Любовь без памяти

Я ежилась от ветра, но продолжала шагать по дороге. В конце концов — какая мне разница, где мерзнуть, на ходу, или на вокзале? Жаль, конечно, что такси не оказалось, но куда деваться... В очередной раз положившись на память тела, я не прогадала. Не прошло и получаса, как откуда-то сбоку вынырнул большой мрачный дом. Я хмыкнула. Как раз накануне смотрела "Другие" с Николь Кидман. Надо будет спросить у Берта, не в их ли родовом особняке снимали....

Я шарахнулась в сторону от пролетевшей мимо машины — та вынырнула из тумана, ослепила меня фарами и унеслась в сторону города. Я шмыгнула носом, поправила сумку на плече, и зашарила в карманах. Кажется, где-то, когда-то, в этом пальто завалялась конфета. Сзади снова послышался шум едущего автомобиля, и я снова приняла в сторону, почти вжимаясь в придорожные кусты. Машина обогнала меня, и, остановилась в метрах пяти впереди. Хлопнула дверца. Я настороженно замедлила шаг, поглядывая по сторонам.

— И что ты тут делаешь, идиотка несчастная? — злой голос Берта разрезал туман как лазер, и я поморщилась. Терпеть его не могу. И Берта, и голос его, и вообще...

— Не твое дело, — буркнула я, обходя его по дуге. Не тут-то было. Неласковые пальцы клещами впились в мой локоть, а недюжинная сила потащила меня к машине. Отбиваться было глупо, и я плюхнулась на переднее сидение, неловко завалившись в бок.

— Я, конечно, знал, что два года назад тебе вышибло последние мозги, — ядовито заявил Берт, усаживаясь рядом. — Но не думал, что бедствие достигло такого масштаба.

— И тебе доброго утра, — кивнула я, потирая локоть. Подобный тон, как я уже выяснила, бесил Берта не хуже, чем быка — красная тряпка. Одно не понятно — откуда он узнал, что я в городе. Неужели нелюбовь ко мне достигла колоссальных размеров, и он приплачивает людям на вокзале, чтобы те при виде меня сообщали ему? Фу, глупости какие. Нет, а интересно все-таки... — Откуда ты узнал, что я приехала?

— Понятия об этом не имел, — презрительно фыркнул Берт. — Ехал в город. Смотрю, идет какая-то убогая в сторону нашего дома. Ну, а кто это может быть? Только ты.

— Спасибо на добром слове, — снова кивнула я, криво улыбаясь и глядя в окно. Мрачная громада дома приближалась.

— Обращайся.

— Я ненадолго.

— Надеюсь.

— И в доме не останусь.

— Серьезно? Вот повезло-то.

— Спасибо, что подвез.

— Иди ты знаешь куда? — наконец-то рассвирепел Берт, и я невольно поежилась.

— Догадываюсь, — вздохнула я, избегая смотреть на него. — Здесь останови, я воздухом подышу, пешком дойду. — Скороговоркой пробормотала я, непослушными пальцами нашаривая ручку на двери. Машина плавно затормозила; мимо меня, изрядно примяв мою тушку в спинку кресла, протиснулся Берт, и открыл дверцу машины.

— До вечера.

— Пока.

Машина взвизгнула шинами по асфальту. Я осталась стоять одна возле кованых ворот, которые медленно и торжественно распахивались мне навстречу.

— Здравствуйте, миссис. — Поздоровался привратник.

— Здравствуй, Кевин, — машинально кивнула я.

— Вас довезти до дома?

— Нет, спасибо. Я пешком хочу... пройдусь. — Я быстро улыбнулась, натягивая рукава свитера из-под пальто на кончики пальцев.

Каморка привратника быстро осталась позади и спряталась за невысокими деревьями. Я жадно глотала сырой холодный воздух, подставляя лицо мелкой мороси. Наконец, впереди замаячила картина, достойная любой Хэллоуиновской страшилки. В плавающих клочьях тумана, блеклый солнечный свет выхватывал фрагменты надгробных плит. Семейное кладбище фон Дейков. Я присела на корточки возле аккуратной серой плиты.

— Привет, милый, — вздохнула я, усаживаясь на землю и обнимая коленки. Нашарила сумку и вытащила оттуда узкую коробку. Цветы прекрасно пережили путешествие, и нашли свое место возле плиты. Я положила щеку на коленку и стала рассеянно смотреть на памятник. Петер фон Дейк, 1976-2012... Это тридцать шесть, или тридцать семь?...

— Долго сидеть так будешь? — насмешливый голос за спиной раздался совсем некстати, прервав мои неторопливые размышления.

— Ты же сказал, до вечера, — поморщилась я, не собираясь, впрочем, вставать.

— Тебе послышалось. — Насмешки в голосе изрядно прибавилось. — Пошли домой, Ванда.

— Иди, я догоню, — кивнула я, искренне надеясь, что он так и сделает.

— Ладно, — кивнул Берт, и канул в тумане. Я поспешно поднялась на ноги и отряхнулась. Погладила плиту прощальным движением, и направилась обратно к воротам. Задерживаться в имении в мои планы не входило, и обратную дорогу я преодолела с гораздо большей скоростью и вниманием. И при звуках автомобиля я не просто прижималась к обочине, а не ленилась, и два раза залезла в кусты. Благо, дорога эта оживленной никогда не была.

* * *

В вокзальном кафетерии подавали на редкость гадкий кофе, единственным достоинством которого была его температура. Обжигаясь, я выпила два стакана, поглядывая на время. Мой автобус должен был отправиться через пятнадцать минут, и только прибыл на станцию.

— Мне кажется, или ты заблудилась? — от холодного голоса Берта за спиной я чуть не подавилась.

— Господи, как тебя стало много сегодня, — пробормотала я себе под нос.

— Ты мне что-то? — Берт брезгливо качнул свободный стул и остался стоять.

— Господу богу. Сетовала, что не догадалась посетить дамскую комнату. Туда бы ты не заглянул. Кстати, мне кажется, что ты меня преследуешь.

— Про это психологу расскажешь, — он легко вздернул меня на ноги.

— Нет у меня психолога, Берт. Отпусти, — я недовольно дернула локтями, без особого прока, впрочем.

— Поехали, Ванда, — он не убирал руки, и я медленно, но верно приходила в раздражение.

— Если ты меня сейчас же не отпустишь, я заору так, что вылетят окна, со всего здания сбегутся копы, и объясняться с ними ты будешь долго и нудно, — тихо и зло проговорила я ему в лицо.

Берт вздохнул и приобнял меня одной рукой.

— А после того, как я с ними объяснюсь, тебя увезут в психушку. Как неуравновешенную особу, которая сбежала из-под присмотра родственника и теперь блажит на весь вокзал, — он слегка наклонился ко мне. Со стороны, наверное, казалось — мужчина опоздал встретить свою девушку. Она злится, он ее уговаривает и обнимает. Я криво усмехнулась и ловко наступила ему на ногу, выворачиваясь из-под его руки. Закинула сумочку на плечо и быстро пошагала на выход. Взгляд Берта сверлил мне спину, и я передернула лопатками, избавляясь от неприятного ощущения.

Сориентировавшись по вывескам под потолком, я быстро направилась в сторону дамской комнаты. Господи, сделай так, чтобы там было окно!

И окно и задвижка на двери — сразу столько везения, даже не верится. Задвижку я с некоторым угрызением совести застопорила, а вот на раковину уже лезла смело — потому как встревоженные голоса под дверью быстро меня от мук совести избавили. Я высунула голову в окошко. Ну, не так уж и высоко. Ноги отобью, пожалуй, не больше.

— Господи, неужели я такая предсказуемая, — застонала я, оказавшись в чьих-то руках. Руки те, между прочим, могли кочергу узлом завязать, судя по ощущениям.

— Даже не представляешь, насколько, — тихий голос Берта, в который раз за день вызвал у меня тяжелый вздох. — Совсем спятила, по окнам лазить? — на землю меня ставить он не спешил, но и с места не двигался. — Здесь высоко, между прочим.

— Если бы тебя не принесло с непонятными предложениями, я бы сейчас ехала домой, — не стала я упускать возможности договориться мирно.

— Мы и поедем. — Согласился Берт, наконец-то опуская меня на землю.

— Сдается мне, мы думаем про разные места, — поделилась я опасениями, и остолбенела, потому как пятерня Берта закопалась мне в волосы и мягко надавила на затылок. Против воли я уткнулась Берту в плечо лбом и продолжила таращить глаза в немом изумлении. Вот чего-чего, а такого я не ожидала. Впрочем, странность эта тут же нашла оправдание.

— Все в порядке, сэр? — видимо, мы привлекли внимание местного полицейского.

— Да офицер, спасибо. — Я, как загипнотизированная слушала негромкий голос, размеренное дыхание и четкий стук сердца. — Припоздал на встречу, так теперь до старости оправдываться буду. — И одеколон у него какой-то такой... не противный. Ему идет. Горький такой, терпкий. Хвоей, что ли, пахнет. Берт говорил что-то еще — то ли мне, то ли офицеру... Мне же до безумия вдруг захотелось спать, и преодолеть это желание я не смогла.

* * *

Под одеялом было уютно. И тепло. И снилось, кстати, что-то хорошее. Петер, должно быть. По голове меня гладил, и эти руки по моим плечам — ощущение было из разряда почти забытых и желанных. Я улыбалась и терлась щекой об руку, закапывалась носом в широкую ладонь. И продолжала спать. Потом снилась больница. И аппарат МРТ, с его перестуком. Тогда я представляла, что это часовые человечки, которые бьют молоточками по наковальням, и хихикала. И чихала, когда в нос лез едкий запах аптеки. А от умного голоса, важно изрекшего, что "Мозг человека — явление слабоизученное и непредсказуемое", я отвернулась. А когда, наконец, проснулась, то за окном только-только начинало светать.

— Мне такая чушь снилась, Джули, ты не представляешь,— улыбнулась я, потягиваясь на всю кровать и сбивая одеяло вниз ногами.

— Да что ты, — ответила Джули почему-то злобным басом. Я распахнула глаза и уставилась на Берта, стоявшего возле столика.

— Не смотри! — охнула я, хватая одеяло.

— Было б на что, — с отвращением отвернулся он. Я замоталась в одеяло и снова кинула на него взгляд.

— И что я тут делаю? — уныло я обвела взглядом комнату.

— Живешь.

— Берт, — я набрала воздуху побольше в грудь. — Давай поговорим!

— Ага. Обязательно. Умойся и спускайся на ужин.

— Ужин? — растерялась я.

— Ужин, — передразнил Берт, направляясь к двери.

— А какое сегодня число? — я потерла лоб.

— Тридцатое февраля! — рявкнул Берт, и в два резких шага оказался возле меня. — Ты сколько снотворного пьешь, идиотка?! А те таблетки, которые тебе врач прописал?! Их ты пьешь?

— Ты еще про антидепрессанты и наркотики спроси, — буркнула я, отодвигаясь на всякий случай. Укусит еще.

— А что про них спрашивать, — он шутовским жестом обвел столик рядом с кроватью. Там было раскидано содержимое моей сумки. — И так все вижу. Джентльменский набор.

— Тебе-то что? — я отвела взгляд от неприглядной кучи на столе.

— Убил бы, идиотку. Глаза б мои на тебя не смотрели, — с усталым отвращением проговорил Берт и оставил меня одну.

— Ну и не смотрел бы, — я пожала плечами в сторону двери и скинула одеяло, под которым успела взмокнуть. Встала и тут же наткнулась взглядом на зеркало и невольно поморщилась. Стянула простынь с кровать и набросила на гладкую поверхность. В ванной обнаружилось полотенце и длинный халат, по виду — мужской. Те вещи, в которых я приехала, куда-то делись. Хорошо, хоть на белье никто не позарился. Я фыркнула, закрутила волосы на макушке и встала под тугие струи воды, убавляя и прибавляя холодную воду. Через десять минут глаза открылись окончательно, и я растерлась полотенцем. Брезгливо покосившись на белье, быстро постирала и художественно развесила на батарее. Халат на голое тело дарил неизведанные доселе ощущения. Хотелось почесаться и переодеться. Вниз я спускалась на цыпочках — тапки в комплект сменной одежды не вошли, а полы леденили ноги.

— Ну и? — мрачно спросила я, сложив руки на груди.

— Садись, — буркнул Берт, кивая на соседний стул. Я вздохнула и села. Придвинула к себе тарелку, взяла вилку. Первый кусок как всегда встал в горле комом, дальше пошло легче. Ужинали мы молча, изредка я чувствовала на себе внимательный взгляд, но глаза от тарелки поднимать не спешила.

— Жить будешь здесь. — Неожиданно начал он, и только я собралась возразить, как он предупредил:

— Лучше заткнись, Ванда. Ей-богу, хватит выкрутасничать! Тебе уж не двадцать лет, да и в двадцать лет такие травмы даром не проходят. Состояние твоего здоровья неутешительное, про психику молчу. Посттравматическая амнезия не прошла толком. Тебе нельзя жить одной.

— Спасибо, что напомнил, сколько мне лет, — иронично начала я, вставая из-за стола и садясь в кресло возле окошка.

— Обращайся, — любезно кивнул Берт, садясь в кресло напротив. — Завтра придет психолог. И косметолог.

— А портной? — мне стало смешно. Я закинула ногу на ногу и поправила разъезжающиеся полы халата.

— Нет, портного в распорядке дня нет.

— Здорово, у меня теперь есть распорядок дня, — неискренне обрадовалась я. — Прямо как в психоневрологическом диспансере. Чудное место, доложу я тебе.

— Я помню. Ходил тебя туда навещать.

— Одно мне только непонятно. — Притворно задумалась я, лирично глядя в потолок.

— Только одно? — восхитился Берт, подаваясь ко мне. — И что же?

— На кой я тебе сдалась? Зачем ты вытащил меня из той больницы, потом из другой, а теперь склоняешь к совместному проживанию?

— К сожительству, еще скажи, — хмыкнул Берт, хищно ощупывая мое лицо глазами. Ненавижу, когда он так делает.

— Упаси боже, я гоню от себя такие кошмарные мысли, — хмыкнула я, сцепляя пальцы в замок. — Итак?

— Скажем так. Заботясь о тебе, — медленно начал Берт. — Я заключаю сделку со своей совестью.

— Прости меня, — грустно сказала я, поднимаясь. Берт тоже встал.

— За что? — он сунул руки в карманы и исподлобья следил за мной. Я невольно поежилась.

— За то, что тебе приходится идти на сделку со своей совестью. За то, что не умерла два года назад. За то, что вышла из комы. За то, что я есть. — Голос мой невольно скатился до шепота, а от собственного пафоса свело скулы. Берт зло вскинул подбородок и сделал шаг ко мне. Я вздохнула и пошла к лестнице. — Много за что. — Сама вздрогнула от своего голоса. Берт шел сзади — его шаги эхом отдавались у меня в голове. — Но это к делу не относится. Ты врешь.

— Серьезно? — хмыкнул он, толкая дверь моей комнаты. Я шагнула через порог и обернулась.

— Серьезно. Ты же меня ненавидишь.

— С чего ты взяла? — он облизнул губы и сделал шаг в комнату. Ну, нет. Сюда я тебя не пущу.

— Ты сам сказал. Тогда, помнишь? Я только отошла от наркоза. Ты пришел, и сказал, что ты меня ненавидишь, и лучше бы я умерла.

Мне пришлось сделать над собой усилие и не шарахнуться в сторону, когда он поднял руку. Он же молча погладил меня по волосам и пошел прочь. Я тихо и задумчиво закрыла дверь, а оставшись одна, топнула от злости ногой. И что это за хрень такая?!

* * *

— Итак, Ванда, что вы можете о себе рассказать? — дяденька доктор был очень благостный, спокойный и доброжелательный. К таким людям начинаешь испытывать симпатию с первых минут. В моей голове же слишком много всего поломалось, и симпатии я к дяденьке не испытывала.

— Мне тридцать лет, — заунывно начала я. — Я закончила N-ский университет, отделение ландшафтного дизайна. В девятнадцать лет вышла замуж за Петера фон Дейка. Два года назад мы ехали по шоссе с недопустимой скоростью. Машина потеряла управление, и нас выкинуло с дороги. Машина перевернулась несколько раз. Мой муж погиб на месте. Я получила тяжелые травмы, в том числе травмы головы. После первой операции пришла в себя на сутки, потом впала в кому. На полгода. Еще полгода ушло на восстановление. Весь последний год я продолжала восстанавливаться и пыталась наладить свою жизнь и заново адаптироваться в социуме. — Закончила я и выжидательно уставилась на психолога.

— Скажите, Ванда, — улыбнулся он. — Вы сами сочинили этот монолог?

— Сама.

— Хорошо. Вы помните, что вы ландшафтный дизайнер, так?

— Нет. Я просто нашла свой диплом на прежней квартире. На той, где мы были с мужем. Жили, то есть.

— А почему вы там не остались, Ванда? В окружении знакомых вещей. В знакомом районе.

Я вздохнула и разгладила халат на коленках.

— С той квартиры пришлось съехать. Она была оплачена до конца года, и все.

Психолог поерзал и кинул несколько взглядов по сторонам.

— Насколько я знаю, семья фон Дейков достаточно обеспеченна.

— В точку, — кивнула я. — Я понимаю, куда вы клоните. Завещание Петера было составлено таким образом, что в случае его смерти, все состояние возвращается в семью. То есть, к его брату. Бертрану фон Дейку.

— Вы были женаты десять лет. И в завещании вы не упомянуты. Вам самой такое положение не кажется странным? Обидным?

— А вы точно психолог? — забеспокоилась я. Прежние психологи такие вопросы не задавали. — Не косметолог? Я расписание не спутала?

— И все же, — проигнорировав мое беспокойство, дядя продолжал гнуть свою линию. — У вас не возникал вопрос, какими были ваши отношения, что ваш муж не упомянул вас в завещании.

— Может, просто не успел, — я пожала плечами. — Какое было завещание, такое и пошло в ход. Он же молодой был.

— То есть, вас не задевает такой факт, что все немалое состояние перешло к вашему деверю?

— Слушайте, — вздохнула я. — Вы извините, конечно, за грубость, но вы меня достали.

— Простите...

— У меня в голове каша. Я когда очнулась, я себя в зеркале не узнала. Не поняла, что это зеркало. Я себя другой помню. Я не помню своего мужчину. Я не знаю, почему у меня нет детей. Зато я слишком хорошо понимаю, за что меня ненавидит Берт. У меня кошмары, головные боли, приступы паники и нарушения сна. Меня здесь держат, как черт знает кого — у меня даже сменного белья нет, зато есть вы. Меня не заботит завещание моего мужа. Если это единственный вопрос, ответ на который вы пришли выяснять, если это все, что интересует вас, Берта, или еще кого-нибудь, то так и передайте — нет. Меня заботит то, что мой муж мертв, а я даже его не помню. А я хочу помнить. Хоть что-то.

Звуковой волной дядю доктора вынесло в коридор, и я с наслаждением захлопнула дверь. Выдохнув, я отправилась в ванну — лицо горело, словно ошпарилась. Поплескав в лицо холодной водой, я разогнулась и чуть не натолкнулась спиной на Берта.

— Чего надо? — буркнула я неприветливо, вытирая лицо и промокая вырез в халате, куда вода тоже натекла.

— Ты чего на Форша наорала? — вполне мирно поинтересовался Берт.

— Нажаловался? — мне вдруг стало весело.

— Поделился опасениями за твое эмоциональное состояние.

— Ну, надо же мне хоть как-то оправдать... — я осеклась, перехватив взгляд Берта, а таращился он за мою спину. Там красовалось на сушке мое белье.

— Что? — он с трудом перевел взгляд на меня, и я невольно свела пальцами вырез халата.

— Если уж ты тратишься на психолога, потраться еще на комплект белья, пожалуйста, — отчеканила я. — Потому как ходить в мокром неприятно, а без белья — негигиенично. Можно недорогое, я неприхотлива.

Берт исчез еще быстрее, чем господин Форш, а я довольно ухмыльнулась. Глядишь, не так все безнадежно и удастся отделаться от Берта вместе с его совестью....

* * *

— Господи, деточка, во что ты себя превратила, — уныло изрекла косметолог, приподнимая пряди моих волос. Стоящая рядом парикмахер согласно закивала.

— Простите, мы знакомы, да? — неловко спросила я, забирая свои волосы у них из рук, и женщины переглянулись.

— Вообще — да, — помолчав, сказала косметолог. — Меня зовут Марта. А это Линда.

— Очень приятно, — вежливо улыбнулась я.

— Господи, какой кошмар, — пробормотала Линда, и я отнесла это на счет своей шевелюры.

— Три наркоза, — виновато пожала я плечами.

— А в коме ты сколько пролежала?

— Полгода. Кажется. — Я вздохнула и покосилась на громадные сумки, которые женщины принесли с собой.

— Так, ладно, — решительно рубанула ладонью Линда. — Давай решать, милочка, что будем делать с волосами. Ты вообще, как-нибудь их пыталась... подбодрить?

— Ну... — попыталась я вспомнить, и неопределенно пожала плечами. — Масло репейное, кажется, покупала...

— Господи, боже ты мой, — вздохнула Линда и снова запустила пальцы в мои волосы. — Мое мнение — стричь под корень. Им и так еле дышится, а еще и на длину силы уходят.

— Не надо под корень, — мрачно попросила я. С ежиком на голове я себя представляла слишком хорошо. — Я такая из комы вышла. В больнице волосы остригли. И вообще... может, оставим все, как есть? Я вот в хвостик собираю, и нормально...

— Кто ты, и что ты сделала с нашей Вандой! — взвыла Марта, поддевая ногой пуфик и отправляя его в угол комнаты.

Я невольно шарахнулась в сторону, поспешно стягивая волосы в пресловутый хвост.

— Успокойся, — поморщилась Линда и повернулась ко мне. — Мы тебя знали совсем другой. Ты прежняя... очень тщательно следила за собой. Тебе это нравилось. Маникюр, педикюр, стрижка, уход за кожей, массажи....

— Простите, а вы не знаете, я вообще работала? — решилась на вопрос я. Кажется, я с этими тетками довольно тесно общалась....

— Временами, — пожала Марта плечами, снова подбираясь ко мне ближе. — Так, надо начинать, потому как работы тут непочатый край, да Линда?

— О да, — невесело усмехнулась та, расстегивая сумку. Я переводила взгляд с одной дамы на другую.

— Вам Берт запретил со мной общаться на эту тему, да?

— Да, — коротко и честно ответила Линда.

Я только вздохнула.

* * *

— Отлично выглядишь, — скривившись как от кислого, оповестил меня Берт за ужином. Я протолкнула в глотку кусок стейка и растянула губы в резиновой улыбке. Да шел бы ты... интриган хренов. Зачем было звать теток, которые меня отлично знали, и запрещать им со мной разговаривать об этом? А разговорить их мне так и не удалось. И зла я была просто феерично. И голова снова болела. Я морщилась и терла то виски, то лоб, пока не поймала взгляд Берта. Взгляд был странный.

— Ты тоже, — надеюсь, моя улыбка не превратилась в оскал.

— Ну, раз мы оба чудно выглядим, почему бы нам куда-нибудь не сходить? — с веселой злостью спросил Берт, и я снова поразилась силе его эмоций. Терпеть ведь меня не может, а возится....

— Потому что я не хочу никуда идти с тобой, — честно ответила я, отодвигая тарелку с разрезанным мясом.

— Это был риторический вопрос, Ванда, — еще шире улыбнулся Берт.

— Вот и славно, что ты пошутил, — проворчала я, отпивая из стакана.

— Не шутил, Ванда. — Идиот клинический, еще улыбается, весело ему....

— Ну, не шутил, — покладисто отозвалась я, вставая из-за стола. Комната перед глазами вращалась.

— Тебе плохо? — голос Берта доносился издалека и начисто был лишен эмоций.

— Мне лучше всех, — скривилась я, прежде чем отключиться.

Первое, что я увидела, открыв глаза — окно. И как ни странно, стояла я на своих двоих, разве что спиной на что-то теплое опиралась. Жадно вдохнув холодного сырого воздуха, я ухватилась за оконную створку и попыталась стать ровнее.

— Да стой ты уже, — с досадой сказал Берт и притянул меня обратно к своему животу. Я сглотнула и поймала мутное отражение в оконном стекле. Так и есть — стоит сзади, подпирает. Батюшки-светы, я никак умерла? — Нормально, или Доку позвонить?

— Нормально, — буркнула я, все-таки, выравниваясь. — Я к себе пойду.

— Валяй, — он отступил назад и отвернулся ко мне спиной, лицом к горящему камину. — Упадешь по дороге, будешь валяться.

Я против воли фыркнула, а потом и вовсе рассмеялась. Берт удивленно на меня покосился через плечо и отвернулся, правда, краем глаза мне показалось, что он тоже улыбается.

— Скоро Рождественские вечера. Приемы. Балы, — медленно и негромко начал Берт, и я невольно остановилась, а потом и вовсе присела на ручку кресла. Берт снова на меня покосился, но комментировать не стал.

— До Рождества еще... дожить надо, — проворчала я, укладывая подбородок на спинку кресла и тоже поворачивая голову к камину.

— Доживем, — усмехнулся Берт. — Уже декабрь начался, глазом моргнуть не успеешь — год закончился.

Я невольно метнула взгляд на Берта. Непривычно тих и ласков он сегодня, не иначе что-то крупное в соседнем лесу сдохло. Чует мое сердце, замышляет что-то фееричное!

— Ты два года пропускала Рождественский бал у Аткинсонов. Мелли звонила мне, спрашивала....

— И что ты ей ответил? — поинтересовалась я, устраиваясь в кресле. Все равно не дойду наверх, а с этого хватит ... доброты и вправду оставить валяться на полу.

— Что в этом году притащу тебя за волосы, — улыбнулся он, оборачиваясь ко мне. Я закатила глаза, демонстрируя свое отношение к его ответу и позиции в целом.

— Хоть фото мне покажи этой Мелли, — скривилась я. — А то неловко получится. Как с Доком.

— Док на то и Док, чтоб все понимать, — Берт свел брови к переносице и мне на миг почудилось в этом жесте что-то знакомое, родное, что ли, и я подалась вперед, вглядываясь в его лицо.

— Что такое, — он как раз решил отпить из стакана, и чуть не пролил на себя. Я машинально отобрала у него стакан, с легким удивлением глядя на свою руку — жест был совершенно автоматический. Я медленно сделала глоток и вернула стакан Берту. Тот молча опрокинул в себя остатки виски и отвернулся.

— Тебя проводить наверх? — отстраненно спросил он, не поворачиваясь.

— Сама дойду, — я поднялась и как могла быстро унесла ноги подальше. И что это, спрашивается? Память тела просыпается? И что, мы с Бертом коротали вечера у камина, и пили виски из одного стакана на двоих? И где в это время прохлаждался мой муж, интересно узнать? Вопросов море. Кто бы еще хоть на один ответил....

* * *

Я ловила на себе странные взгляды и молча жалела, что согласилась потащиться на этот самый бал. Или прием? В общем, немалое мероприятие в винтажном стиле изрядно действовало мне на нервы. Надо было если и соглашаться — так через скандал. Чтоб Берту тоже несладко было. А то, понимаешь, притащил меня сюда, поставил у стенки и свалил. Его плечи, обтянутые коричневым пиджаком я видела то тут, то там. Он довольно мило и приятно общался то с какой-то рыжей девицей, то с пышнотелой брюнеткой, и вообще, пользовался у дам успехом. Я же передвигалась большей частью по стенке, избегала кучкующихся людей, и выглядела, должно быть, странно. Оттого на меня народ и посматривал с растущим недоумением. Я загадочно улыбалась и с трудом удерживалась от того, чтобы не начать поминутно поправлять волосы. Платье, слава богу, было в пол, иначе бы я свой подол задергала. Я сняла с подноса стакан с каким-то напитком и неожиданно ноги понесли меня в какую-то сторону, левее от остального народа. Мысленно пожав плечами, я позволила ногам нести меня, куда захочется. Принесли они меня на маленький крытый балкончик, где в углу стояли креслица, почти задвинутые за кадки с развесистыми кустами. Должно быть, искусственные. Умостившись на такую банкетку со спинкой, я наконец-то вытянула ноги и отпила из добытого стакана. Что-то алкогольное, с приличным градусом даже.... Я сделала один за другим два глотка, и принялась осматривать окрестности. Наверняка отсюда можно тихо и незаметно слинять, главное, понять на какую сторону выходят окна, и где здесь парковка, на которой Берт оставил нашу машину. Ключи от которой очень кстати остались в замке, между прочим.... Не успела я обдумать эту заманчивую мысль, как на балкончике появился Берт.

— Когда мы поедем домой? — сходу спросила я, не дав ему даже рта открыть.

— Ванда, мы приехали час назад, — с недоумением ответил он, опираясь плечом на раму.

— Так когда? — проигнорировала я его замечание.

— Не знаю, — он раздраженно пожал плечами. — Еще не было банкета, и торжественная часть вся впереди.

— Понятно, — улыбнулась я, укрепляясь в своем намерении уйти по-английски. Берт смерил меня пристальным взглядом, и подал мне руку.

Я хмыкнула и демонстративно сложила руки на груди, откинулась на спинку кресла, да еще и ногу на ногу закинула. И что теперь? Берт тоже хмыкнул и очень легко вздернул меня на ноги, чувствительно сжав мои предплечья.

— Чтоб тебе провалиться, — ласково пожелала я, спокойно глядя в его светлые до одури глаза.

— Тебе провалиться, — вздохнул Берт, наклоняясь к моему лицу. — Трижды.

Не отпуская моей руки, он вывел меня обратно в зал, где начала играть музыка, пока мы развлекались игрой в гляделки.

— Я решительно не понимаю, какого черта мы тут делаем, — спокойно начала я. Мы и правда встали у дальней стены, причем Берт продолжил держать меня, теперь уже за плечо, и меня это изрядно нервировало — рука у него была претяжелая, как у любого мужика. И вообще, не очень-то я люблю, когда меня трогают.

— Мы культурно проводим время, — чуть растянул губы Берт. — Тебе не нравится?

— Нет, — с чувством ответила я, чуть поднимая лицо. — Я устала, тут душно, никого не знаю, скука смертная.

— Зато сидеть в своей комнате и таращиться в окно — куда как веселее, да.

— Прекрасно, еще и камера у меня в комнате, — опешила я. — Можно узнать, что ты делаешь, глядя на мое изображение на экране?

— Нельзя, — прошипел Берт, притягивая меня к себе и кладя обе ладони на мои плечи. Я невольно сглотнула, и первый раз за вечер порадовалась, что вокруг куча людей. — Ответ тебя не порадует.

— Разрешите пригласить вашу даму на танец, — перед нами возник какой-то мужчина, но не успела я и рта раскрыть, как Берт ответил за меня и за себя:

— Моя дама не танцует! — И довольно агрессивным тоном это было сказано, между прочим. Хотя, неудивительно.

— Ванда, солнце, как ты терпишь это, — засмеялся мужчина, на что я вежливо растянула губы в улыбке. — Но правда, Ванда, пойдем, потанцуем!

— Извините, мы знакомы? — решила я раскрыть рот, и не прогадала — хватка Берта на моих плечах ослабла, а у мужика лицо вытянулось.

— Так то, что болтают — правда?

— Смотря что болтают, — пожала я плечами. — Пойдемте, вы мне и расскажете. — Я стряхнула со своих плеч руки Берта и успела сделать шаг.

— В другой раз сходишь, Ванда, — Берт утянул меня обратно, и лицо у мужика вытянулось еще больше.

— Ты окончательно спятил? — тихо спросил он у Берта, а тот выдохнул сквозь зубы:

— Пошел вон. Быстро. — Мужик выразительно покрутил пальцем у виска, и свалил. Я проводила его задумчивым взглядом.

— Слушай, — я потерла лоб. — Если я тебя так бешу, на кой черт ты притащил меня в свой дом, да еще и пытаешься со мной время проводить? Оставь меня в покое, всем полегчает! — предприняла я очередную попытку достучаться до здравого смысла.

— Позволь мне самому решать, что делать, — Берт взял себя в руки, а меня за руку, и мы куда-то пошли.

— Да решай ты на здоровье, — начала заводиться я, испепеляя взглядом его спину. — Но я-то тут причем?

— При мне. — Он развернулся ко мне лицом, и до меня дошло, что пришли мы практически в центр танцпола, что вокруг люди, которые смотрят на нас очень странно, и что музыканты, похоже, начали играть танго.

— О боже, — во рту у меня махом пересохло, и про все свои претензии я забыла. — Ты уверен, что я умею это танцевать?!

— Достаточно того, что умею я, — хмыкнул Берт, кладя ладонь мне на поясницу. Я сглотнула и мысленно поклялась себе больше в его глаза жуткие не смотреть.

— А по-моему, недостаточно, — проскулила я, пытаясь перебирать ногами и не запутаться в подоле.

— Тогда так, — он легко приподнял меня над полом — сантиметра на три, не больше, и мне осталось только закусить губу и с бессильной ненавистью прожигать его взглядом. И да, я снова уставилась ему в глаза.

— Ты ради этого меня сюда притащил? — прошипела я. — Выставить меня на посмешище? Доволен?

— Да заткнись ты бога ради, — пробормотал он и прижался губами к моему виску. Это качественно лишило меня дара речи до конца этого позора. Почувствовав под ногами твердый пол, я перевела дух, развернулась и как могла быстро, почти бегом, направилась к выходу, стискивая зубы.

* * *

Машину я бросила у ворот — как их открыть из машины я понятия не имела. Во рту у меня пересохло, перед глазами мельтешили мушки, сердце норовило выпрыгнуть из груди — сходили, называется, в гости. Я кое-как переставляла ноги, и дорога до самого дома заняла у меня времени примерно столько же, сколько я потратила на дорогу сюда на машине. За это время я успела продрогнуть до костей и кажется, расшатать каблук.

— Прекрасно, — простонала я, дергая закрытую парадную дверь. Придется обходить дом — и надеяться, что задняя дверь открыта.

Надежда моя сбылась, но к тому моменту, когда я ввалилась в теплую кухню, слезы у меня уже в глазах закипели. Я шмыгнула носом, и огляделась. От всех этих переживаний есть хотелось зверски, и я решительно двинулась к холодильнику, по пути чуть не навернувшись на гладком полу. Раздосадовано хмыкнув, я выпуталась из пальто, накидки и ботильонов, пихнув все это добро под стол, и наконец-то извлекла на свет божий пакет молока. Подумав немного, перелила его в низкую чашку, и сунула в микроволновку. В хлебнице нашелся белый батон, который я тоже посчитала своей законной добычей, и откусила кусок, не утруждая себя поисками ножа. Молоко согрелось, и я умостилась на подоконнике, прижимая ступни к батарее. Настроение неожиданно пошло вверх, и я довольно хихикнула, представив, как я выгляжу со стороны. В глубине дома раздался негромкий шум, и я сделала вывод, что Берт тоже добрался до дома. Будем надеяться, на кухне он станет искать меня в последнюю очередь. Ан нет.

— Ванда, — громко рявкнул Берт. — Где ты.

— Я здесь, — крикнула я в ответ, пожав плечами. Какой смысл делать вид, что меня тут нет? Все равно найдет, не в прятки же нам играть.

Первым делом этот невыносимый человек включил свет. Я недовольно зажмурилась и поскорее откусила еще от батона, потому что чует мое сердце — отберет.

— Ты...

— Больная идиотка, убогая, на всю голову отшибленная, — перечислила я, закатывая глаза. — Одно и то же каждый раз, надоело.

— Обалдела? — я упорно смотрела в сторону, а конкретнее — в потолок.

— Тоже было, — прокомментировала я уже не так уверенно и отпила молока, ну и облилась под его пристальным взглядом, конечно. — Кто из нас еще больной — непонятно. Тебя в той машине не было, случаем? А то тоже, знаешь ли...

— Ванда, ты вот мне объясни....

— Не буду, — перебила я, отставляя в сторону и молоко и остатки батона. — Иди к черту. К черту! — повторила я, увидев, что Берт открывает рот.

-Я разозлился. — Все-таки, открыл рот.

— Серьезно? — делано изумилась я. — А на что? Неужели на мое странное поведение? Так осмелюсь напомнить вам, лорд, я больная на всю голову идиотка с отшибленными мозгами! — Оказывается, я умею орать. Берт скрестил руки на груди и спокойно изучал меня пристальным взглядом.

— В общем, так, дорогой деверь. — Я слезла с подоконника и взялась за отвороты его пиджака. — Завтра утром, как только рассветет, я возьму свою сумку со своими личными вещами, свое пальто, в котором я к тебе приехала три месяца назад, и свалю отсюда на все четыре стороны. Понятно тебе, псих-одиночка?

— Никуда ты не пойдешь, — очень тихо и очень четко ответил Берт, обхватывая пальцами мои локти.

— Интересно, почему, — ядовито спросила я, жалея, что разулась. Каблуком бы тебе на босую ногу....

— Потому что я тебя никуда не отпущу, — так же тихо ответил Берт. Я ухмыльнулась и разжала пальцы.

— Извини, но твое мнение меня совершенно не интересует, так же как мое — тебя.

— Ты никуда не поедешь, — все так же тихо повторил Берт и притянул меня обратно. — Я больше никуда тебя не пущу. — Заело его, что ли?!

— Боюсь, что спрашивать я не буду, — дернула я плечом. — И прежде чем записывать в сумасшедшие меня, сам бы наведался к врачу! Твое поведение ни в какие ворота не лезет — ты нелогичен, ты противоречишь сам себе, тебя кидает из крайности в крайность! Какие сделки с совестью, вранье! Чего тебе вообще от меня надо?!

Воздух выбило из легких, когда он прижался своими губами к моим. Я вытаращилась на него в полнейшем обалдении, хотя где-то внутри, какая-то часть меня трясла в маракасы и орала: "А я же говорила, этим все кончится!".

От души цапнув его за губу, я с силой оттолкнулась от него, и чуть не упала на пол, зацепившись ногой за стул.

— Ну, ситуация начала проясняться, — с кривой ухмылкой сказала я, отерев губы. Берт медленно подходил, я так же медленно пятилась. — И это все, что тобой двигало, да?

Кажется, по моим щекам текли слезы, потому что перед глазами стало все расплываться, да и кухня покачивалась.

— Я не буду ничего объяснять, — с трудом сказал Берт. — Ты либо вспомнишь сама, либо нет. А моим рассказам ты вряд ли поверишь.

— Это точно. — Согласилась я через вату в ушах.

— Но уйти я тебе не позволю. Прости. Я не хочу, чтобы твоя жизнь превратилась в подобие тюремного заключения, но и отпустить я тебя не могу. Прости.

— Не прощу. — Проскрежетала я, пытаясь сохранить равновесие. — Даже не проси.

Интересно, успел меня поймать, или нет?

* * *

Вокруг была полнейшая темнота и тишина. И пить ужасно хотелось. А еще чесалось лицо, и неудобно было ужасно, и жарко.

Придушенно пискнув, я неловко пошевелилась и попыталась сесть. Включился неяркий светильник.

— Ты как? — сонно и хрипло спросил Берт. Я медленно огляделась. В этой комнате я никогда не была, совершенно незнакомая обстановка.

— Мне все приснилось, да? — с надеждой спросила я и поперхнулась.

— Конечно, — согласился он, протягивая мне стакан с водой. Я жадно отхлебнула и чуть не подавилась, разглядев, наконец, в каком мы виде. — Ванна вон там, — Берт махнул рукой в сторону неприметной дверцы.

— Это твоя комната? — рискнула я задать уточняющий вопрос.

— Наша, — спокойно поправил Берт. — Мне надоело это все, Ванда. Дергаться каждую ночь, проверяя, не сбежала ли ты.... Хватит.

Я спустила ноги с кровати и потерла лицо. Скривилась, обнаружив на пальцах косметику. Встала, оглядела себя, потопталась возле кровати, оглядываясь по сторонам.

— Дать тебе футболку? — словно издеваясь, спросил Берт и мотнул головой в сторону стула, на котором висела темная тряпка.

— Дать мне цианистого кальция, — мрачно ответила я, натягивая футболку на себя. — Я тебе говорила, что ты мне неприятен?

— Не припомню, — зевнул Берт, садясь в кровати. Я неодобрительно оглядела его голый торс и велела себе не думать, что там дальше у него под одеялом.

— Так вот. Ты мне очень неприятен, Берт. — Я наклонила голову к плечу и уставилась на него. Берт снова зевнул и махнул ладонью.

— Что поделать.

— Я хочу уйти.

— Куда, — с интересом спросил он.

— Куда угодно, лишь бы от тебя подальше, — сглотнула я и невольно отступила на шаг, когда Берт встал с кровати. Слава богу, в штанах. И то радость.

— Не хочу показаться... меркантильным или пошлым. Но. На что ты собралась жить?

— Проживу, — упрямо сказала я, наклоняя голову вниз. — Не твоя забота.

— Ну, на протяжении двух лет это было моей заботой, — хмыкнул он, отпинывая в сторону пуф.

— Самое время тебя избавить от этой обузы, — я вскинула голову и напоролась на сияющий чистым бешенством взгляд. Может, у него раздвоение личности??

— Ванда. Хватит показывать мне свой характер, — он прикрыл глаза на мгновение, и я снова поразилась этому странному характеру — мгновенно раздражаться и впадать в бешенство, и так же моментально сдерживать себя. — Я и так знаю, что он у тебя отвратный.

— Да пошел ты, — устало ответила я. — Все равно сбегу. Не отсюда, так в себя. — Добавила я, заметив насмешливый взгляд.

— Какие угрозы в ход пошли, — так же насмешливо протянул он. — Пафоса-то сколько.

— Я тебя уже слала?

— Слала, — покладисто согласился он, заходя ко мне со спины. — И что?

— Из нас двоих псих — ты, — совершенно убежденно сказала я, косясь назад. — Может, ты просто скажешь, что тебе надо? — привычно проныла я и осеклась. Вот скажет он сейчас...

— Мне.... Мне нужна ты, Ванда. Со всеми тараканами и бредовыми идеями. — Он мягко обнял меня за плечи, и я замерла, цепенея от этого мягкого, бархатного шепота в ямке под ухом. — Со всеми страхами и психозами.

Кажется, он шептал еще что-то, но я не вслушивалась — я пыталась справиться с каким-то странным наваждением. Его руки — одна обхватывает меня поперек туловища, вторая выше — по ключицам и плечам, держат надежно и крепко, прижимают к горячему твердому торсу, упеленывают надежнее любой смирительной рубашки...

— Мы что, — перебила я его, — были любовниками?

— Нет. — После недолгой паузы ответил он, и мне полегчало, хоть и не сильно. — Не были. Пошли спать, а? Устал я.

— Берт...

— Я, наверное, должен извиниться, — снова вогнал он меня в ступор неожиданным поворотом. — Но это потом. Хорошо? — он прижал меня сильнее, и я поспешно кивнула, чувствуя, как он закапывается носом в мои волосы на затылке. Ноги от этого всего подкашивались, если честно. Я шевельнулась, и он тут же убрал руки — нехотя, медленно, ведя ладонями по мне, и я дернулась снова — уже резче, избегая этих прикосновений.

— Спать, — скомандовал он, показывая на кровать. Я молча смотрела на него.

— Я к себе пойду. Пожалуйста. Обещаю не сбегать.

— Черта с два, — вздохнул он и взъерошил волосы.

— Берт, я даю честное слово Финча без промаха, — вдруг вырвалось у меня, и я нахмурилась и раздраженно дернула плечами — такие вот "всплывающие подсказки" бесили меня страшно, потому как толку с них все равно не было.

— Ну, если только честное слово Финча без промаха, — он погладил меня по волосам и криво улыбнулся. Я смотрела на него, и понимала, как же ему больно, больно почти невыносимо слышать и видеть отголоски той женщины, другой, которая пила с ним виски с одного стакана на двоих, шутила про пересмешника, ругалась, когда он пытался подбрасывать ей клиентов.... Я задыхалась, тонула в этом водовороте цветных обломков, пятен, кляксах воспоминаний, и единственным, за что можно было уцепиться в этом бедламе — Берт. Его лицо, его руки, его запах, его голос.

— Тебе плохо? — тревога в голосе неподдельная, а фраза рождает новую лавину образов. "Тебе плохо?" — и я торопливо вытираю слезы, отворачиваюсь, чтобы он не видел. Мне и правда плохо — Пит в очередной раз охладел, стал отдаляться, и сил терпеть это уже нет....

"Тебе плохо?" — и я хватаю ртом морозный воздух, загоняя слезы обратно — ужасно больно подвернула ногу на этих лыжах, и надежная рука дает опору, и мы кое-как ковыляем в отель.

"Тебе плохо?" — мой дипломный проект запороли, и переделывать надо срочно, а ни времени, ни сил на это нет... И он сидит со мной до утра — угрожая, что если я не переделаю все сама, то он пойдет и даст взятку в мой колледж...

"Тебе плохо?"

"Тебе плохо?"

— Нет. — Медленно сказала я, хватаясь за его руки. — Как мне может быть плохо, когда ты рядом.

— Ванда...

— Тшшш.... — Меня вело, и сердце бухало где-то в горле, и я почти не сознавала окружающий мир, заваливаемая миром внутренним, цепляясь за его голос. Фразы, которые он говорит, рваные: "Ванда, не смей.... Док... да, срочно... Ванда, смотри на меня, слышишь, смотри..."

Короткая боль от укола — приехал Док, и резкий запах лекарств плывет по комнате. Я смотрю на эту комнату снизу и с боку — меня уложили на кровать, и Берт неловко приткнулся с краю.

— Ей просто нужен покой, — фраза, сказанная негромким уверенным голосом, немного успокаивает Берта — я вижу это по его лицу.

— Мне ты нужен, — сиплю я. — Слышишь.

— Я здесь. Я же всегда рядом. Как ты, тебе получше?

— Немного, — я вялая как черепаха зимой, но и в моей многострадальной отшибленной башке тоже все замедлилось. — Ну ты и гад. — Я облизнула пересохшие губы, перебирая последние события после аварии.

— Я ждал этой фразы, — засмеялся он, как мне показалось, немного истерично.

— Тебе бы тоже ширнуться, — предложила я, пытаясь взглядом найти Дока.

— Я пропущу, — усмехнулся он. — Лучше виски.

— Мне тоже, — попросила я, и с удовольствием оглядела предоставленный в ответ кукиш. — Господи, какое блаженство....

— Что именно, — он не морщась проглотил виски, и налил еще.

— Знать, что ты нормальный.

— Были сомнения?

— Еще какие. Я ни черта не помнила, но задницей чуяла, что с тобой что-то не так. Мерзкое ощущение, если честно.

— Да уж. Эти мозгоправы.... Им бы самим кто мозги вправил....

— Да, кстати, о всех этих странностях...

— Да какие странности, Ванда, — он снова приткнулся рядом — большой, теплый, готовый в любой момент придти на помощь. — Когда стало понятно, что у тебя посттравматическая амнезия, и стандартные методы не дают никакого результата, а скорее наоборот, собрался консилиум.

— Вот прям взял сам и собрался, — хмыкнула я, подсовывая его ладонь себе под щеку.

— Ну, я согнал. Не принципиально. И какое-то светило предложило действовать методом шоковой терапии.

— Не забудь сказать ему спасибо, — ехидно фыркнула я.

— Ооо, будь спокойна. Скажу.

— Берт. — Медленно начала я, толком не зная, стоит ли поднимать вообще этот вопрос. — Но тогда, помнишь, когда...

— Когда я сказал, что я тебя ненавижу? — как всегда пришел ко мне на выручку, спокойный и уверенный.

— Да. Тогда же еще непонятно было, есть у меня эта амнезия, или нет...

— Нет, уже было ясно, Ванда. Но, не суть. Я так сказал.... Потому что в тот момент я и правда тебя ненавидел. Знаешь, почему?

— Нет.

— Потому что я был дико счастлив, что ты жива, а Пит нет. И я не мог простить себе этой радости, что мой брат мертв. И совершенно иррационально обвинил в этой радости тебя. Понимаешь?

— Идиот.

— Клинический. Это потом я по полкам все разложил, прожевал и пережил, как ты это называешь. Но тогда....

— Все, проехали, — я решительно зыркнула на него, и уткнулась носом в его ладонь. — Тебе было хуже всех, если разобраться. Брат в могиле, я в коматозе. Спорю на свою старую ночнушку, что тут же налетела стая стервятников — от журналистов начиная и заканчивая сострадающими барышнями.

— Не напоминай, — попросил Берт, и по его лицу прошла судорога.

— Иди сюда, — я подняла край одеяла. — Кошмар кончился. Правда. Все будет хорошо.

— Знаешь, — из темноты донесся смешок. — Я если честно, готовился к тому, что когда ты все вспомнишь, я получу по голове фамильным канделябром, и больше тебя никогда не увижу. Но ты...

— Я слишком дорожу тобой и фамильными канделябрами, чтобы рисковать вами. — Глухо пробормотала я, утыкаясь лбом между его лопатками и втягивая запах его кожи, жадно, и в кои-то веки не исподтишка, а... честно, что ли...

— Я валял колоссального дурака, — пробормотал он, поворачиваясь ко мне лицом и обнимая меня. — Строил тебе носорога, тирана и психа, и ждал, каждую минуту ждал, что ты скажешь... не знаю что, но что-то такое... непоправимое, что ли...

— Ну все, тшш...

— Я видел, как тебе плохо рядом со мной, а хотел, чтобы было хорошо — нам же всегда было хорошо вдвоем!

— Всегда, — эхом подтвердила я, гладя сведенные в камень мышцы его рук. — Все, все прошло, правда... Ну, все, — я как могла утешала этого большого и всегда сильного и уверенного в себе мужчину, и он благодарно принимал это, позволял себя жалеть, с облегчением позволял даже. — У тебя все получилось. Это снова я, и только благодаря тебе, Берт.

— Какого страха я натерпелся, пока тебя оперировали, — глухо сказал он откуда-то из подушки.

— Теперь шрамы, — немного невпопад сказала я, вспоминая, какая я теперь полосатая.

— Ерунда какая, — он крепче стиснул меня. — Шрамы. Ты думаешь, что какие-то шрамы могут заставить меня разлюбить тебя?

— Не заставят?

— Дура. Господи, почему меня угораздило полюбить такую идиотку, а?

— На себя посмотри, — посоветовала я.

— Два сапога пара.

— И оба левые.