# Партия

— 'Я'? Я, я, я... ты думаешь только о себе, Сашка. Впрочем, как и всегда.

Меня точно ударили под дых, и я захлебнулся воздухом:

— Что?

— Ты слышал, — зло отрезал отец. — Франция, Париж, Москва... Иллюзии всё дурацкие! Я думал, ты вырастешь и поумнеешь, а ты всё такой же, — и отец удручённо машет рукой.

— Папа!

— Всё!.. Разговор окончен. Я тебе всё сказал, а ты поступай, как знаешь.

Отец тяжело поднялся из-за стола. Аккуратно приставил стул к столу и ушёл, закрывшись от меня дверью. Отгородился от меня, как делал это всегда. А я, кусая губы от обиды, начал собираться в обратную дорогу. Провожать меня вышла одна мама. Покосилась на окна в кружевных стиранных занавесках, за которыми — она знала! — отец неодобрительно следит за ней. Притянула к себе мою голову.

— Не обижайся, Саша, — тихо попросила она. — Он любит тебя.

— Это он тебя любит, — горько усмехнулся я, — а меня он терпит. Я — его вечное разочарование.

Мама вздохнула, поцеловала меня в щеки и в лоб, заглянула в глаза:

— Ты только пиши почаще. Если звонить будет дорого, то просто пиши. А мы будем ждать тебя.

Тогда я не знал, что вижу её в последний раз. Я был в Париже, когда у отца случился инфаркт.

— Он не выживет... Я знаю... Приезжай попрощаться с нами, — прошептала мама.

— Мама, я... Мама, я! — Я ещё что-то кричал в трубку, но связь оборвалась, а мне захотелось завыть, ослепнуть, ударить себя — удавить за упрямство. За самолюбие. За то, что я знал, на что шёл, и всё равно сделал по-своему. Отец всегда говорил, что чем сильнее наши желания, тем страшнее за них расплата. Выскочив из офиса, я понёсся на стоянку такси. Сообразив, что на RER будет быстрей, слетел вниз по лестнице. Стоя в поезде, вцепившись в металлический поручень, глядя в тёмное окно, я молился первый раз в жизни.

'Господи, пусть только он выздоровеет. Пусть только она это переживёт...'

В аэропорту на коленях валялся, прося билет на первый рейс до Москвы. Сев в кресло, стиснув зубы, сцепив дрожащие пальцы, я мысленно подгонял и Бога, и небо, и самолёт. Я уже был в аэропорту Иркутска, когда мне позвонили соседи родителей и торопливо, боясь потратиться на дорогой разговор, сообщили, что отец умер, но мама ушла первой. Она всегда боялась, что переживёт отца, и Бог, который не принял мою молитву, исполнил её желание. Потом были двойные похороны и обезлюдевший дом. Зеркала, задёрнутые простынями. И фотографии — бесчисленные снимки, мои и моих родителей, которые я срывал со стен, обдирая в кровь пальцы.

Вот то прошлое, которое помню я. И та любовь, что я знаю.

Моя рука невольно вздрагивает, и Ивантеев удивлённо глядит на меня. Но я давно уже научился 'держать' лицо. Терпение, умение выбирать и видеть главное — вот три моих лучших качества.

— Разговор серьёзный, но я постараюсь долго вас не задерживать, с учётом праздника, — ровным голосом говорю я.

— Ну, это уж как пойдёт, — бросив на меня любопытный взгляд, Ивантеев поворачивается к Вадику.

— С днём рождения, — бодро рапортует Вадим и крепко пожимает протянутую ему директорскую длань.

— Ух, какая хватка, — фыркает Ивантеев. — Небось спортсмен? И не курит?

Вадик покрывается краской, я вежливо улыбаюсь, а Павлова наблюдает за мной, словно силится прочитать то, что у меня в душе. Это раздражает меня, и я меняю позу, поворачиваюсь к 'балерине' спиной.

— Лариса, меня ни для кого нет, — строго говорит Ивантеев. — Ну, разве что из Министерства позвонят, — добавляет он и косится на меня. Указывает на 'кожаный уголок': — Прошу!'

4.

'— Ну что, за знакомство? — Ухватив цепкими узловатыми пальцами пробку, Ивантеев ловко её сворачивает и наклоняет бутылку над пузатыми бокалами. В кабинете немедленно разливается аромат виски, смешанный с запахом свежезаваренного кофе, поданного Ларисой. Положив ногу на ногу, Васильев невозмутимо наблюдает за манипуляциями Ивантеева. Вадим неловко ёрзает, но под взглядом начальника покорно оседает в глубокие недра кресла.

— Наталья Борисовна, — Ивантеев протягивает первый бокал мне. Я виновато улыбаюсь.

— Я... — начинаю объясняться я.

— Наталья Борисовна у нас за рулём, — сообщает Васильев, невозмутимо принимает бокал за меня и ставит его в свою ладонь.

— А-а... На девушку, значит, вся надежда? — Ивантеев бросает взгляд на Вадима, потом — вопросительный — на Васильева. Александр Владимирович кивает, и директор завода вручает бокал Шевелёву.

— Ваше здоровье.

— С днём рождения.

Звон бокалов, и мужчины делают по глотку. Я вежливо отпиваю кофе, Лариса вкатывает в кабинет столик с закусками.

— Хорошо, — оглядев приношение, удовлетворённо говорит Ивантеев, и Лариса, одарив Васильева улыбкой, исчезает, плотно прикрыв двери.

— Ну, так с чем пожаловали, гости дорогие? — Директор завода переправляет на стол тарелку с жёлтыми кружками лимона.

— Да, собственно, возникло пара вопросов по платам. — Васильев отставляет бокал на стол и аккуратно раскладывает на колене белую салфетку. — Но это мы обсудим позже. А пока разрешите воспользоваться оказией: Наталья Борисовна хочет посмотреть тестовые образцы на производственной линии. Не возражаете?

Сообразив, что Васильев вот таким образом пытается аккуратно выставить меня из кабинета, чтобы не портить мужской 'праздник виски', я тоже включаюсь в игру:

— Пётр Васильевич, вы не обидитесь, если я на некоторое время вас покину?

— А покушать?

— Спасибо, но чуть позже.

— Ну, как знаете, — Ивантеев равнодушно пожимает плечами.

— Обещаю, я ненадолго, — продолжаю ломать комедию я. — Я только до цеха и обратно.

— Угу. Сейчас вызову вам сопровождающего, — Ивантеев с сожалением отдёргивает пальцы от тарталетки с салатом и неохотно приподнимается из-за стола. Успеваю первой вскочить на ноги:

— Нет-нет, сидите, я попрошу Ларису.

— Как скажете. — Директор завода с видимым облегчением плюхается обратно в кресло. Прихватив сумку, я прощаюсь и иду к дверям. На пороге оглядываюсь: Ивантеев готовится разлить 'по новой', на обречённом лице Вадика написана решимость пройти весь алкогольный ад туда и обратно, и только Васильев по-прежнему погружён в свои невеселые мысли.

Плотно прикрываю за собой дверь и оборачиваюсь: Лариса, напевая что-то под нос, расставляет в вазе розы. Свой букетик она уже водрузила в вазочку, украшенную китайскими бабочками. 'Аляповато на мой вкус', — думаю я о вазочке.

— Лариса, мне нужен сопровождающий, чтобы пройти в цех.

— Сейчас вызову!

Отвлекшись от директорской 'икебаны', Лариса придвигает к себе телефон. Ожидая, когда за мной придут, я подхожу к окну. Опираюсь ладонями о подоконник и смотрю туда, где должна быть припаркована машина Васильева.

'Интересно, о чём он думал?' — размышляю я, вспоминая его погасший взгляд, спрятавшиеся за ресницами. За моей спиной хлопает дверь.

— Аня пришла, — подаёт голос Лариса. Аня (девица-гренадёр) чеканной поступью провожает меня в цех, где я за четыре часа успеваю проверить тестовые образцы, познакомиться с главным инженером завода и убедиться, что предположения Васильева по замене корпуса плат оказались верными.

— Может, пообедаем? — в три часа дня предлагает главный инженер. Я благодарно киваю: невероятно хочется есть. Мы спускаемся в заводскую столовую. Ещё пять минут спустя обретаю себя с подносом перед кассой. Кассирша пробивает чек, я ищу в сумке кошелёк и слышу писк смс-ки. Извинившись перед кассиршей, отставляю поднос и открываю телефон. Читаю:

'Забирайте меня. АВ'.

Округлила глаза. Моргнула. Не выдержав, фыркнула.

'Сейчас приду. Держитесь', — быстро печатаю я.

'Мм', — приходит в ответ.

Усмехнувшись, поднимаю глаза на главного инженера:

— Начальство просит меня подняться.

— А как же обед? — растерялся он.

— Простите, но как-нибудь в другой раз.

Инженер тоскливо косится на дымящийся борщ с завитушкой белой сметаны, присыпанной кудрявой петрушкой.

'Господи, — думаю я, — как же неудобно-то...'

— Вы обедайте, я Ларисе позвоню, меня проводят, — прошу я.

— Нет уж. Сам вас провожу, — мужчина вздыхает и решительно отодвигает поднос. — К тому же, — и он хитро прищуривается, — у нас сегодня на заводе банкет. Там уж мы оторвёмся...

'Боюсь, не дойдёт до банкета', — проносится в моей голове, когда инженер, подведя меня к приёмной Ивантеева, толкает дверь и застывает на пороге.

Вы никогда не видели 'домик', образованный двумя хорошо 'датыми' мужчинами, которые, почти соприкасаясь лбами, в последнем трогательном рукопожатии трясут друг другу руки? Штришок экспрессии в эту картину добавляет осоловелый Вадим, пытающийся сфокусировать взгляд на Васильеве.

— Ого! Удачи, — подмигивает мне инженер и, пряча улыбку, стремительно исчезает в холле.

— О, Наталья Бар-борисовна, — Ивантеев, стоящий к двери лицом, успевает узреть меня первым.

— А? — испуганно оборачивается Васильев. Уставился в моё лицо. Поймав насмешку в моих глазах, тут же выпустил цепкую длань Ивантеева и попытался затянуть узел галстука, от чего тот окончательно съехал вбок.

— Н-нам пора, — невнятно сообщает он.

— А может, всё-таки останетесь, а? На банкет-ик, а? — Ивантеев с тоской взирает на дорогого гостя.

— Увы, начальство не отпускает, — покаянно бормочет Александр Владимирович.

— Это кто начальство? Тарасов ваш, что ли? — хихикает Ивантеев. — А вот я ему сейчас ка-ак позвоню...

— Н-нет. Д-другое начальство. Вот, — и Васильев обреченно указывает на меня.

— А-а, ну да... ну тогда конечно. Наталья Бор-р-рисовна девушка у нас строгая, — Ивантеев уныло вешает голову. Пряча улыбку, направляюсь к подгулявшему 'имениннику'.

— Ещё раз с днём рождения, но нам действительно пора. — Пытаюсь отделаться рукопожатием, но Ивантеев сгребает меня в медвежьи объятия и со смаком расцеловывает в обе щеки.

— Красавица. Будь я помоложе, как он, — кивок в сторону Васильева, — и я бы — у-ух!

При этих словах Васильев болезненно морщится, а Ивантеев переключается на Вадима. Далее следуют просьбы 'не болеть' и предложение 'почаще звонить'. Наконец, мы выбираемся в коридор, где нас уже ожидает Анечка.

— О! Во! — Вадик дурашливо закидывает голову вверх, разглядывая великаншу. Анечка идёт пятнами. Я не знаю, куда глаза девать.

— Цыц. М-минутку, — произносит Васильев. — А ты за мной. Быстро! — это уже к Шевелёву. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Вадик послушно отправляется следом за начальством.

— Куда это они? — проследив, как эта парочка скрылась за углом, тихо интересуюсь я.

— Там туалеты. Мужские, — шепчет красная, как рак, Анечка.

Прислушиваюсь: в отдалении хлопает дверь. Потом до меня доносится шум воды, пущенной на полную.

— Цветы у вас какие красивые, — начинаю я. — Вы выращиваете?

Анечка окончательно смущается, я пытаюсь найти другую тему для разговора, но, к счастью, шум воды стихает, далее опять хлопает дверь, а из-за угла появляются Шевелёв и Васильев. Тщательно приглаженные шевелюры, галстук Васильева, вернувшийся на своё законное место, и застёгнутый на все пуговицы пиджак Вадима.

— Извините, — совершенно нормальным, уже 'своим' голосом произносит Васильев.

— Всё хорошо? — не удержавшись, иронично интересуюсь я. Васильев бросает на меня такой взгляд, из-за которого я моментально чувствую себя призёршей конкурса 'Стерва года'.

— Пойдёмте, — сухо кидает он.

Анечка стреляет глазами в Шевелёва, съёживается, точно хочет стать меньше, и доводит нас до проходной.

— До свидания, — бормочет Анечка.

— Ага, увидимся! — счастливым голосом отзывается Шевелёв. Бросив злой взгляд на Вадика, Васильев толкает дверь для меня:

— Прошу.

— Спасибо. — Юркнув под его руку, пытаясь сдержать смех, вылетаю в прохладу улицы, которую успели накрыть прозрачные осенние сумерки. С удовольствием втягиваю в лёгкие воздух — чистый, каким он бывает только после дождя.

— Ф-фу, — с облегчением фыркает позади меня Вадик. — Наташ, ты представляешь... — оборачиваюсь — ты даже не представляешь, что там было. Такое ощущение, что Ивантеев решил напоить нас в дрова, но Александр Владимирович принял удар на себя, а я...

— Ага, она представляет. — Жёстко обрезав Вадиму не вовремя раскрывшиеся крылья, Васильев переводит хмурый взгляд на меня: — Кстати, я вам должен.

— За что?

— За цветы.

— Вы же уже заплатили.

— За цветы Ларисе, — уточняет Васильев.

— Вы ничего мне не должны. — Я отворачиваюсь.

— М-м... И вот вечно этот недовольной тон. И спор на пустом месте.

Не оглядываясь, протягиваю ладонь. К моему удивлению, в мою руку ложится не купюра, а нечто металлическое и тяжёлое. Изумлённо подняв брови, рассматриваю брелок от 'БМВ'.

— Везите. Всё, как вы хотели... Только осторожней. Чёртова машина... Кто был знал, как я её ненавижу! — Игнорируя мой потрясенный взгляд, Васильев взъерошил волосы и поплёлся в сторону 'бэхи'. Распахнул дверцу, с остервенением содрал с себя пиджак. Потом, одумавшись, аккуратно развесил его на кресле и плюхнулся на сидение. Рывком пристегнул ремень, достал из кармана мобильный.

— Да, привет, это я, — резко и отрывисто бросил он в трубку. — Что?.. Да, выпил... да, много... Да, еду домой... Да не волнуйся ты, меня есть, кому отвезти! Всё, пока. Пока!

— С кем это он? — интересуюсь у Вадика я.

— Ну, это...

— Так, вы там докурили? — доносится до нас повелительный рык Васильева.

— Прости, Наташа, но это — не моё дело. — Пряча глаза, Вадим отстреливает 'бычок' и спешит к автомобилю'.

5.

'Наконец-то и мадемуазель Павлова соизволила сесть в машину. Пока она устраивается за рулём, прикрыл глаза, откинулся затылком на подголовник. Господи, кто бы знал, как мне сейчас плохо! Из-за поджелудочной я вообще стараюсь не пить, а тут вдул... то есть выдул... кстати, а сколько я выпил? Пол-литра? Уй-ё...

В голове выстреливает очередной фейерверк.

— Как сидение настроить? — доносится до меня звонкий голосок Павловой, режущий барабанные перепонки почище любого сверла.

— Кнопка под левой рукой, — буркнул я.

— А зеркала?

— И зеркала под левой... Слушайте, вы же, кажется, водили!

Приоткрыв один глаз, наблюдаю за Павловой, ёрзающей на сидении и разглядывающей панель приборов.

— Ну, что на этот раз?

— А можно, я пиджак сниму? — спрашивает она.

— Да хоть всё!

'Зря сказал', — мелькает в моей голове, когда 'балерина' возмущенно округлила глаза и уставилась на меня. Смутившись, потёр лоб, приоткрыл окно:

— Вадим, у тебя есть сигареты?

Шевелёв протягивает мне пачку, я разворачиваюсь к Вадиму, и тут 'балерина' выжимает педаль газа. 'Бэха' резво прыгает вперёд, Вадик бьётся головой о потолок, а я вцепляюсь одной рукой в 'торпеду', а другой в тёплую коленку Павловой.

— Простите. — Я быстро убираю руку от её ноги, ощущая, как напряглись её мышцы.

— Аккуратней! — смеётся Вадим.

— Ничего, — помедлив, сообщает Павлова и оправляет юбку.

— Наташ, а что с образцами плат? — Не подозревая о наших сложностях, Вадим протягивает мне зажигалку. — Так вы же в машине не курите? — спохватывается он.