Часть 2. Марс.

Ну а машину разве никто не желает? — совсем удивлённо спросил Борис Ефимыч.

Вот такую, чтоль? — Николай тронул пальцем свою лежащую на краю стола 'планшетку', — тоже не проблема. Захотел — пошёл — купил. Вот моя, самая мощная, инженерная, и самая дорогая, мне примерно в два месячных оклада обошлась. Не проблема.

Вы меня не поняли, я имел в виду автомобиль.

В личное пользование?

Ну да!

А зачем?!!

Изумление и непонимание присутствующих было настолько явным и искренним, что Ефимыч на мгновение растерялся.

Ну как?! Ездить!!!

А зачем, если общественного транспорта более чем достаточно, а если нужна машина, на три-пять человек, так можно свободно малолитражку в прокате взять.

И вам всего хватает?!

Ну, если бы всем всего хватало, то не было бы и развития.

Стоп! — Юра поднял руку, чтобы привлечь внимание, — я кажется понял. Вы всё спрашиваете о материальном, но ведь потребности любого нормального человека материальным не ограничиваются. Вы же сами знаете. Вы кажется, поэт-песенник. Вот вы, лично ВЫ, были бы счастливы, если бы день и ночь вас заставляли бы заниматься продажами, но лишили бы возможности писать песни. Вы были бы счастливы?

Нет.. Но вот здесь и сейчас капитализм, и я процветаю. Имею два дома. По заграницам езжу.

Ну и у нас с этим не проблема — пожал плечами Николай, вон мой друг пол Китая и Индии объездил. Я сам в Чехословакию в прошлом году ездил.

Ну а как здесь большинство поживает? — неустанно гнул своё Чернов.

Ну,... есть и миллиардеры. Есть и.... Вообще нищие. Это правда.

Вы уходите от ответа или его не поняли. Хорошо, уточню: если вычесть из рассмотрения десять процентов самой богатой части всего общества, как живут остальные девяносто?

Борис Ефимович надолго задумался. Ему явно не хотелось отвечать на этот вопрос.

То есть бедно и очень бедно? — не унимался Чернов, — а вот у нас положение прямо наоборот: десять процентов живут плохо, а девяносто хорошо. Да и то, по аналогии с нашей США, могу предположить, что наша 'беднота' живёт лучше ваших 'середняков'!

Не верю!

Ну тогда мы вас к себе в гости приглашаем! Вот Юра нам всем дорогу домой пробьёт, — Николай положил руку другу на плечо, — и сходим. Увидите сами!

Ну ладно, предположим в уравниловке, все материально счастливы — снова пошёл в атаку Борис Ефимович, при этом на слове 'уравниловка'11 Юрий и Николай недоумённо переглянулись, — но вас разве не достала фальшь идеологии, навязчивая пропаганда?

Возможно, тут я не спорю, — Николай поднял руки, — у вас было так. Но у нас и с идеологией и пропагандой всё в порядке.

Но это просто не может быть! Любое коммунистическое государство, оно по своей природе тоталитарно, и идеология его тоталитарна, и не может обходиться без идеологического насилия.

Но какое может быть идеологическое насилие над девяносто девятью процентами населения, если они полностью согласны со всеми идеологическими положениями?!

А над одним процентом значит есть?

Положим, во-первых, не согласных с идеологией у нас никак не один процент, а вообще практически нет, во-вторых, если какой-то одиночка или группа отщепенцев, пытается поломать то, с чем согласно абсолютное большинство населения, тот как по-вашему, должно поступать государство? Поощрить их? Ведь любое нормальное государство должно поступать в интересах большинства населения.

Подожди Николай, — вмешался Юрий, — может ты тут что-то неправильно понял, но тут был назван термин, который явно нам неизвестен — 'тоталитарный'.

Имеется в виду 'тоталитаризм'.

Даже так? А это что? Поясните, а то у нас его попросту нет.

И тут Борис Ефимович понял, что 'попал'. Термин 'тоталитаризм' был ужасно затёртый и жутко универсальный. Им объясняли практически всё... и ничего. От бесконечного применения он так примелькался, что стал чем-то само собой разумеющимся, но как сейчас к своему ужасу, Борис Ефимович понял, он лишь СОЗДАВАЛ ИЛЛЮЗИЮ ПОНИМАНИЯ. Пытаясь спасти положение он вывалил на друзей пространную лекцию, но лишь ещё более запутал положение. Тем не менее, все искренне пытались понять, что это такое. Даже обычно молчаливо-созерцательный Вадик вставил несколько вопросов.

Ну имеют люди страны единое мнение относительно чего-то... ТАК ЭТО ЖЕ ХОРОШО! Значит, умеют договариваться... Значит не будет ссор и разногласий по поводу всякой ерунды — Юрий пожал плечами, — да и смысл какой? Не понимаю смысл навязывать мнение, если можно просто договориться?!

Вообще 'тоталитаризм' странное понятие, — хмыкнул Николай, — навязать единое мнение всем?! Гм.... Ну да! Попробуй навяжи например, мнение вот этому, — он отхлебнул чай из кружки и указал ею на Юрия, — если он убеждён в обратном. Да легче до Луны пешком дойти!!!

Но может смысл этого термина в навязывании? — спросил Чернов.

И что? Сам посуди: ну предположим, какой-то совершенно больной на голову убеждён, что капитализм лучше социализма. Ну так пускай едет в США и работает там! Ему там будет о-о-очень весело! — саркастически заметил Николай, — ведь никто не держит!

И то правда... — соглашается Чернов активно скребя в затылке, — не, боюсь, что наши миры слишком различаются, надо изучать. Юлька права с исследовательской программой...

Но эта примирительная фраза не возымела действия. Борис Ефимович, очевидно снова сел на своего 'конька', и закатил новую лекцию о прелестях капитализма и Человеческого Достоинства.

Но тут было что сказать обеим сторонам и дискуссия разгорелась с новой силой. Правда она опять очень быстро пришла 'к тем же деньгам'.

То есть получается, — опять начал обобщать Чернов, что при капитализме, если у тебя есть деньги, и власть, то тебя уважают, если нет — то нет. Но ведь большими деньгами обладают и бандиты. Они получается, тоже уважаемые люди?!

По штатовским фильмам так и есть! — вставил Николай.

Вот возьмём опять наше общество — продолжил меж тем Юрий, у нас людей уважают только за то, что они сделали. А есть или нет у них деньги в настоящий момент — это на оценку ну никак не влияет. Ну и нахрен мне весь этот капитализм?! — Чернов развёл руками, — вот я, к примеру, привык всё примерять не абстрактно, а предметно. Возьмём пример конкретно по мне и по моим жизненным интересам. У меня интересная работа, люди меня уважают, у меня есть дом, где светло, тепло, уютно, есть всё что нужно для жизни. Интересной жизни. А если случится беда, так не только друзья, всё государство придёт на помощь! Буду иметь это в капитализме? С его культом конкуренции и эгоизма? Весьма навряд-ли!

А хрена мы друг другу здесь мозги парим, Юра! Я ж забыл — со мной Большая Библиотека! — прервал друга Николай, снимая с шеи 'брелок' своего статерабайтного 'гигая', — вот поставлю, и пусть человек своими глазами смотрит!

У, блин! Точно. Забыли, — хлопнул себя по колену Юрий, — а там кстати и западные источники в полном комплекте.

Там в Библиотеке обычная база данных, — пояснил Николай, включая 'планшетку' и вставляя накопитель, — у вас здесь наверняка такая же. Сейчас поставлю и ройтесь.

Борис Ефимыч с интересом влез в Библиотеку и с удивлением обнаружил, что в отличие от хаотических американских аналогов в ЭТОЙ Библиотеке, действовал настоящий библиотечный принцип организации информации, но дополненный системой гиперссылок и весьма совершенной поисковой системой. Но это ему не помогло.

Конечно, было очень интересно рыться в информации об иной цивилизации, и, как он почувствовал, более совершенно устроенной, чем его бывший СССР.

Но информации было так много, что он скоро просто в ней заблудился. Он там блуждал довольно долго, боясь признаться людям в этом, как он считал, для себя позорном факте. Но уже через час события совершили неожиданный поворот и стало не до Библиотеки.

Когда Михаил, Эля и Лена вышли на окраину села, то оно им сразу же показалось очень странным.

Сразу же на окраине, они вышли на полузасыпанные остовы как сельскохозяйственной техники, так и грузовых и легковых авто. Все они были ржавые и сильно засыпанные снегом.

— И чего они их на металлолом не сдали? — недоумённо спросила Лена проходя мимо этого 'кладбища'.

Но дальше — больше. Дома в селе стояли ужасно обшарпанные. Более-менее прилично выглядели лишь бревенчатые дома. У всех остальных были той или иной степени следы износа и упадка. Дальше стали попадаться люди. Люди также не производили впечатления благополучных. Даже те, кто был трезв, были одеты либо в сильно поношенную одежду, либо во что-то весьма серое, убогое. Лица людей также были угрюмы. На многих было крупными буквами написана безысходность.

По мере продвижения вперёд, странностей появлялось всё больше. Неожиданно они увидели, ранее скрытый, ближними домами целый квартал новостроек.

Новостройки производили впечатление — дома не просто были хорошие, они были шикарные. Те, что были достроены и имели жилой вид, имели в среднем три этажа.

Практически все, даже те, которые были не достроены, были обнесены высоченными, красного кирпича, заборами. Многие из заборов по верху имели, как правило, железные заострённые штыри или нечто подобное. Один даже имел колючую проволоку.

Странно. Похоже на военный объект... но не он! — с удивлением отметил Михаил.

И улицы у них от снега не чищены! — почти с обидой сказала Леночка вышагивая по-прежнему в лыжах посреди улицы.

Дичь какая-то, — поморщилась Эля, но тут увидела семенящую по только что протоптанной в снегу траншее женщину, выглядящую достаточно вменяемо и коммуникабельно. Через минуту они уже узнали где что находится, а также кучу совершенно не нужных им местных новостей и сплетен.

Как ни странно, но начиная от магазина, улица была где-то как-то расчищена. По крайней мере, пешеходы могли пройти по тротуару, освобождённому от снега.

Проезжая же часть улицы, как видно не чистилась, и проезд по ней был изрядно затруднён. Как минимум обычный маршрутный автобус тут, наверное, вряд ли бы проехал по этим сугробам.

У магазина решили разделиться. Эля пошла на почту, а Михаил с Леной в магазин за продуктами.

Как только Михаил с Леной исчезли в магазине, Эля заметила что в метрах пятидесяти от них, как раз в той стороне где по описаниям за углом находилась почта, в сугроб уткнулась необычная, не виданная ею раньше машина. По типу — легковушка-вездеход, но явно не советского производства. Легковушка как бульдозер взрыла старый сугроб, явно оставшийся от прежних зачисток тротуара и заглохла. Тут же из дверей посыпались небритые, изрядно нетрезвые и жутко матерящиеся личности.

Одна из этих нетрезвых личностей, заметив красивую девушку, вышагивающую по тротуару с лыжами на плече, попыталась пристать, но Эля на него так зыркнула, что он аж шарахнулся. После он долго недоумённо глядел ей вслед, стоя по колено в снегу и никак не мог решить простейшую задачу: что его ТАК остановило. Из задумчивости его вывел окрик дружков торопящихся в магазин за выпивкой.

Эля прекрасно слышала как они, по-прежнему отчаянно матерясь, двинули в сторону магазина, но секунду спустя их ненормативная лексика перестала быть слышимой, так как Эля завернула за угол и увидела, наконец, почту.

С виду почта как почта, но её вид сразу же насторожил Элю. В ней было нечто такое, неправильное, что сразу же и не разберёшь. Машинально Эля сделала ещё десяток шагов вперёд прежде чем до неё дошло: над фронтоном почты развевался не красный с серпом и молотом флаг, а бело-сине-красный.

Эля встала как громом поражённая.

Зачем?! Зачем флаг генерала Власова здесь висит?! — поражённо спросила она у проходившего мимо старика.

Эх дочка, и не говори! У нас ныне уж 15 лет как страна вся Власовская....

Вали отсюда, коммуняка недобитый! — вдруг услышали они сзади злобный голос. Эля резко обернулась и к немалому своему удивлению увидела совершенно трезвого, интеллигентного вида субъекта в очках, сверлящего ненавидящим взглядом старого человека.

Не обращай внимания дочка, это нам местный ДЕРЬМОКРАТ. Дурак он. Лучше пошли отсюда от греха подальше...

Но мне надо... — начала было Эля потянувшись к почте, но увидела ТАКОЕ что на несколько секунд онемела: на табличке, означающей почтовое отделение стояла надпись 'Российская Федерация...' и... красовался двуглавый орёл!

Когда она чуть-чуть пришла в себя, то обнаружила что прямо через неё ведётся оживлённая перебранка между давешним стариком и тем, кого он назвал 'дерьмократом'.

С полминуты она вслушивалась, пытаясь сориентироваться. Но услышала жутко много нового. От незнакомых эпитетов (типа: 'красно-коричневый', 'коммунофашист'), до чудовищных клеветнических заявлений, глубоко антисоветского характера. Утверждения 'интеллигента' были настолько чудовищны и шизофреничны, что невозможно было даже представить, что человек даже не в шибко здравом уме такое может заявить.

Так как тон, по отношению к старому человеку, и, как явствовало из перепалки, ветерану войны, был совершенно недопустимый, Эля просто взорвалась яростью.

Энергии ярости добавил ещё страх, растерянность, порождённая совершенно диким и невероятным окружением. У неё было такое ощущение, как будто она застряла в жутком, ирреальном кошмаре. Ей казалось, что стоит только поднапрячься и морок спадёт — она проснётся.

И напрячься она решила диким выплеском справедливой ярости по адресу явного морального урода.

Зама-алчи!!! — гаркнула она прямо в лицо очкарику, да так, что он, от неожиданности и испуга, тут же заткнулся на полуслове.

Как ты смеешь гад, так разговаривать со старым человеком, да ещё ветеранов войны?!!! — попёрла на него Эля.

Д-да он коммуняка! — попытался оправдаться 'интеллигент'. Эпитет 'коммуняка' резанул слух. А на воспитанную в патриотизме и защите идей коммунизма Элю это подействовало как удар током на без того разъярённого быка.

Ма-алчать!!! Слушай! Ты! — пошла на него в наступление Эля, и с каждым шагом оскорбитель пятился назад, — если ты сейчас же не извинишься перед человеком, Я ТЕБЯ НА КУСКИ ПОРВУ!!!

Видно никогда не встречавший такого отпора 'демократ' спал с лица и ещё быстрее стал пятиться, но на его беду набежали бабки и перекрыли дорогу к отступлению.

Вид озверевшей Эли был настолько страшен, что он разве что не обмочился. Видя, что отступать некуда, а впереди очень, очень, очень, озверелая молодая, весьма спортивного вида особа с тяжёлыми лыжами наперевес, он счёл за великое благо извиниться и ускоренно убраться с 'поля боя'.

Пока бабки поносили последними словами улепётывающего 'дерьмократа', Эля слегка пришла в себя и, наконец, задала вопрос, который её мучил больше всего

Да что же это у вас тут творится?!

Капитализьм, дочка, дерьмократия, будь она неладна! — ответил дед и в сердцах сплюнул на снег.

Но тут их 'содержательный' диалог был прерван прокатившим мимо них 'вездеходом', из окон которого, раздавался отчаянный девичий визг.

Внутри у Эли похолодело только что увиденное и услышанное тут же вылетело из головы и полная недобрых предчувствий она рванула по направлению к магазину.