Любовь без памяти

— Не напоминай, — попросил Берт, и по его лицу прошла судорога.

— Иди сюда, — я подняла край одеяла. — Кошмар кончился. Правда. Все будет хорошо.

— Знаешь, — из темноты донесся смешок. — Я если честно, готовился к тому, что когда ты все вспомнишь, я получу по голове фамильным канделябром, и больше тебя никогда не увижу. Но ты...

— Я слишком дорожу тобой и фамильными канделябрами, чтобы рисковать вами. — Глухо пробормотала я, утыкаясь лбом между его лопатками и втягивая запах его кожи, жадно, и в кои-то веки не исподтишка, а... честно, что ли...

— Я валял колоссального дурака, — пробормотал он, поворачиваясь ко мне лицом и обнимая меня. — Строил тебе носорога, тирана и психа, и ждал, каждую минуту ждал, что ты скажешь... не знаю что, но что-то такое... непоправимое, что ли...

— Ну все, тшш...

— Я видел, как тебе плохо рядом со мной, а хотел, чтобы было хорошо — нам же всегда было хорошо вдвоем!

— Всегда, — эхом подтвердила я, гладя сведенные в камень мышцы его рук. — Все, все прошло, правда... Ну, все, — я как могла утешала этого большого и всегда сильного и уверенного в себе мужчину, и он благодарно принимал это, позволял себя жалеть, с облегчением позволял даже. — У тебя все получилось. Это снова я, и только благодаря тебе, Берт.

— Какого страха я натерпелся, пока тебя оперировали, — глухо сказал он откуда-то из подушки.

— Теперь шрамы, — немного невпопад сказала я, вспоминая, какая я теперь полосатая.

— Ерунда какая, — он крепче стиснул меня. — Шрамы. Ты думаешь, что какие-то шрамы могут заставить меня разлюбить тебя?

— Не заставят?

— Дура. Господи, почему меня угораздило полюбить такую идиотку, а?

— На себя посмотри, — посоветовала я.

— Два сапога пара.

— И оба левые.