| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Озадаченный поэт некоторое время хлопал глазами, но, как видно, мысль выступить перед большой аудиторией пришлась ему по вкусу и он согласился.
Рано утром за городом собралась большая толпа шотландцев. Даже не думал что их столько в шведской армии. Джон Лермонт на удивление трезвый, вышел из толпы и приветствовал меня со всем возможным почтением. Видимо ему объяснили, кого именно он пытался вызвать по пьяни на поединок. Бросили жребий и первому выпало петь шотландцу. Выйдя вперед он поклонился собравшейся публике и довольно хорошим голосом завел песню. Не могу судить о ее достоинствах, поскольку не силен в гэльском наречии, но публика восторженно приветствовала своего поэта.
Потом пришла моя очередь. Я, взяв в руки свою гитару, сделал несколько аккордов, и вдруг на меня накатило видение из моего прошлого будущего...
Я и раньше слышал эту песню. Ее иной раз исполняли наши доморощенные гитаристы, но особого впечатления она на меня не произвела. Но однажды Алена вместо модного клуба затащила меня на какую фолк-вечеринку. Там играла незнакомая мне группа, использовавшая помимо привычных гитар достаточно редкие инструменты вроде ирландской волынки или арфы. Но поразила меня не столько их игра, сколько пение солистки. Это было так здорово, так не похоже на все что я слышал до сих пор, что я стоял как завороженный. Хотелось слушать и слушать эту необычную девушку. Или пойти на край света и убить какого-нибудь дракона в ее честь, и хрен с ним, что все драконы в красной книге. Если бы я не был влюблен тогда в Алену, я бы, наверное, не устоял перед ее чарами. Да, в общем, и не устоял, и ее волшебное пение долго звучало у меня в голове. Не знаю почему но тогда я не узнал как ее зовут, лишь много позже мне стало известно ее имя, такое же прекрасное и таинственное как и ее пение. Наташа О,Шейн.
Оказавшись женихом шведской принцессы, я хотел было поразить ее своим музыкальным талантом. Песен я знал немного и все, как вы понимаете, на русском. Пробовал перевести на немецкий не легла, шведский я вообще не знаю, а вот на английский, как ни странно, что-то получилось. Принцессе я ее, впрочем, так и не спел, так что сегодня премьера.
Я глубоко вздохнул и закрыв глаза представил себе сказочную страну с зеленой, как изумруд тра-вой и журчащими как серебреные колокольчики ручьями. И над головами присутствующих по-плыли слова...
— Сэр Джон Бэксворд собирал в поход
Тысячу уэльских стрелков.
Сэр Джон Бэксворд был толстым, как кот,
А конь его был без подков.
Сэр Джон Бэксворд пил шотландский эль,
А к вечеру сильно устал.
Он упал под ель, как будто в постель,
И там до Пасхи проспал!
Айлэ, айлэ, как будто в постель,
И там до Пасхи проспал!
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной...
Король Эдуард четырнадцать дней
Ждет Бэксворда отряд.
Десять тысяч копий и столько ж коней
Не пьют, не едят и не спят.
Король Эдуард восьмого гонца
Вешает на суку,
А Бэксворда нет, и вид мертвеца
Нагоняет на войско тоску!
Айлэ, айлэ, и вид мертвеца
Нагоняет на войско тоску!
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной!..
Король Эдуард подписал приговор
Пот утерев с лица.
"Сэр Джон Бэксворд — изменник и вор,
И плаха ждет подлеца!"
Сэр Джон в Уэльсе спит на траве,
И шлем у его плеча.
И не ведает, что по его голове
Плачет топор палача!
Айлэ, айлэ, по его голове
Ох, плачет топор палача!
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной!..
Лорд-канцлер Кромвель с войском спешит
К ущелью, где спит Бэксворд.
Королевский указ к уздечке пришит
У каждой из конских морд.
Войско идет, кончается год,
В Лондоне войска нет.
А французский флот переплыл Ла-Манш
И занял цветущий Кент!
Айлэ, айлэ, переплыл Ла-Манш
И занял цветущий Кент!
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной!..
Сэр Джон в Уэльсе спит в кандалах,
Плечом опершись на ель.
А войско гуляет в Уэльских лугах
И пьет бэксвордовский эль.
Лорд-канцлер Кромвель в Лондон спешит
С мешком у луки седла.
А круглый предмет, что в мешке зашит, —
Голова Бэксворда, ха-ха!
Айлэ, айлэ, что в мешке зашит, —
Голова Бэксворда, ха-ха!
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной!..
Король Эдуард в Париж привезен,
В железный ошейник одет.
А все потому, что в войске его
Джона Бэксворда нет.
А все потому, что забыл король
Присказки древней слова:
Что, покуда пьёт английский народ —
Англия будет жива!
И покуда пьёт шотландский народ —
Шотландия будет жива!
И покуда пьёт ирландский народ —
Ирландия будет жива!
И покуда пьёт шведский народ —
Швеция будет жива!
Услышав про пьющую Шотландию благодарные слушатели разразились приветственными криками и принялись подпевать. Похоже песня им понравилась. А я понизив голос закончил:
— Но покуда пьёт российский народ —
Планета будет жива!
А потом грянул с новой силой, заполняя звонким голосом пространство.
— Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной!
И еще, еще, еще по одной,
Пусть буду я вечно больной.
И вечно хмельной!
Из толпы горцев выступил Джон Лермонт и с поклоном заявил:
— Вы прекрасный поэт, ваше королевское высочество, пожалуй, после такого поражения я брошу занятия поэзией.
— Что вы друг мой, ни в коем случае не делайте так, напротив продолжайте свои занятия. Скажу вам больше, постарайтесь привить страсть к сочинительству вашим детям. И кто знает, может ваши потомки прославят род Лермонтов не только как храбрые солдаты, но и как искусные сочинители.
Наладив хорошие отношения с шотландцами, составляющими значительную часть шведский войск, я решил, что пора бы подружится и с русскими властями. Власть эту в Новгороде представ-лял воевода князь Одоевский Иван Никитич Большой. Вот к нему я и отправился в гости, взяв с собой неразлучных Лёлика с Болеком и Аникиту. Якоб Делагарди предупреждал меня, что князь-воевода держится русских обычаев и принимает гостей "совершенно варварски", испугать ему меня не удалось.
Если князь и удивился моему визиту, то вида не подал. Встретил на крыльце с приличествующей обстоятельствам помпой. Княгиня нестарая еще женщина с румяным лицом с поклоном подала мне ковш "испить с дороги". Я грешным делом опасался что поднесут мне тройной перцовой, но, по видимому это была, точнее, будет, фишкой Петра Великого. В ковше был квас, причем довольно ядреный. Кстати, по словам Аникиты с которым я предварительно мал-мал консультировался, почетным гостям подносят мед или заморское вино, но князь видимо таким образом выражал фронду. Но не тут— то было, не знаю как прочие иноземцы, а я выпил квасу с удовольствием и поблагодарил княгиню. Как говорят московские бояре, я представлял себе довольно слабо, но как то само собой у меня вырвалось в совершенно шолоховском стиле.
— Спаси тебя Христос, княгинюшка, знатный у тебя квас.
Наверное, если бы я станцевал вприсядку, поя при этом "aver Maria", княгиня удивилась бы меньше. На заросшем густой бородой лице князя эмоции выражались слабее, но похоже он также проникся. Нас пригласили в горницу, усадили на почетное место и стали потчевать. Закуски слуги натащили на хорошую гулянку, но я и мои спутники молоды, да еще военные, так что возможностью пожрать на халяву нас добрых молодцев не испугаешь.
Начинать разговор, прежде чем гость утолит голод и жажду верх неприличия, даже Бабе-Яге в сказках всегда говорят, ты меня накорми напои, а потом спрашивай. Так что боярин терпеливо дожидался, пока четверо молодых проглотов с завидным аппетитом уничтожают разложенные на столе припасы. Наконец, первый голод утолен, и мы переходим к деловой части визита. Первым начал воевода и велеречиво и витиевато выразил удовольствие от приема в Новгороде такого дорогого и знатного гостя, которого принимали с колокольным звоном как царскую особу.
— Ох, князь, льстишь ты мне сирому и убогому, нешто царей, где без хлеба-соли встречают?
Никита Иваныч поперхнулся и посетовал, что встречал меня сам Делагарди, а его до торжественной встречи не допустили, и как положено в немецких землях встречать столь высокородных гостей он не ведает.
— Да я чай не в неметчину приехал, что бы меня на иноземный манер встречали. — Медовым голосом пропел я боярину.
Похоже, шаблон хозяину я порвал напрочь, и он недоуменно моргает глазами. Лёлик и Болек помалкивают, будь разговор на польском они бы поняли, а так лишь с пятого на десятый. Аникита тоже молчит, лишь иногда усмехаясь в бороду. Он уже привык, что у меня язык без костей и плести словесные кружева я могу довольно долго.
— Видишь ли, боярин, в весьма трудном положении я. Король Швеции Густав Карлович безмерно опечален нестроениями в русской земле и, по христианскому обычаю желая помочь ближнему, послал меня разузнать, в чем причина этих нестроений и нельзя ли как-то помочь вашему горю. И вот приехал я к вам, а у меня дома жена молодая, ждет меня, печалится. Да в вотчинах своих я сколь времени не был, того и гляди лихие люди растащат добро мое без хозяйского пригляду-то!
— Так чем же я тебе помогу, князь? — оторопело спросил боярин. Очевидно, мои причитания о брошенных вотчинах нашли живое понимание в его сердце.
— Как чем дорогой мой Иван Никитич! Правдой, только ей родимой. Вот ты скажи мне, вы крест королевичу Карлу Филипу целовали?
— Целовали, князь, и от клятвы своей не отступим.
— Это хорошо, это просто бальзам на сердце мое израненное. И его королевскому величеству благоприятно узнать это будет, но ведь вы еще и обещались поспособствовать, что бы его брата на царский трон в Москве возвели. А меж тем в Москве какие-то польские прощелыги сидят и в ус не дуют. Того и гляди Сигизмунд королем станет и в латинство всю Русь введет.
— Не бывать тому! — Неожиданно твердо и с вызовом в голосе говорит боярин. — Не бывать Жиги-монту нашим царем, хоть все свои животы положим, а не допустим такого бесчестия!
— О как! А кто в Новгород приехал жителей к присяге его сыну королевичу Владиславу приводить?
— Королевича Владислава дума боярская приняла, и он обещался веру православную принять, а не исполнил того. Да и ваш шведский королевич тоже!
— Вот то-то и оно что семибоярщина приняла королевича Владислава, а не земля русская. А надо бы земский собор созвать и там всей землей решить, кого звать на царство. И коли вся земля ре-шит, что не стоять земле русской без православного государя, так и Карл Филип православие примет и любой иной кого бы ни выбрали. Внял ли боярин? Вот то-то же.
Выезжая с воеводского двора, я заметил, что в сторону митрополичьих палат побежал дворовый человек князя. Не иначе воевода решил поведать Исидору о чудном заморском герцоге, объ-явившемся в русской земле. Ну-ну!
Главный храм Новгорода это Святая София, как я слышал еще в прошлой своей жизни (смешно звучит правда?) самый древний христианский храм построенный славянами в нашей необъятной родине. В принципе, храм и храм, интересно посмотреть, конечно, раньше-то не довелось, но я теперь как-бы лютеранин и мне не то что бы нельзя, но надо. Тьфу, блин, совсем запутался! В общем, есть у меня дело, храм сей красоты чудной и святости превеликой интересен еще и тем что в нем есть ворота именуемые сигтунскими. Сигтуна, если кто не знает, это древняя столица Швеции и ворота сии новгородцы оттуда, как бы это помягче, увезли короче. После набега естественно. Неизвестно откуда молодой шведский король Густав Адольф про это прознал, но только пришла ему в голову блажь оные ворота вернуть на историческую родину. Он озадачил этим Якоба Делагарди, ну и меня попросил посодействовать. Причем если Якоб отнесся к поручению со всей серьезностью, то я сразу решил что сделаю все чтобы это мероприятие саботировать. Оно конечно я сейчас немецкий герцог, но в прошлой-то жизни был русским. Так что, хрен вам, дорогие товарищи, а не возвращение культурных ценностей. Прежде всего, надо ворота осмотреть самому. Ну что же впечатляют, работа изумительная и без сомнения западноевропейская. Новгородские обыватели и церковные служки смотрят на меня, пока я любуюсь ими, мягко говоря, неодобрительно, но помалкивают. Не, нельзя такую красоту шведам, они люди суровые оценить так как мы не сумеют. Нафиг-нафиг, ибо нефиг! Никакой реституции. Выхожу наружу и вновь натыкаюсь на толпу нищих. Вновь потому что когда заходил уже видел. Вообще, немного бесит, куча профессиональных горластых бездельников выставляют напоказ свое убожество, часто и густо липовое. Ко мне, правда особо не лезли, я для них чужеземец, враг и вообще басурманин. А это еще кто? Из толпы выходит некто совершенно безумного вида в лохмотьях, веригах и прочем. Юродивый. Так, они пользуются непререкаемым авторитетом среди местных и плетью его нельзя. К тому же если верить классику, обладают даром пророчества или еще каким.
— Ваня... Ваня... — завывает довольно неприятным голосом.
— Чего тебе убогий? — спрашиваю максимально вежливо для данной ситуации. Вот откуда он мое имя прошлое знает? Хотя как откуда у меня и сейчас такое же.
— Ваня дай копеечку!
— А тебе зачем? все равно или пропьешь или потеряешь. — Отвечаю. (блин кто меня за язык тянул связываться, дал бы медяшку и дело с концом)
— Дай копеечку, не жадничай. Я тоже сарафан одену и в скоморохи пойду.
Чего? Или он про мое бегство от стражи Кляйнештадта? А знает откуда?
— А потом на боярской дочке женюсь. Сам в бояре выйду. Дай копеечку, Ваня!
Твою мать!
— А потом воеводой стану.
У него, что и впрямь дар? Хотя...
— Ваня дай копеечку я у тебя на свадьбе погуляю.
Блин да он дуру гонит, вон реально глаза безумные. Кидаю юродивому талер.
— Молись за меня юродивый. — (Если он сейчас про царя Ирода что-то скажет, не посмотрю что место святое).
— Помолюсь, помолюсь батюшка.
В безумных только что глазах уже подобострастие и радость от удачного развода.
Тьфу, пропасть, чуть не уверовал, с перепугу. Нет, так можно и в дурку загреметь, хотя с учетом того что я второй год в чужом теле, то мне там самое место.
Между тем окружающие смотрят на происходящее с таким пиететом, как будто если не сам Хри-стос спустился в компании ангелов, то, как минимум, один из апостолов. Я собираюсь отправится домой, если можно так назвать выделенный мне под проживание большой бревенчатый терем, но внимание окружающих привлекает появление митрополита. Люди вокруг при виде митропо-личьей процессии опускаются на колени, прося благословления и только я стою... как дурак. Что-то надо делать, Исидор как не крути князь церкви и очень большой духовный авторитет. Не нахожу ничего лучше как сняв шляпу отвесить поклон какой был бы приличен лицу равному мне по положению. Вид, наверное, при этом у меня преглупый, а среди народа слышится шепоток "ишь как басурманина корежит от ладана-то"! Аут, приехали, зовите экзорциста блин! Митрополит задерживается на мне глазами и неожиданно благословив меня уходит, пока я хлопаю глазами. Но видимо митрополит со мной не закончил и ко мне мелким шагом подходит служка неопределенного возраста и тихо на хорошем немецком языке говорит:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
