Последние львы империи

Думаю, распоряжение о тайных казнях подписал именно граф Рибоза. Он всегда умел держать своих подопечных в тисках ужаса. С одной оговоркой: в числе тех, кто трясся перед ним как осенний лист, были не только жалкие работяги, но и представители богатейших домов королевства. Глава тайной службы никогда не пасовал перед известными именами. Только Его величество и честь короны, два идола, которые имели для него реальный вес — все остальные были, есть и оставались обычной грязью, от которой надо избавляться крепко топнув каблуком.

— Хочешь узнать истину, плати! — хриплый мужской голос проник в карету, заставив меня насторожиться. Я сумел разглядеть длинный бумажный нос и несколько павлиньих перьев. Артисты скрывали свое лицо под уродскими масками с птичьими клювами и свиными пятаками.

— Пошел прочь! — я резко одернул артиста и попытался выйти из кареты. Но вовремя остановился — попасть в толпу хитрых и пронырливых комедиантов было подобно смерти. А вот показать свою решимость, чтобы напугать бродяг, виделось мне не такой уж плохой идеей.

Отпрянув, артист спрыгнул с подножки и уставился на меня, слегка склонив голову вперед, словно наглый жирный ворон, ожидающей скорой добычи. Двугорбая шапочка, маска с длинным носом, просторная 'крестьянская' одежда — все в этом человеке вызывало во мне отвращение.

Заметив растерянный взгляд возницы, я разглядел перед лошадьми плотную толпу балагуров. Яркие огни высоких факелов заставляли коней нервно ржать и бить копытами о мостовую.

— Действий, действий, действий! — деревянные навершия палок стали издавать барабанную дробь.

Они раззадоривают меня, провоцируя на агрессию. И если я не удержусь, схвачусь за шпагу и утону среди двух десятков комедиантов, меня хорошенько отходят дубинками.

Вот и все представление.

Но я не собирался добровольно угодить в эдакую ловушку.

— Пошли прочь поганые крысы! — стараясь сохранять зыбкое спокойствие, я не спускал глаз с длинноносого. Тот в свою очередь замер как изваяние. Я толкнул в плечо Трипли: — Не спи. Расчисть дорогу.

— Ага, — возница свистнул и щелкнул хлыстом. Лошади отозвались и попятились, стараясь встать на дыбы, но лишь заскользили по влажной мостовой. Огонь показался им страшнее мощных ударов.

— Боитесь посмотреть нам в глаза, синьор?

Возможно мне просто показалось, но буркала злобных артистов стали красными, словно агат.

— Я бы на вашем месте не был столь самоуверенным, — выпалил я.

В ответ мне раздался довольный смех, и огненные клубки лассо разрезали воздух. Двое артистов подожгли шары. Их пои взмыли ввысь разделив темноту на множество ярких границ. Представление сопровождалось настоящим улюлюканьем и свистом. Совсем неподалеку показались несколько стражей. Я видел, как они с недоверием уставились на комедиантов и собирались подойти к нам. Но предводитель смутьянов, внезапно заорал:

— Карнавал, Вива карнавалэ! Вива!

Не могу передать словами то отчаянье, что охватило в тот момент мое сердце. На лице стражей появились улыбки и они, приветственно махнув рукой, стали стремительно удаляться, унося с собой призрачную надежду на спасение.

Когда я перевел взгляд на возницу, Трипли понял все без слов: его хозяин не знает, как выбраться из огненного кольца.

— Паникуете, синьор? И правильно делаете! Скоро ваше время закончится, и город не будет принадлежать масочникам! Слышите?! Не будет! — голос предводителя артистов прозвучал как приговор.

Но меня в ту минуту меня интересовали исключительно реальные угрозы — металлические шипы на деревянных дубинках выглядели очень опасно.

— Последний раз прошу вас освободить мне путь и не чинить препятствий. — Я указал пальцем на дорогу, словно полководец, готовящийся к штурму.

Тем временем огненная преграда достигла ширины дороги. Карета качнулась, и мне ничего не оставалось, как спрыгнуть на мостовую.

— Сорвите с него Лик! Покажите его уродскую физиономию!

Молниеносный приказ предводителя заставил артистов сорваться с места. Шут, прикрепленный к навершею посоха, дернул головой, обнажив огромные зубы, колокольчики на его колпаке отозвались дребезжащей квинтой.

Удар у артиста вышел корявый похожий на отмашку от давно надоевшего собеседника. Увернувшись, я оттолкнул его, ощущая с какой невероятной силой меня затягивает эйфория схватки. Запрыгнув на подножку, я ударил ногой одного из нападавших. Трипли тоже не мешкал: кнут возницы опустился на спину другого артиста. Тот взвыл, выгнувшись дугой.

— Гони! — на последнем издыхании рявкнул я, но было поздно, Веселящиеся балагуры подхватили лошадей под уздцы.

Проведенье! Я уже готовился принять неотвратимый удар судьбы, когда сам Безликий услышал мои молитвы.

Сначала на мостовой возникли продолговатые тени и мир, растворившийся в сером полумраке, внезапно расцвел прекрасным цветком, осветив огромную часть улицу. Огонь пои померк. По сравнению с ярким заревом поглотившим небо он выглядел неубедительно.

За громкими криками нападавших, я едва услышал взрывы сотни хлопушек.

Гонимые страхом лошади не замечая окружившего их пламени осоловели. Жуткий рев, смещавшийся с десятком голосов и раскатами приближающегося веселья, вырвал меня из удушающей петли опасности. Расчищая себе путь, животные встали на дыбы, ударяя копытами тех, кто не успел отойти в сторону.

— Давай, Трипли!

Мои слова утонули, так и не достигнув возницы. Но и без моих криков он знал что делать. Через пару ударов сердца мы уже были почти в недосягаемости. Улучив момент, я обернулся, как раз в ту секунду, когда новый букет салюта разорвал ночной полумрак. Словно лев, вырвавшийся из клетки, я с наслаждением взирал на поверженных, так и не сумевших укротить мой животный нрав.

Глава этой своры дьявольских весельчаков, вскочив на ноги, провожал меня ненавистным взглядом. Белая, безликая маска с длинным носом лежала на земле. Я поднял взгляд и вздрогнул. Лицо артиста было покрыто сотней рваных ран разделенных глубокими черными рытвинами толи швов, толи запекшейся крови. Его глаза поразили меня не меньше: в коконе света они показались черней угля. Обладатель уродливого обличия был как две капли воды похож на свою бумажную оболочку.

Возможно, я преувеличил, но ничего более ужасного в своей жизни мне видеть не приходилось.

* * *

Остановившись в полушаге от высокой резной двери, я замер, повернул голову и уткнулся в собственное отражение. Огромное, в золотой оправе, зеркало возвратило меня обратно в реальность, заставив вчерашний день окончательно отступить. Поправив Лик, я еще раз коснулся шрама, который обжог лицо не хуже кипятка и постарался забыть недавние неприятности.

Но не получилось. Мой Лик мешал, жег кожу, вынуждая избавиться от символа власти. Поддавшись неведомой силе, я потянулся к заклепкам и дернул мучительную пелену на себя.

Вместо моего привычного лица, похожего на склеенные черепицы (непомерная плата за власть) на меня взирал отвратительный уродец с длинным клювом-носом.

Отступив, я почувствовал, как на лбу выступила испарина — отражение продолжало стоять на месте. Черная одежда, словно ряса проводников-церковников еще больше приковывала взгляд к артисту. Он словно дьявол воплоти уставился на меня из потустороннего мира, пожирая своим пустым пристальным взглядом.

— Чего ты хочешь?

Он не ответил.

— Уходи!

Опять тишина.

— Демон! Пошел прочь!

В следующую секунду морок растворился не оставив после себя и следа. Зеркало было пустым, отражая лишь вытянутое окно и часть внутреннего двора.

Закрыв глаза, я медленно сполз по стене. На моем лице застыла едва заметная улыбка сошедшего с ума безумца.

Даже во времена безмерных балов и карнавалов мне не доводилось видеть призраков из табакерки. А тут такое...

Упорно отгоняя от себя мысли о внезапном помешательстве, я тут же успокоил себя. Пересыщенный событиями вчерашний вечер мог сыграть со мной весьма злую шутку, оживив недавнее воспоминание. По-другому быть просто не могло. Призраки, оборотни и прочая бесовщина была не для меня. Пусть подобными глупостями пугают кого угодно, но только не потомка старейшего рода дель Пьяра.

Я никогда не был приверженцем Проводников и слабо верил в установленные ими каноны. Борьба с неверными, изгнание зла из лона святой земли, соблюдение законов Безликого — для меня все это было пустым звуком. И даже когда на площади жгли пойманных ведьм, мне было плевать. Даже в масштабах нашего огромного королевства, все потуги церкви выглядели всего лишь как плохо отрепетированная пьеса, актеры которой пытаются собрать на свои нужды максимальное количество гонорара.

Пытаясь окончательно избавиться от приступов страха, я заглянул в зеркало и, удостоверившись, что призрак артиста ушел безвозвратно, зашел в зал.

Мой род и вправду был одним из древнейших. Отец рассказывал, что наш далекий предок входил в число тех семи, кто установил для дворян незыблемое правило Лика. Я лично видел этот старый пожелтевший от времени манускрипт в королевском хранилище. Триста лет пролетели как один день, а имя моего предка навеки сохранилось в памяти — один из семи основателей новой династии.

Я довольно часто слышал эту историю и не переставал удивляться мудрости данного решения.

Причиной всему стал обман. Один из великих семей маркиз ди Турассо частенько выбирался в свою вотчину, желая послушать, что о нем говорит народ. Облачаясь в лохмотья, он смешивался с простолюдинами, собирая всевозможные сплетни и слухи о себе. И только после этого маркиз принимал важные решения, считая их истинно справедливыми и отвечающими требованию его верных подданных. Так было до того самого дня, пока ди Турассо не повстречал похожего на него как две капли воды человека. Дальше существует много версий происшедшего, но все они сводятся к одному — простолюдин стал управлять землями маркиза, выдав себя за потомка высокого рода.

Раскрытый обман вызвал в королевстве настоящую волну возмущений. Дворяне, пугаясь собственной тени, стали сторониться случайных встреч и в каждом встречном синьоре пытались выявить подмену. Но это было только начало. Следом за дворянами взбунтовались и простые смертные. Теперь каждый второй простолюдин считал, что не отличается от своего господина: ни внешностью, ни умом, ни чем иным и способен не хуже чем тот управляться с государственными делами. Второе, оказалось гораздо опаснее пустых подозрений высокородных. Мятежи возникали повсеместно и вскоре, даже армия не могла справиться с всенародной жаждой власти. Вековые устои рушились как карточный домик, грозясь превратиться в самую крупную в истории междоусобицу.

Его величество Лютте II экстренно собрал совет семи, где мой предок со своими соратниками и приняли решения отныне провести строгую границу между дворянами и простыми смертными, выбрав за основу маску. Слуга не должен видеть лицо господина. Он обязан лицезреть лишь прекрасный образ, поклоняясь синьору как высшему и не допускать помыслов занять его место.

Существовало еще множество причин, но основной были выбраны именно эти. Но как сделать данное разделение непреодолимей Халских гор? Как заставить челядь навсегда позабыть о жажде власти?

И выход нашелся.

Уж не знаю, какую именно плату потребовали церковники, но секрет граничного помазанья навсегда разделил нас, создав между аристократами и челядью, непреодолимую преграду. Но только четкое исполнение всех требований гарантировало нам полнейшую безопасность от рьяных посягательств грязнолицых.

В младенчестве, в возрасте года, пройдя обряд помазанья небесной водой мы получали в дар от Безликого нашу первую маску. И с тех пор снимали ее лишь для того, чтобы поменять ее на другую, более подходящую к костюму или уместную в данном обществе. А если кто-то из грязнолицых пытался примерить знак власти на себя, то Лик откликался жгучей болью и с легкостью мог сжечь кожу простолюдина.

Сами же Лики делали из особой кожи, принадлежащей гордым ланям Табурам, водившимся в южных степях королевства. Маскодельцы обычно находились под неусыпным оком Разоблачителей и жили в закрытых городках или поселках. Так что как ни крути, а мы предусмотрели любой неблагоприятный для себя вариант и обезопасились со всех сторон.

С тех самых пор аристократы навсегда избавили себя от опасности совершить ошибку, которая погубила маркиза ди Турассо...

Замерев возле парадных Ликов, я остановил свой выбор на самом темном: золотые линии и летящие метеориты сливаясь в единую бледно-голубую туманность выглядели весьма загадочно. Великолепие рисунка подчеркивали два десятка крохотных сапфиров. Подарок отца на мое совершеннолетие никогда не оставлял меня равнодушным. Идеально подобранный размер, изящная окантовка, манящее и завораживающее украшение — в моей коллекции ей не было равных.

Поменяв образ, я стал более вдумчивым, таинственным, внутренне ощущая как холод моего нового занавеса, растекается по телу. Так бывало почти всегда. Скрывая лицо за Ликом, я перенимал частичку ее внешнего рисунка, подстраивая собственное настроение под внешнюю оболочку.

Стук за спиной заставил меня отвлечься.

— Синьор, к вам посетитель...

Голос слуги был встревоженным.

— Кто там еще, Пабло? — я раздраженно повернулся.

— Граф Рибоза собственной персоной, синьор. Он немного раздражен, а если быть честным, то разъярен, словно татинский бык. Мне едва удалось удержать его на лестнице и дождаться пока я доложу вам...

— Вот как? Очень даже интересно.

На самом деле моя надменность была более чем наигранной. Встречаться с главой тайной службы мне совсем не улыбалось. И хотя я понимал, что этого разговора не избежать, будь моя воля, я с удовольствием перенес бы его на пару недель. Только в моем случае вряд ли получится диктовать условия.

— Хорошо, — приняв решение, ответил я.

— Хорошо, звать... или хорошо, выгнать взашей, — уточнил Пабло.

Я едва успел погрозить слуге кулаком, когда он выскочил в коридор. Порой Пабло просто не мог удержаться, чтобы не подловить собственного господина на недосказанности фраз. Вначале я ругался, а потом смирился, понимая, что исправить эту шельму я не в силах.