Поставили на колени и стали рубить головы. Сказали, что так будет со всеми нашими родичами и кто хочет им помочь, тот может их спасти. Хан милостив.

— И ты? — яростно заорал боярин.

Коваль рычал словно зверь, слушая признание сына.

— Я хотел всех спасти, — завыл парень. — Мыколу, Матвейку, отца и матушку... Я всех хотел спасти!

— Где татары? — вцепившись в худые плечи, яростно затряс мальца боярин. — Сколько их?

— В балке, за ручьем они, — лязгая зубами, произнес парень. — Много их...

— Сотня? Две? Как вооружены? — продолжая трясти мальца, орал боярин.

— Я не знаю, — ныл тот в ответ. — Много. Очень много. Бронные все.

— Прирезать бы тебя, — злобно сказал боярин, отпуская мальца.

— Микула, — обратился к ключнику боярин. — разошли смышленых мальцов по волости. Пущай предупредят об опасности. В лесу схоронятся.

— Сделаю, — кивнул седой головой старый ключник.

— Пошли людей к реке, пускай кожи намочат и крыши укрой сырыми кожами. Песка еще натаскать надо.

— В осаду садимся? — испугался ключник.

— Не боись, — приободрил его боярин, всем своим видом демонстрирующий уверенность. — Первый раз что-ли. На твоей памяти половцы сколько раз приходили? И бивали мы их не единожды.

— Да раз пять в осаде сидели, — немного подумав ответил ключник. — Но то были половцы...

— Татары не страшней их будут, — категорично заявил боярин. — Одно семя — волки степные. Набежать, урвать, что плохо лежит — и в кусты.

— Пожгут жито, людишек, опять же жалко, — опечалился ключник.

— Не горюй раньше времени, — обнадежил боярин. — Людишки по лесам схоронятся, а с житом князь поможет.

— Гонца князю послали? — обрадовался ключник.

— Послали, послали, — успокоил старика боярин. — Ты займись делом, готовь все к осаде.

Ключник, несмотря на преклонный возраст, резво убежал выполнять приказания.

— Ратибор, ты мой лучший боец, повадки степных волков знаешь. Что скажешь? — обратился к широкоплечему воину боярин.

— Надо Даньслава с Мордвином послать поглядеть, что за татары и сколько их. Это раз, — стал предлагать Ратибор, по привычке загибая пальцы.

— Успеют ли вернуться? — забеспокоился боярин. — Скоро стемнеет.

— Эти — успеют, — усмехнулся Ратибор. — А пока надо отвлечь соглядатаев татарских.

— Думаешь, наблюдают за нами?

— Уверен, — глядя в глаза боярина, сказал Ратибор. — Надо девок послать на лужок. Пускай хороводы поводят, покричат...

— А если скрадут?

— Не скрадут, — мотнул головой Ратибор. — Они же ночью хотят всех тепленькими взять.

— И верно, — обрадовался боярин.

— Надо Шемяку предупредить, — предложил Ратмир. — У него воев много и все справные и, говорят, воевал он татар в Булгаре.

— Нет! — отрезал боярин. — Кланяться я ему не стану. Невместно мне ему кланяться.

— Как знаешь, — пожал плечами Ратмир, — Только народ молвит, княжьих кровей он...

— Кто молвит? — взъярился боярин. — Чернь пустое мелет! Мордва подсевает!

— Все же мордва окрестная под его руку ушла, — жестко заметил Ратибор. — Без пастуха овцы не стадо.

— Это Шемяка пастух что ли? — рассердился боярин. — А вот хрен ему! Пущай сам выкручивается, а мы поглядим.

— Зря ты, Андрей Михайлович злобу на него держишь, — спокойно ответил Ратибор. — У него сила, и вместе нам сподручней татар бить.

— Сами с усами, — пробурчал боярин. — Чай не впервой мне степняков гонять.

— Ну как знаешь, — ответил Ратибор, поднимаясь с лавки. — Пойду я.