Биография Толкина

Толкин начал это делать, но не с "Властелина Колец" (ради которого все и затевалось), а с "Хоббита", где особой нужды в спешке не было. В течение многих часов он разыскивал сделанные ранее поправки, но так и не нашел. Вместо этого разыскалась рукопись "Новой Тьмы", продолжения "Властелина Колец", которую он начал давно, но через несколько страниц забросил. В ней предполагалось описать возвращение Зла в Средиземье. До четырех часов утра Толкин перечитывал рукопись и размышлял над ней. Взявшись на следующий день за "Хоббита", он посчитал значительную его часть "очень слабой" и с трудом удержался от того, чтобы переписать всю книгу. Исправления заняли порядочное время. Когда же дело дошло до "Властелина Колец", лето было уже в разгаре. Автор решился на некоторые исправления (ради устранения замеченных неточностей), проверил уже подготовленный к тому времени указатель, но лишь к августу смог отослать пересмотренный текст в Америку.

Тем временем издательство "Баллантайн букс", уполномоченное на издание романа в мягкой обложке, решило, что ждать более нельзя. Ради того, чтобы хоть одна толкинская книга попала на прилавок, они опубликовали "Хоббита" в первоначальном варианте, без ожидавшихся авторских исправлений (их решили поместить в последующие издания). Экземпляр отослали Толкину, и тот был потрясен видом обложки. При всей своей пиратской политике "Эйс букс" при создании обложки воспользовалось услугами художника, который хоть как-то разобрался в книге. Обложка, сфабрикованная "Баллантайн букс", явно никак не была связана с текстом "Хоббита". На ней красовались холм, два страуса эму и забавное дерево с круглыми плодами. Толкин взорвался: "Каким боком это связано с книгой? Где это место? Зачем эму? И что это за штуковина на переднем плане с розовыми шарами?" Когда пришел ответ, что художнику некогда было знакомиться с текстом, а что до объекта с розовыми шарами, то "имелась в виду рождественская елка", Толкин только и нашелся сказать в ответ, что чувствует себя запертым в палате для умалишенных.

В октябре 1965 года "согласованное" издание в мягкой обложке вышло в Америке в трех томах. Оно включало в себя толкинские поправки. На обложке первого тома остались и эму, и рождественская елка, но позднее взамен этой картинки поместили другую, сделанную рукой самого автора. Еще две его иллюстрации пошли на обложки второго и третьего томов. В каждой книге имелось предуведомление: "Настоящее издание в мягкой обложке и только оно выполнено с моего согласия и при моем сотрудничестве. Желающие проявить учтивость (по меньшей мере) к живым авторам пусть покупают только это издание и никакое другое'.

Но это не сразу дало желаемый результат. Поскольку "Баллантайн букс" платило автору гонорар, его издание стоило на двадцать центов за том дороже, чем издание "Эйс букс". Поначалу покупатели из американских студентов не выказывали предпочтения разрешенному изданию. Ясно было, что надо предпринять что-то еще. В начавшейся кампании важную роль неожиданно сыграл сам автор неожиданно, поскольку он никогда не отличался деловой хваткой. По иронии судьбы, именно отсутствие навыков бизнесмена обратилось сейчас преимуществом. У него вошло в привычку "тратить попусту" много часов, отвечая на бесчисленные письма поклонников, вместо того, чтобы отшлифовывать работу для издательства. Теперь же это означало, что он приобрел многие десятки восторженных корреспондентов, особенно в Америке, и они с особой радостью выступили в защиту автора. По своей собственной инициативе он во все ответы американским читателям стал включать примечание, что издание "Эйс" сделано без его разрешения и что автор просит сообщить об этом друзьям адресата. Скоро это дало замечательные результаты. Американские читатели не только стали отказываться от издания "Эйс букс", но и требовали от книготорговцев, порою в крепких выражениях, чтобы эту книгу убрали с прилавков. Тут же в битву бросилось недавно основанное "Американское толкинское общество" (клуб поклонников творчества Толкина). К концу года объем продаж издания "Эйс букс" начал резко падать, а когда к делу подключилась влиятельная Ассоциация американских писателей-фантастов, оказавшая существенное давление на "Эйс букс", издательство написало автору, предложив гонорар за каждый проданный экземпляр и пообещав не переиздавать книгу после того, как будет распродан имеющийся тираж. Был подписан договор, и на этом "Война за Средиземье", как ее назвал один досужий журналист, закончилась.

Но самые важные последствия ждали впереди. Весь конфликт послужил хорошей рекламой; в результате имя Толкина и названия его книг стали известными всей Америке. В течение 1965 года было продано около ста тысяч экземпляров "Властелина Колец" издания "Эйс", но "законное" издание в мягкой обложке вскоре оказалось впереди и достигло миллионной отметки. Издательство "Эйс", само того не желая, сослужило хорошую службу автору, поскольку помогло поднять книгу с уровня "респектабельных" изданий в твердом переплете, на котором она находилась уже несколько лет, на уровень бестселлера. В студенческих городках открылся новый культ.

Было очевидно, что многое в произведениях Толкина пришлось по душе американским студентам. Подчеркнутое стремление к защите природного ландшафта от уродств индустриального общества оказалось созвучно растущему экологическому движению. "Властелина Колец" можно было без труда счесть злободневным. Но главная притягательная его сила, как давно уже подметил К.С. Льюис, состояла в безусловном возвращении к героическому рыцарскому роману. Критики погрубее могли бы назвать это эскапизмом или, того хуже, сравнить с пагубным воздействием галлюциногенов (в те годы это было модно в студенческих кругах). Но как бы то ни было, для многих сотен тысяч молодых американцев история путешествия Фродо с Кольцом теперь стала Великой Книгой, оставляющей позади все прежние бестселлеры. В конце 1966 года газеты писали: "В Йэльском университете трилогия расходится еще быстрее, чем "Повелитель мух" Уильяма Голдинга110 на вершине его славы". В Гарварде эта вещь опередила роман Дж.Д. Сэллинджера "Над пропастью во ржи". На лацканах стали появляться значки с надписями типа "Фродо жив", "Гэндальфа в президенты" или "Приезжайте в Средиземье". Отделения Толкинского общества множились, как грибы, на Западном побережье и в штате Нью-Йорк. Со временем оно превратилось в "Мифотворческое общество", посвятившее себя также изучению творчества К.С. Льюиса и Чарльза Уильямса. Члены клубов поклонников Толкина устраивали "хоббитские пикники", на которых угощались грибами, пили сидр и одевались подобно персонажам книг любимого автора. Со временем его творчество приобрело вес в американских академических кругах; появились диссертации на темы вроде "Параметрический анализ антитезисного конфликта и иронии во "Властелине Колец" Дж.Р.Р. Толкина". В книжных магазинах университетских городков стали целыми томами появляться критические разборы трудов Толкина. Дочь президента, астронавт, кинозвезда все писали, выражая восторг сочинениями Дж.Р.Р.Т. Среди надписей на стенах была и такая "Дж.Р.Р. Толкин — создатель хоббитов".

Пламя американского энтузиазма перекинулось и на другие континенты. На празднестве в Сайгоне видели танцовщика-вьетнамца, на щите которого было намалевано Око Саурона без век; на северном Борнео создалось "Общество Фродо". Примерно в это же время интерес к творчеству Толкина повысился и в Британии, отчасти из-за того, что те, кто прочитал его книги в юном возрасте, стали взрослыми и могли заразить своим энтузиазмом других, отчасти в подражание американскому культу. Объем продаж романа в Британии резко подскочил, толкинские клубы стали появляться и в Лондоне, и в других городах, студенты Уорикского университета переименовали Кольцевое шоссе вокруг университетского городка в Толкинское шоссе. Вышел психоделический журнал "Сад Гэндальфа", поставивший свое целью "собирать Прекрасный Народ вместе". В первом выпуске журнала объяснялось, что Гэндальф "быстро вовлекается в дух мира юных как мифологический герой эпохи".

Что касается самого Толкина, то в письме к своему коллеге Норману Дэвису он назвал всеобщий энтузиазм по поводу его книг "культом моей личности, достойным сожаления", а журналисту, спросившему, нравится ли ему восторг молодых американцев, ответил: "Они не знают, что ими движет Искусство, и хмелеют от этого. Многие молодые американцы рассматривают роман не так, как я'.

Объем продаж продолжал расти. Хотя точную цифру назвать невозможно, к концу 1968 года, по всей видимости, во всем мире было продано около трех миллионов экземпляров "Властелина Колец". Появились многочисленные переводы на самые различные языки. Журналисты устроили настоящую охоту за автором; их становилось все больше, и хотя он вообщето не любил давать интервью, природная вежливость не позволяла выставить их сразу. Позднее он выбрал из них нескольких по своему вкусу и настаивал, чтобы общение происходило с глазу на глаз. Приходили по книгоиздательским делам посетители самого разного сорта, и опять-таки при всей нелюбви ко всякого рода вмешательству в распорядок его личной жизни он обычно давал согласие на встречу. Обыкновенно при первой встрече человек ему нравился, но через короткое время он находил в посетителе нечто раздражающее. Похоже, в своем внутреннем будильнике он установил звонок на время "через несколько минут после появления посетителя", и по истечении этого времени он мог дать понять собеседнику, что у хозяина дома есть и другие дела, и выпроводить гостя.

Восторженные поклонники из Америки стали совершать паломничества ради того, чтобы увидеть автора любимых книг. Дик Плотц, основатель Американского толкинского общества, попросил интервью для журнала. Приехавший из Иллинойса профессор Клайд С. Килби выказал большой интерес к "Сильмариллиону", с нетерпением ожидаемому читателями. Толкин показал некоторые из рукописей "Сильмариллиона" и с удовольствием выслушал ряд одобрительных замечаний. Был и другой преподаватель со Среднего Запада, некто Уильям Реди, который после пребывания в гостях у Толкина написал книгу. Профессор нашел, что этот опус "оскорбительный и обидный", и с тех пор с большей опаской относился к визитерам. В начале 1968 года Би-би-си сделала фильм под названием "Толкин в Оксфорде". Снимали скрытой камерой, и главный герой очень себе понравился. Впрочем, обычно события подобного рода не доставляли Толкину радости. Своему читателю он написал: "Хоть я при жизни стал предметом поклонения, меня это не очень-то радует. Не думаю, однако, что это обязательно приводит к чванству; лично я, во всяком случае, чувствую себя при этом маленькой и неподходящей особой. Впрочем, от дивного запаха фимиама даже у самого скромного идола не может не зашевелиться нос'.

ЧАСТЬ VII. 1953-1973:

ГЛАВА 1. ХЕДИНГТОН

Слава его ошеломила. Это было нечто, чего он никак не ожидал и к чему совершенно не был готов. Право же, ну пусть себе читатели прыгают от восторга по поводу его книг, но зачем же вся эта шумиха? А шумиха была еще какая. Толкину приходилось как-то справляться с горами корреспонденции от поклонников. Многие читатели не довольствовались просто письмом, а присылали автору подарки разного рода: картины, изваяния, кубки, фотографии своих особ в одеждах персонажей "Властелина Колец", магнитофонные записи, кушанья, напитки, табак и гобелены. Дом номер 76 по Сэндфилд-род, где в том время жили Толкины, был и без того завален книгами и бумагами, а теперь стал просто тонуть в дарах. Профессор тратил целые дни на чтение благодарственных писем. Когда издательство "Аллен и Анвин" предложило ему помощь в разборке почты от поклонников, это было принято с благодарностью. Но поскольку адрес автора стал известен, а номер его телефона легко было узнать на Оксфордской телефонной станции, его беспокоили и другими способами. Приходили совершенно незваные посетители; некоторые из них просили автографа, другие денег. Обычно они были вежливы, некоторые оказывались помешанными, случались и угрозы. Телефон мог зазвонить среди ночи: какойнибудь американец жаждал личной беседы с профессором Толкином, нимало не думая о разнице во времени. А хуже всего было то, что стали фотографировать через окна. Такого, конечно, не могло быть в упорядоченном мирке очищенной Хоббитании.

С возрастом у Толкина стали все сильнее проявляться некоторые особенности его характера и поведения. Торопливость речи, нечеткость дикции, отеческие сентенции склонность ко всему этому усиливалась. Давние симпатии и антипатии (например, неприятие французской кухни) доходили до смешного. В старости к нему самому стало подходить его высказывание о предрассудках, высказанное когда-то в адрес Льюиса: "У него их несколько; некоторые из них неизлечимы, ибо происходят не из-за непонимания, а из-за нежелания понимать'. В то же время они, конечно, не были столь многочисленными, как у Льюиса. Строго говоря, его странности и предрассудками нельзя было назвать, поскольку само это слово предполагает мнение в качестве основы действия, а у Толкина суждения редко проявлялись в поведении. Его предрассудки выражались всего лишь в безапелляционных высказываниях на тему, в которой он очень мало смыслил (для Оксфорда такая манера не редкость).

В какихто отношениях старость причиняла ему большие страдания, а в других выявляла лучшие черты. Осознание постепенного угасания сил печалило; в 1965 году он написал: "Я чувствую, что работать трудно: начинаю ощущать себя старым, и огонь угасает'. Временами это погружало в отчаяние, а в последние годы Толкин особенно поддавался тоске, сопровождавшей его всю жизнь. Само ощущение отставки и ухода от дел было достаточным, чтобы выявить эту сторону его натуры. Но другая сторона, способная к воодушевлению и доброй дружбе, оставалась все в той же силе, а может быть, еще больше укрепилась и уравновешивала возраставшую склонность к мрачным мыслям. Физически приближение старости пошло профессору на пользу. По мере того, как угловатость его длинного тонкого лица смягчалась морщинками и складками, а под цветным жилетом, который он теперь носил чуть ли не все время, появился намек на брюшко, друзья видели все явственнее, что Толкин стареет. Но одновременно казалось, что его способность радоваться доброй компании растет с годами, а мигающие глаза, восторженная манера говорить и экспансивность за обеденным столом или в баре сделали его отличным товарищем.

В некрологе К.С. Льюис писал: "Он был типичный "закадычный друг", и всегда был одним из лучших в тех узких компаниях близких друзей, в которых тон задают одновременно богема, литература и христианство'. Впрочем, когда летом 1959 году Толкин ушел на пенсию с профессорской должности в Мертоновском колледже, он чуть ли не преднамеренно удалился от общества таких друзей, то есть от общества тех, кого любил больше всех (если не считать членов семьи). В результате он чувствовал себя очень невесело. В последние годы он временами виделся с Льюисом, иногда захаживал в "Птичку и малыша" и в Килнс, дом Льюиса на другом краю Хедингтона. Возможно, между ними могло бы сохраниться что-то вроде прежней дружбы, не будь Толкин так ошарашен и даже разгневан женитьбой Льюиса на Джой Дэвидмен (их брак продолжался с 1957 года до ее смерти в 1960 году). Частично такая реакция объясняется тем, что Джой пошла на развод с первым мужем ради Льюиса, отчасти же негодование было вызвано убежденностью Льюиса в том, что все друзья будут без ума от его супруги. Сам Льюис в тридцать лет был типичным холостяком и не очень-то считался с тем, что его друзей дома ждут жены. Наконец, Толкин, по всей видимости, чувствовал себя почти обманутым этим браком, он обиделся на друга из-за вторжения женщины в их дружбу — совсем как Эдит когда-то обиделась на Льюиса за вторжение в ее семью. По иронии судьбы, Эдит подружилась с Джой Дэвидмен.