Взгляд василиска Ii

Она подняла на него глаза, но единственное, что он мог ей сейчас сказать, было:

— И тогда, можешь без опасений говорить обо всем.

Ну, и еще одна улыбка.

Однако, похоже, Зоя все поняла правильно, потому что и ее ответная улыбка была гораздо шире, чем раньше.

— К сожалению, — сказал Илья. — Мне надо сейчас идти, но у меня для тебя есть еще один подарок, — и он положил перед ней запечатанный конверт. — Здесь деньги, адрес нашего нового дома, и телефон одной очень милой девушки, — сказал он, продолжая глядеть ей прямо в глаза. — Ее зовут Рита Готлиб. Рита родилась в Миддельбурге, знаешь где это?

— Да, — кивнула озадаченная таким поворотом разговора Зоя.

— Рита говорит на американе, — объяснил Илья. — И заинтересована в чистой и необременительной работе в вечернее и ночное время. Она студентка, видишь ли, и будет рада остаться с Вероникой на вечер, — он отвел взгляд, как бы интересуясь рекламой нового спектакля. — Или на всю ночь ... За нее поручились, и о ней в Петрове никто не знает. Я имею в виду, что никто не знает, что она говорит на американе. Она приехала их Вестиндии ... Позвони ей после спектакля ... А я заеду за тобой в десять, и мы сходим в ресторан ...

7.

— Значит, так, — Вадим уже все обдумал и, в принципе, не видел никакой необходимости затягивать с этим разговором. — Завтра, с утра, сплавимся на лодке до Ягодного, вызовем с почты такси и поедем в Выборг. Оттуда вы трое едите в Ревель ...

— Почему в Ревель? — Спросил Давид, наливая себе в чашку чай.

— В Ревеле есть ваше консульство, — пожал плечами Вадим.

— Тогда не понятно, почему трое, а не четверо.

— Я за границу не поеду, — покачал головой Вадим, стараясь не смотреть на Полину.

— Я понимаю, — кивнул Давид и потянулся за сахарницей. — Ты патриот и ...

— Я не патриот, — попробовал объяснить Вадим. — То есть, конечно, патриот, но не в этом смысле. Просто из-за границы мне будет в этом деле не разобраться. А я хочу знать, что происходит.

— Уверен, что сможешь узнать? — Спросила Лили.

— Вообще-то я ученый ...

— Вообще-то это совсем иной род деятельности, — все так же спокойно (без эмоций) возразил Давид.

— Да уж как-нибудь, — отмахнулся Вадим, начиная раздражаться. — Вот с генералом поговорю ...

— Вадим, — мягко остановил его Давид. — Ты же умный человек. Ну, что ты в самом деле! Ты же видел, это профессионалы. Их подвело только то, что они тебя недооценили. Ну, кто же мог подумать, что ты способен выломать голыми руками, — при упоминании слова "голый", женщины дружно прыснули. — Голыми руками, — повторил Давид. — Выломать. Железную трубу. Да еще и реку ночью переплыть. — Про убитого им часового, Давид решил, видимо, не вспоминать. — Но это единичная оплошность, Вадик. Больше они нам такой форы не дадут. А в Аргентине ты, как я понимаю, и без нас не пропадешь. У тебя же есть имя, и языками ты владеешь.

— Возможно, ты прав, — кивнул Вадим. — Но если они такие профессионалы, что им мешает добраться до меня в Аргентине?

— Ну, там у меня есть кое-какие связи, — усмехнулся Давид.

— Хорошо, — чуть отступил Вадим, которого слова Давида ни в чем не убедили. — Допустим, — прихлопнул он ладонью по столу. — Но как ты себе это представляешь? Мне что, политическое убежище в вашем консульстве просить?

— А мне? — Тихо, но очень четко спросила Полина.

— С тобой проще, — отмахнулся Вадим. — Господин Казареев, оказывается, у нас холостой. Можно сказать, что ты его невеста ...

— Я твоя невеста, — неожиданно жестко отрезала Полина. — И потом без меня ты к отцу так просто не попадешь.

Первая часть этого заявления заставила Вадима испытать приступ очень сильных и крайне противоречивых чувств, которые он, впрочем, усилием воли тут же и задавил, как не своевременные, оставив их себе, как десерт на "после обеда". А вторая часть была просто беспомощным лепетом, о чем он тут же и сказал.

— Глупости! — Сказал Вадим, сосредотачиваясь на том, что можно и должно было, по его мнению, сейчас обсуждать. — Если ты дашь мне его адрес и телефон ...

— Не обсуждается! — Категорическим тоном остановила разогнавшегося, было, Реутова Полина, и по этому тону Вадим сразу понял, что продолжать дискуссию бесполезно. Она не уступит.

"Твою мать!" — выругался он в душе, но вслух, разумеется, сказал другое:

— Хорошо, — сказал он. — Тогда сделаем по-другому. Мы с Полиной поедем в Новгород к Спиридону Макаровичу, а вы в Ревель. Когда выберетесь из страны, попробуете нам помочь. А пока нас, Полинин папа, куда-нибудь спрячет ...

— Ты меня прогоняешь? — С фальшивым удивлением поднял брови Давид. — Мы поссорились?

— Не понял, — опешил Вадим. — Ты о чем?

— О том! — Давид встал из-за стола и посмотрел на Реутова холодным жестким взглядом ("Никак не меньше генерала, — автоматически подумал Вадим. — На худой конец — полковник".) — Я остаюсь с вами. Вам может понадобиться еще один боеспособный мужчина. А Лили действительно поедет в Ревель ...

Но, по-видимому, в этой компании ни один план не мог появиться на свет без того, чтобы все по очереди не продемонстрировали свое непреклонное Эго.

— Давид! — сказала Лилиан таким тоном, что будь на столе не коньяк, а молоко, оно бы наверняка тут же скисло. — Можно тебя на минуту? Вы нас извините, надеюсь, господа, — сказала она, поворачиваясь к Вадиму и Полине, и, соответственно, меняя тон. — Буквально две минуты тэт-а-тэт.

— Да хоть десять! — через силу улыбнулся Вадим, отметив, впрочем, что, как ему и почудилось прежде, Лилиан, по всей видимости, была совсем не так проста, как пыталась показать окружающим. Красивая женщина, это да. И блондинка к тому же ... Но при том умная, волевая, и себе на уме.

— Извините, — усмехнулся Давид, на которого, похоже, выступление Лилиан особого впечатления не произвело. — Семейная сцена.

И, галантно пропустив, Лили перед собой, пошел вслед за ней в курительную комнату.

— Пойду пока баню истоплю, — сказал Вадим, когда за "четой Казареевых" плотно закрылась дверь.

— Хорошая идея, — Полина, задумчиво смотревшая до этого вслед Лили и Давиду, повернулась к Реутову и внезапно улыбнулась. — Просто замечательная. А можно я тебе буду помогать?

— Давай, — согласился Вадим, которому ее присутствие было только в радость.

В принципе, там и делать было нечего. Все, что требовалось, они еще ночью с Давидом наладили, а сейчас Вадиму оставалось только воды в котел напустить, да печь растопить.

— Давай предложим им мыться парами, — неожиданно сказала Полина.

— А ...? — Пока Вадим поворачивался, Полина успела покраснеть, что называется, до корней волос, и, увидев, что с ней происходит, он быстро — ну, иногда, для разнообразия, он умел соображать и быстро — изменил готовый сорваться с губ вопрос. — А Лили ...

— У них все хорошо, — сказала Полина, отводя глаза. — Лили давно его любит, я это точно знаю, и он ее, по-моему, тоже, но Давид, знаешь ли, такой же старый болван, как и ты, сам бы еще долго не собрался ...

— Почему ты сам не предложил мыться вместе? — А вот теперь ее тон резко изменился, и смотрела она ему прямо в глаза.

— Потому что, — начал, было, Вадим и осекся, не зная что сказать. — Наверное, потому что постеснялся. Неудобно как-то ...

— А мне, значит, удобно?! — Глаза ее налились золотом, предвещавшим не шуточную бурю. — Почему я все должна делать первой?

"Вот же, мать твою, дурак!" — Получалось, что он опять что-то сделал не так.

— Ты права, — сказал он вслух, пытаясь скрыть за улыбкой свою растерянность перед очередным фактом своей жизненной не состоятельности.

— Я права, а ты мог бы быть и порешительней, господин казачий полковник! — Смена настроения произошла так стремительно, что Реутов едва успел сообразить, что бурю пронесло стороной.

— Ты же еще вчера об этом подумал, — сказала Полина совсем с другой, несколько напоминающей кошачье урчание, интонацией. — Ну сознайся, подумал?

— Да, — признался Вадим, хотя правды ради следовало отметить, что вчера ему было как-то не до того.

— А почему, тогда, не предложил?

— Потому что дурак.

— Ты не дурак, — совершенно серьезным тоном сказала Полина и, подойдя к нему вплотную, посмотрела — снизу вверх — прямо в глаза. — К стати, сегодня я не смогу ... Ну, ты понимаешь ...

— Значит, мне не померещилось. — Он и в самом деле, был удивлен. Полине ведь было двадцать три и по нынешним временам ...

— Не померещилось. Ты удивлен?

— Пожалуй, нет, — взяв себя в руки, серьезно ответил Реутов. — Я имею в виду, после твоего рассказа ...

— Ты прав, — тихо, почти шепотом, сказала она, по прежнему, глядя ему в глаза. — Я так боялась стать блядью, — что характерно, она даже не споткнулась на этом бранном слове. — Что, кажется, немного перестаралась. Впрочем, я не жалею. Теперь точно нет.

И тут, к счастью, их разговор был прерван.

— Ну, что?! — Крикнул из дома Давид. — Как там у вас? Баня готова?

— Еще минута! — Ответил ему Вадим и тихо, для одной только Полины, добавил. — Ты спроси Лили тихонько, а то, может быть, она все-таки будет против ...

— Хорошо, — улыбнулась Полина и, оторвавшись от Реутова, пошла в дом.

— Лили! — крикнула она, скрывшись за дверью. — Ты где?

8.

Ровно в десять Илья остановил машину около стоящей перед входом в пансион Зои и, перегнувшись через пассажирское сидение, распахнул для нее дверь. Надо сказать, что то, что она его уже ждала, Караваева приятно удивило, но вот выражение ее лица ему решительно не понравилось.

— Что случилось? — Спросил Илья, плавно трогая машину с места.

— Ты телевизор смотришь? — Вопросом на вопрос ответила Зоя, и Караваев услышал в ее голосе очень специфические интонации, заставившие его мгновенно насторожиться.

— Нет, — коротко ответил он, ожидая продолжения.

— Он в Петрове!

— Кто он? — В принципе им надо было свернуть направо, но тогда они уже через десять минут были бы около ресторана, где он заказал столик. Однако, судя по всему, ему для начало предстояло успокаивать Зою, и поэтому Илья свернул налево.

— Домфрон.

— Филипп Домфрон в Петрове? — То, что сказала Зоя было совершенно невероятно, потому что Филипп де Домфрон, хозяин едва ли не всей территории Шабы, Касаи и Итуи1 и множества разбросанных по всей территории Германского и Французского Конго урановых, кобальтовых и медных рудников, был известен, как человек скрытный и не склонный к перемещениям. И Караваев уже не раз задумывался над тем, где и как ему сподручнее будет приблизиться к Князю, в Киншасе2, где находится центр его африканской империи, или в Новом Амстердаме, где он проводит обычно лето.

#1 Шаба, Касаи и Итуи — в нашей истории провинции Бельгийского Конго и, соответственно, нынешней Демократической Республики Конго.

#2Киншаса — столица Демократической Республики Конго.

— Сообщили, что он прилетел для переговоров о покупке контрольного пакета товарищества "Богатырь".

"Вот ведь настырный! Ну, оно и не плохо ..."

— Вероника его дочь? — Спросил он, сворачивая на очередном светофоре.

— Его, я ...

— Молчи, — сказал Илья. — Меня все это не касается. Захочешь, расскажешь, не захочешь, не обижусь. А теперь слушай меня внимательно. О том, что было, забудь. Об этом гавнюке тоже. Он теперь моя забота. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Зоя. — Но ты не знаешь, какой он человек. Он способен на такое ...

— Да, знаю я все, — усмехнулся Илья. — И какой он крутой знаю. А вот он не знает, с кем связался.

"И хорошо, что не знает, — подумал он. — Легче будет справиться".

— Забудь, — сказал он вслух. — Забудь совсем. Завтра переезжай на новую квартиру, покупай машину, и ни о чем не думай. В Петрове семь миллионов жителей, так что найти вас будет совсем не просто. А я пока постараюсь сделать так, чтобы никто вас и не искал.

— Но ведь один раз нашли. — Возразила Зоя, однако голос ее звучал куда, как ровнее, чем раньше.

— Это другая история, — объяснил Илья, снова выезжая на улицу, где располагался ее пансион. — Тогда нас просто сдали. Ну, вот и твой пансион.

— А разве мы не идем в ресторан? — неожиданно спросила Зоя, когда он уже начал притормаживать.

— Я подумал ...

— Ты зря так подумал, Илья! — Твердо сказала Зоя, не дав ему завершить фразы. — Вероника уже спит, а Рита согласилась побыть с ней до утра ...

9.

Вадим проснулся, когда до рассвета было еще далеко. Впрочем, будет ли при такой погоде рассвет, являлось вопросом, на который у него не было положительного ответа. Однако по внутреннему ощущению, сейчас все еще должна была быть ночь. За окном мрак кромешный — только мотаются на ветру, как неприкаянные души, черные на черном фоне ветви березы — но дождь, начавшийся, было, вчера вечером, уже перестал.

Часов у Реутова не было, и, соответственно, узнать, который теперь час, он не мог, но и искать в темноте часы Полины было бы полнейшей глупостью. Однако за ту минуту или две, что он бездумно пялился в темное окно, спать решительно расхотелось, зато захотелось курить. В результате, промучившись еще какое-то время в нерешительности — он боялся резким движением разбудить тихо спящую рядом с ним Полину — Вадим вылез, наконец, из под одеяла, нашел на ощупь свою одежду и, стараясь не дышать и не производить громких звуков, выскользнул за дверь. В коридоре второго этажа было темно и страшно холодно, во всяком случае по сравнению с хорошо протопленной с вечера спальней, и Реутов тут же начал одеваться.

Завершив процедуру в рекордно короткие сроки, он с облегчением вздохнул и хотел уже спуститься вниз, но неожиданно вспомнил одну мысль, мелькнувшую у него накануне, и вместо залы отправился в кабинет покойного хозяина дома. Здесь он включил свет, закурил, плюнув на приличия, тем более, что на столе у Леонида Егоровича помещалась огромная и страшно тяжелая чугунная пепельница в виде половины раковины-жемчужницы, и сел перед терминалом. Идея, возникшая у Вадима накануне вечером, была проста до примитивности. Он решил найти других своих сослуживцев, во всяком случае тех, кого помнил, а помнил он, как ни странно, многих.

Вообще, если разобраться, состояние, в котором он пребывал с того момента, когда к нему неожиданно — вот уж, действительно, неожиданно — пришел Марик Греч, было крайне странное. Ощущение было такое, как будто с глаз спала пелена, и он внезапно увидел мир не таким, каким привык его видеть, а таким, каким он, мир, был на самом деле. Словно действие наркоза кончилось, или в сознание после беспамятства пришел. Ведь действительно странно. С войны, как ни крути, прошло двадцать девять лет, и, не то чтобы он отрицал сам факт того, что вот, дескать, была война, и он был на этой войне. Вовсе нет. Реутов всегда это знал, и, более того, не раз и не два писал в анкетах, что с 1958 по 1962 год находился в действующей армии и принимал участие в боевых действиях в составе 2-го казачьего корпуса. Это был факт его биографии, точно так же, как и девять правительственных наград, которые он на той войне получил. Вернее, правительственными — были только восемь, девятая (на самом деле, третья по счету) — была императорской, потому что Полярной Звездой награждал самолично каган. Это была одна из не многих прерогатив, оставленных ему конституцией пятьдесят первого года.