Наследники богов

Привлекшее внимание Гектора объявление гласило следующее:

"Обладателю двух кинжалов, три дня назад повстречавшегося с тремя рабами у таверны на углу улицы Красильщиков и аллеи Весты. Плачу тысячу серебряных за то, что вы получили от одного из них."

Далее следовало ничем не примечательное имя, дата и место встречи — общественные термы на площади у храма Юпитера.

У Гектора перехватило дыхание. Тысяча серебряных монет?! Да он не видел такую гору денег и за всю свою жизнь!..

Сказать яснее в послании не могли — за убийство чужих рабов убийца нес материальную ответственность, как за любую порчу имущества. Да и распространяться о том, что Гектор забрал у лишенного им чувств раба, автор послания явно не спешил. Юноша задумался. Если предложение исходит от патрицианки, которой ее избитый посланник рассказал о ночной встрече, то опасности, скорее всего, нет. Но если от обманутого мужа... Гектора прошиб холодный пот. Ну уж дудки. Скорее уж он получит нож в бок, чем деньги. Да и письмо это стоит куда больше. Впрочем, о скаредности Цинцината Руфа в народе ходили легенды.

Юноша поежился. Нет, никакие деньги того не стоят. И ведь не узнаешь, кто автор послания — патриция или ее муж. Хотя если учесть, что загадочный автор знал о двух кинжалах, то вероятнее все же второе.

Немного поразмыслив, Гектор решил спрятать в тайник к письму и трофейные кинжалы — продавать их сейчас было слишком рискованно, но и выкинуть их, как и письмо, не поднялась рука.

А два года спустя утлые хибары бедноты, за которыми простиралась граница города, были снесены, а их хозяева безжалостно выброшены на улицу. На их месте должны были возвести Колизей. Однажды вернувшись домой и обнаружив на месте своего домишки пустырь, Гектор похолодел. Его тайник!.. Гектор хотел, было, бросится к развалинам, но рабы-землекопы прогнали его прочь, пригрозив позвать стражу, если он и дальше будет мешаться у них под ногами.

Гектор ушел, но лишь для того, чтобы вернуться сюда ночью. Тщетно он искал искусно замаскированный у стены снесенного дома тайник... Деньги, вещи, кинжалы убитых им рабов — его первых жертв — и письмо прекрасной Артемии Руф исчезли. Быт может, их закопала неловкая рука землекопа, а может, посланием завладел неграмотный раб... Несколько месяцев Гектор ходил, как на иголках. Каждый день он ждал, что в вот-вот разразится грандиозный скандал. Конечно, любовному посланию было уже два года, но подобные преступления, как правило, не имели срока давности.

Но, когда в республике объявили траур, он успокоился и выбросил письмо из головы — глава сената республики, Цинцинат Сульций Руф, скончался после продолжительной болезни, терзавшей его последние несколько месяцев. Что ж, обманутый муж умер, а значит и претензий быть не может. Мертвые чисты. И даже если письмо выплывет, оно, несомненно, будет объявлено неловкой поделкой, чтобы не порочить честь покойного консула.

И все же жаль он не взял тогда денег... Впрочем, Гектор тут же безжалостно отогнал сожаление прочь, едва оно зародилось — он давно уже перестал жалеть себя. Жалость к себе, подобно яду, подтачивает силы, и ты погружаешься в трясину апатии, из которой выбраться не так-то легко. Лучше уж он будет злиться. Гнев, по-крайней мере, подстегивает силы и, порою, согревает не хуже одеяла...

С тех пор прошло пять лет. Раз избрав путь, Гектор более с него не сворачивал и вскоре обрел в определенных кругах овеянную кровавым ореолом славу. Он мог убить любого — от простого торговца до патриция в особняке-доминусе. Но и услуги его стоили не дешево, и к двадцати пяти годам он успел сколотить небольшое состояние. Но всех этих денег было недостаточно, чтобы исполнить истинную мечту убийцы — едва обретя свободу, он стал искать свою семью. Встав на ноги, он сумел придать своим поискам какое-то подобие организованности. Взятки кому надо, разосланные во все уголки республики посыльные... Через некоторое время ему удалось найти мать, а чуть позже выяснить, в какие копи был продан его отец. На скопленные деньги он купил матери виллу в небольшом городке на берегу моря, подальше от суеты и шума Илиона, но спасти отца Гектор не успел — тот умер от лихорадки тремя годами раньше. Из семи братьев и сестер ему пока что удалось найти лишь троих самых младших. Один из них, как и сам Гектор, был продан в рабство в Илион, а двоих других отправили на виллы в предместьях. Они мало помнили прежнюю жизнь, как и самого Гектора, но были рады нежданной свободе и с радостью поселились на вилле с матерью.

А теперь он напал на след своей сестры и уже собирался послать к демонам и Илион, и свою неспокойную работенку, когда ему угораздило вляпаться в эту историю... Должно быть, боги просто издеваются над ним!..

На голову Гектора обрушился очередной удар, и он провалился в спасительное беспамятство.

Глава 3. Идущий на смерть

Спартанский воин пожаловался матери:

— Мой меч слишком короткий.

— Ничего, — ответила она. — Просто всегда делай один шаг вперед...

Беглому рабу — смерть на месте.

XI-ый закон Илионской республики.

Беглому рабу — хорошего кузнеца.

XI-ый закон беглых воров.

Небольшая площадь на окраине города была запружена народом. Палящие лучи знойного солнца высвечивали деревянные помосты и выстроившихся на них людей.

— С дороги! — зычно рявкнул мужчина в светло-серой тунике, пинком отталкивая с дороги зазевавшегося прохожего в дешевой одежде.

Наметанный глаз освобожденного Тука легко угадывал в толпе таких же бывших рабов, как и он сам. По сгорбленной спине, испуганному взгляду побитых псов. С ними он не церемонился, но, попадись ему навстречу свободнорожденный в тоге, он раболепно кланялся и тут же убирался у него с пути. Впрочем, с теми, кто не мог похвастаться своим достатком, он обращался не лучше, чем с освобожденными или рабами. Красильщики, медники, ремесленники, кто они такие перед освобожденным Туком, верным псом патриция Валерия Брута, главы городских торгов? Именно через его хозяина тек в казну республики толстый ручеек золотых монет от продажи должников и преступников.

Тук крепко сжимал в одной руке плеть, а в другой — конец толстой веревки, к которой были привязаны четверо рабов в набедренных повязках.

— А ну шевелите ногами, бестолочи! — брызгая слюной, прикрикнул на них Тук и для убедительно замахнулся плетью.

Трое рабов испуганно сжались и увеличили скорость. Замыкавший маленькую колонну Гектор вынужден был тоже прибавить шаг. Его руки, как и у остальных рабов, были закованы в тяжелые ржавые кандалы, сквозь кольца которых была пропущена веревка.

В глазах троих пленников застыло безнадежное, тупое смирение. В сердце же Гектора бушевал огонь. Его лицо заплыло от побоев, один глаз вообще не открывался, окровавленные губы нещадно болели, тело саднило. Избившие его вигилы бросили его бессознательное тело в темный вонючий каземат к другим пленникам. Были здесь пьяницы, преступники, должники и иностранцы, за каким-то демоном отправившиеся попытать счастье в Илион и не позаботившиеся о достаточном материальном обеспечении тылов. Иными словами, не сумевшие купить себе места в республике. Вонь немытых тел, насекомые и отходы... Гектор уже всерьез начал опасаться, что в его раны попадет инфекция, если он проведет здесь хотя бы еще пару дней, но, на его счастье... или несчастье вскоре должны были состояться очередные торги. Камеры опустели. Невольников кое-как отсортировали и, перепоручив их надсмотрщикам-освобожденным, повели на невольничий рынок.

Они прошли мимо "алого ряда". Гектор скользнул безразличным взглядом по выставленным там рабом. В основном это были старики или больные, но увидел он и несколько крепких, сильных юношей и совсем юных девушек. В "алых рядах" продавались рабы для жертвоприношений. Как правило, хозяева выставляли здесь за бесценок тех, кого уже отчаялись продать, любо тех, на ком, по их мнению, лежало проклятие богов.

— Вперед! — грубый рывок, и надсмотрщик заставил рабов подняться на деревянный постамент в конце площади, поставив их рядом с другими.

Гектор окинул взглядом длинную вереницу рабов и увидел вдали, на каменном балконе выходившего на площадь здания, объемистую фигуру завернутого в желто-зеленую тогу Валерия Брута. Он, горячо жестикулируя, что-то оживленно вещал еще двум патрициям.

Перед помостами с рабами толпились люди. Кто-то пришел поглазеть на торги, кто-то надеялся прикупить рабов по дешевке. На платформе, куда заставили подняться Гектора, продавали государственных рабов — преступников и должников. Несколько соседних занимали крупные работорговцы, привозившие живой товар целыми партиями. На остальных толпились "частники" — свободнорожденные, пришедшие продать одного — двух личных рабов или, наоборот, купить, по дешевке, с рук. Но патрициев, а точнее их представителей, интересовал только "свежий" товар, который еженедельно выставляли на продажу работорговцы и городские власти.

Развязав веревку, Тук, шумно сопя, снял висевший на поясе мешок и принялся перебирать лежавшие в нем глиняные таблички с составленными писцами описаниями достоинств и недостатков продаваемого товара. Их было всего четыре, по счету рабов, но освобожденный имел довольно смутное представление о грамотности, поэтому ему пришлось потратить изрядное количество времени, прежде чем он смог, наконец, разобрать, какому рабу какая табличка принадлежит. Справившись с этим непростым заданием, он повесил таблички на шеи пленникам. Опустив голову, Гектор прочел на своей:

"Убийца. Силен, здоров, норовист".

По губам Гектора скользнула кривая усмешка. Прямо как про коня... Скосив глаза, он прочел надписи на табличках своих соседей — дюжего приземистого мужичка с посеревшим от усталости, измученным лицом и худого, как скелет паренька лет шестнадцати:

"Должник. Силен, здоров, покорен".

"Вор. Ест мало, умеет считать. Быстро бегает".

Гектора тоже спрашивали, знает ли он грамоту или счет, но он счел ниже своего достоинства отвечать писцу. Он не останется рабом. Дайте только его ранам чуть поджить!

На табличках всех государственных рабов содержалась информация не только о достоинствах и недостатках рабов, но и о тех преступлениях, что они совершили. Убийцы, насильники, воры, но больше всего было должников. Их продавали целыми семьями. Гектор тяжело вздохнул, подумав, что, по сути, он уже во второй раз в жизни стоит на невольничьей платформе. Только первого он уже почти не помнил...

Неожиданно его взгляд привлекла стоявшая на соседней платформе девушка. Там был выставлен на продажу живой товар одного из крупнейших работорговцев Илиона. Высокую грудь прикрывали ниспадавшие на плечи золотистые волосы. Мягкие локоны у висков отливали червонным золотом, и казалось, вокруг ее головы разливается сияющий нимб. Цвет волос девушки и ее светлая кожа не могли не вызвать удивления — илионки были смуглыми и черноволосыми, должно быть, она иностранка.

На внутренней стороне левой руки девушки чернела причудливая татуировка изготовившегося к броску дракона. По легендам эти грозные чудовища когда-то частенько беспокоили жителей материковых предгорий, нападая на скот, а, иногда и на людей, но их то ли давно уже перебили, то ли вообще выдумали краснобаи-солдаты, и сейчас изображения драконов остались лишь на гравюрах.

С бедер девушки ниспадала до пола длинная полупрозрачная юбка нежно-бежевого цвета, сквозь которую просвечивали точеные ножки с аккуратными маленькими пальчиками. Но привлекла внимание Гектора отнюдь не красота пленницы, а ее взгляд. Большинство рабов смирились со своей участью, и их лица ничего не выражали, как у настоящего скота, а в глазах девушки сиял неукротимый огонь внутренней силы. Ее изящные пальцы были крепко сжаты, так что побелели костяшки, грудь высоко вздымалась в такт частому дыханию. Загорелая, но по-прежнему куда более светлая, чем у местных кожа, покрытая бисеринками пота, мягко поблескивала в свете безжалостно палящего полуденного солнца, но девушка даже не щурилась, без страха глядя на дневное светило.

Гектор невольно хмыкнул, поразившись ее выдержке. Ничего, новый хозяин быстро укоротит ее норов... Прищурив здоровый глаз, он присмотрелся к висевшей на груди девушке табличке.

"Але?ксия. Дочь Келонского барона, девственница, знает грамоту и счет".

Алексия... не похоже на Келонское имя. Должно быть, переделали его на республиканский манер.

От размышлений Гектора отвлек полный неизбывного отчаяния шепот стоявшего рядом юноши.

— Хоть бы нас купили в дом!..

Перспектива стать домашней прислугой Гектора совсем не радовала, но кому-то могло показаться, что лучше так, чем попасть в лавку, где рабам придется таскать тяжелые тюки с товаром под присмотром освобожденного-надсмотрщика. Но куда хуже было угодить в каменоломни или на патрицианские плантации. Изнуряемым голодом и тяжелой работой в жутких условиях рабам там долго было не протянуть. Год, два, от силы три. Редко кто проживал больше. Его отец протянул пять... Щека Гектора дернулась, в сердце вспыхнула ярость. Лишь огромным усилием воли ему удалось вновь заставить себя успокоиться.

Женщинам тоже приходилось несладко. Патриции частенько любили использовать своих рабынь для сексуальных утех, но это было еще не самое страшное. Куда хуже, если их покупали в бордели. Череда клиентов и ни дня отдыха до тех пор, пока красота и здоровье девушек не истощались, и тогда они годились разве что в "алый ряд". Как правило, проститутки дешевых лупанариев долго не жили... впрочем, как их клиенты — слишком много дурных болезней бродило среди черни.

Начались торги. Люди подходили от одной платформы к другой, смотрели товар, щупали рабов, открывали им рты, заставляли приседать, демонстрируя выносливость и силу.

Перед Гектором остановился дородный детина в серой тоге. Она была из дешевой ткани, но один только факт, что мужчина носил тогу, говорил о его соответствующем социальном положении. Должно быть, мелкий государственный служащий — тога являлась обязательным элементом их одежды.

Посмотрев на табличку на шее Гектора, он возмущенно повернулся к Туку.

— Здоров! Да куда уж здоров! На нем же живого места нет!

— Его три десятка вигилов метелили, а ему хоть бы что! — тут же встал на защиту порученного его заботам товара надсмотрщик.

— Пятьдесят серебряных, и ни монетой больше!

— Что?! — Тук аж подавился от возмущения. — Да он стоит больше двухсот! Но хорошему покупателю господин разрешил продать за сто пятьдесят.

Сто пятьдесят серебряных? Гектор хмыкнул. Его и в самом деле оценили, как коня...

— Да какие сто пятьдесят?! Он же и недели не протянет! На третьем ящике замертво рухнет, кто мне тогда ущерб возместит?! Ты что ли?

— Да он еще тебя переживет! Смотри, какой крепкий! — и в подтверждении своих слов Тук хлопнул Гектора по плечу.

Покупатель и надсмотрщик продолжили с жаром торговаться, но Гектор перестал слушать, сосредоточив все свое внимание на происходящем на соседнем помосте.